Светлана Полякова - И улыбнется счастье…

Виолетта получила долгожданный выходной и теперь, покормив Любку завтраком, блаженствовала. Забравшись с ногами на диван, она читала толстенный том Джойса. «И как его читала Аська?» — удивлялась Виолетта. В принципе книга была бы даже интересной, если бы не необходимость постоянно заглядывать в словарь, поскольку Джойс столько понапихал всяких непонятностей из мифологии, что Виолетта в конце концов устала.

Отложив книгу в сторону, она посмотрела на свою тихую сестру, и снова на ум пришло сравнение с ребенком. Любка сидела как обычно — с полной отрешенностью в глазах и грустной улыбкой. Что она все-таки видит в такие минуты? — спрашивала себя Виолетта. И сама же отвечала — Карло. Может быть, они каким-то загадочным образом встречаются мысленно. Скажем, на Луне. Как в одном его стихотворении — «Лунный заяц давно уже сплел паутины из наших страданий». Они ведь оба инвалиды. Дети, обиженные судьбой. Кому же встречаться под сенью лунного дуба, как не им…

Виолетте Любка совсем не казалась инвалидом. Наоборот, всматриваясь в тонкие черты Любкиного лица, Виолетта удивлялась ее красоте. Особенной красоте. Отстраненной и одновременно гордой. Иногда Любкины светлые глаза вспыхивали странным огнем, как будто она видела что-то такое, чего, как ни старалась, не могла увидеть сама Виолетта.

В такие минуты ей становилось не по себе, и Виолетта пряталась. Желание заглянуть туда, куда так настойчиво убегала из этого мира ее сестра, было столь велико, почти непереносимо — и опасно. Для этого надо было стать такой же, как Любка. Быть изгнанной из мира здоровых людей. Но на это Виолетта права не имела. Кто же тогда будет содержать их обеих?

— Я просто схожу с ума и при этом получаю от этого удовольствие, — пробормотала Виолетта.

В дверь позвонили. Она нехотя поднялась, потому что на ум почему-то немедленно пришла тетя Катя с ее вечными стонами о грехах родителей, за которые платят дети, и со своим назойливым стремлением загнать их с Любкой в свою кретинскую секту.

— Почему она к нам пристает? — пробормотала Виолетта. — Ответь, Любка, почему нас все не оставят в покое?

«Чувство вины, — ответила она сама себе. — Чувство вины, в которой они не желают себе признаться.

Это ведь ее брат сделал Любку такой. И меня тоже. И этот Леня. Он тоже стоял с бегающими глазами. Хотя при чем тут был он? Что он мог исправить в этом поганом мире, где талант никому не нужен?»

Она открыла дверь, уже готовая к Катиным стенаниям. И — выдохнула с облегчением. На пороге стояла Аська с котенком в руках. А из-за ее спины виднелась габаритная фигура верного Клауса.

— Привет, — бросила с порога Аська. — Мы решили прогулять сегодняшние лекции. День все равно выдался бестолковым. А Фрине скучно. Вот мы и пошли в гости. Правда, мы похожи на благополучную семью? Муж, жена и маленький ушастый серенький ребенок. Возьми — Она протянула Виолетте кота.

Виолетта прижала к себе общего любимца. У Фрини были умные, немного удивленные глаза. Он как будто до сих пор ожидал от судьбы подвоха, не доверяя ей. Да, сейчас все хорошо. Его любят. Но нет гарантий что снова не появится большой и тяжелый ботинок, всегда готовый ударить.

— Успокойся, малыш, мы никогда не дадим тебя в обиду, — прижимая к себе котенка, пообещала Виолетта.

И обернулась.

Любка смотрела на кота, немного подавшись вперед.

Ее губы шевелились слегка, и, хотя с них по-прежнему не слетело ни звука, Виолетта поняла ее.

— Можно, я дам его на минуту Любке?

— Конечно, — кивнула Аська.

Виолетта посадила кота на Любкины колени. Сначала та немного испугалась и даже вздрогнула.

— Может, не надо? — спросил Клаус.

— Нет, — покачала головой Виолетта. — Она хотела. Сейчас она к нему привыкнет. И перестанет бояться. Тебя она тоже боялась вначале, а потом привыкла. Она просто ожидает подвоха сначала от любого живого существа, которое ей незнакомо.

— Совсем как Фринька, — грустно усмехнулась Аська.

— Поэтому они обязательно должны найти общий язык, — кивнула Виолетта.

Рука Любки осторожно приподнялась и повисла в воздухе в сантиметре от Фрининой головы. Тот сидел терпеливо, глядя прямо в Любкины глаза. А та смотрела на него не отрываясь, по-прежнему тихонько шевеля губами. Виолетта была готова поклясться — кот понимал ее сестру куда лучше, чем они. Он вдруг сам потерся о ее руку головой и доверчиво заурчал.

Любка сначала опешила от такой вольности, но потом несмело погладила кота одним пальчиком и — улыбнулась.

От этой ее слабенькой улыбки Виолеттино сердце забилось с такой силой, что она побоялась, что сейчас умрет от радости. От радости ведь тоже умирают. Это к горю да неприятностям человек рано или поздно привыкает, а радости в жизни так мало.

— Она улыбается? — спросила шепотом, все еще не веря своим глазам.

— Да, — сказала Аська, и Виолетте показалось, что Аська плачет. Она обернулась. У Аськи и в самом деле на ресницах блестели слезинки, да и Клаус выглядел растроганным.

Они смотрели на Любку, все еще боясь поверить только что увиденному. Но Любка сидела, улыбалась и гладила серого кота.

«Вот тебе и обычный день, — сказала себе Виолетта. — Вроде бы самый обычный, а ваг случилось чудо. Пусть и маленькое, но чудо».

Виолетта еще не ведала, что это не последнее чудо сегодняшнего дня…

Поезд подходил к Саратову.

Митя сидел у окна. Иногда, отрываясь от толстого журнала, он смотрел за окно — пейзажи были серыми, деревья чахлыми. Город и его окрестности были явно измучены сорокаградусной жарой и отсутствием дождя.

— Тебе нравится? — с замиранием сердца спрашивала его то и дело Алена.

Она странным образом преобразилась. Ее глаза сияли такой искренней детской радостью, что Мите иногда казалось, что Алену чудесным образом подменили. Еще вчера в вагон садилась этакая светская львица со скучающим лицом, а сейчас перед Митей сидела обычная девчонка из провинции, которая волновалась и радовалась в предвкушении близкой встречи с родными пенатами и подружкой детства.

— Нравится, — покривил Митя душой. На самом деле пока ничего особенного он не видел. Может быть, когда они окажутся на Волге, он поймет всю прелесть этого города, про который Алена прожужжала ему все уши. Пока же — обычный для средней полосы унылый пейзаж.

Наконец они въехали в черту города и долго-долго катили по пыльным окрестностям, мимо точь-в-точь таких же домов, как в Москве, гаражей да серых заводов.

— Ура… — прошептала Алена. — Наконец-то.

В ее глазах сверкали слезы, и Митя на минуту устыдился — надо же, мажорка Алена искренне любит город детства, а он, Митя, гордый еще вчера тем, что начисто лишен кастовых предрассудков, сейчас выглядит куда хуже, чем Алена. Высокомерно рассматривает этот городишко, сравнивая его то с Москвой, то вообще с Лос-Анджелесом.