Светлана Полякова - И улыбнется счастье…

Она с тоской смотрела на Аленино худое и длинное лицо с немного вытянутым подбородком, на ее пухлые губы, непонятно как поместившиеся на этом лице и оттого казавшиеся еще толще и больше, на ее слегка раскосые, восточные глаза и думала: «Господи, ну открой мне секрет, отчего тебе так приглянулась она? И чем же тебе так не понравились мы с Любкой?»

— Да выпусти ты кота на минутку! — Тетя Катя уже не могла сдерживать раздражения.

Любка сидела с блаженной улыбкой на лице, поглаживая серого заморыша.

— Ладно, Бог с тобой, гладь, Любушка… — тут же устыдилась она минуты раздражения.

Бог учит терпению. Да и тетя Катя жила с комплексом вины перед этими светловолосыми девочками.

За своего братца, черт… Ох, простите! Она быстро наклонила голову в белой косынке и прошелестела губами новое обращение к Господу. Пастор говорил, что нельзя допускать в душу раздражение. Даже на своего брата. Погряз он в грехе тоже от того, что слова тети Кати не доходили до его ушей. Значит, слова были малоубедительными.

Она наложила в тарелку кашу и попыталась снова покормить Любку, но та что-то жалобно замычала и отстранилась, продолжая гладить зверюшку.

— Хоть мычать начала, — вздохнула тетя Катя. — А то сидела как столб, и никакой реакции…

В дверь позвонили.

Тетя Катя вздрогнула. Иногда появлялся ее беспутный братец, дочек проведать, и тогда начинались неприятные моменты. Тетя Катя забывала про смирение и кротость и даже один раз подралась с вечно пьяным братом, поскольку после его визитов Любкино состояние резко ухудшалось. Так что дверь открывать она не спешила, на всякий случай вооружилась газовым баллончиком, подаренным ей сестрой во Христе из Америки. Не то чтобы в ее планы входило этакое зверство по отношению к собственному брату, а больше для острастки.

Она осторожно приоткрыла дверь и удивилась. На пороге стоял холеный господин, которого она сроду не видела у девочек в доме. «Наверное, ошибся дверью», — решила она. Уж больно этот господин с его благополучием не вязался с здешней нищетой.

Господин улыбнулся приветливо и спросил:

— Здравствуйте. А Виолетта Журавлева здесь проживает?

— Тут, — кивнула тетя Катя.

В ее голове тут же пронеслась мысль, что это и есть их избавление. «Молодец, Виолетточка, хорошего парня нашла. Решит все проблемы — может, и на врачей для Любушки денег найдут».

Потом, правда, появилось нехорошее подозрение, что это было бы слишком хорошо. С чего это тете Кате взбрело в голову, что сей господин в дорогих ботинках всенепременно жених? А если Виолетта что-то у него позаимствовала? Кто ее знает…

Она снова преисполнилась осторожности.

— Меня зовут Леонид, — представился господин. — Виолетта дома?

— Нет, — коротко ответила тетя Катя, продолжая безуспешные попытки понять происходящее и угадать намерения визитера.

— Жалко, — искренне огорчился господин. — Она мне очень нужна.

— К ней подружка приехала, — сказала тетя Катя.

— Значит, ждать ее бессмысленно?

— Да кто ее знает… Они с Ленкой не больно любят друг дружку. Может, скоро объявится…

Леонид ничего не понял из тети Катиных объяснений, кроме одного — подождать стоит.

— Да вы пройдите, может, вам и повезет…

Тетя Катя посторонилась, пропуская гостя в квартиру.

— В комнату пройдите…

Он послушно прошел в комнату и замер на пороге.

— Здравствуйте, — пробормотал он, отчаянно смущаясь.

Девушка с серым котом никак на него не отреагировала, продолжая таинственно улыбаться и гладить своего любимца, уютно расположившегося на ее коленях.

У Леонида перехватило дыхание. У нее были тонкие черты лица и светлые волосы, собранные на затылке в пучок, что придавало ей сходство с какой-нибудь ундиной. Девушка сидела, освещенная солнечными лучами, и Леониду на минуту почудилось, что это не солнце — это нимб, солнечное свечение души.

Где-то в глубине еще не сдался разум, взывая к Лениному здравому смыслу. «Она же инвалид! Ты видишь? Она больна…» Но разум говорил все тише, почти уже шептал, а Леня не вслушивался в его доводы. Он стоял, пораженный этой беззащитной хрупкой красотой, и ему хотелось, чтобы она сказала ему что-нибудь. «Наверняка ее голос звучит как сотня колокольчиков».

В доме, где жила ундина, пахло нищетой и горем. От этого Ленино сердце еще сильнее сжалось, и он понял — для Виолетты и этой странной девушки он сделает все. Все. Лишь бы выгнать из их дома этот ужасный затхлый запах…

Ася почувствовала, что Митя смотрит на нее странно. Она даже немного испугалась, не потому, что никто на нее никогда так не смотрел. Нет, не поэтому…

Дело было совсем в другом. В Асином ответе на этот его взгляд: ей это понравилось. Обычно она в такие моменты пряталась в панцирь, как черепашка, и старалась отвернуться в сторону. Но не теперь…

Ася испытала такую боль, что на секунду даже задохнулась — от обиды, от этой самой боли, от невозможности изменить происходящее. «Как все это жестоко, — подумала она. — Как жестоко…»

Она всегда ждала чего-то подобного, думая об этом как о счастье. Она боялась дать своим чувствам название, потому что это означало бы признание свершившегося факта, и тогда Асе некуда было бы сбежать.

«Надо просто выкинуть этот бред из головы», — решила она.

— Хотите чаю? Или кофе? — спросила Аська, и ее голос впервые почему-то отказывался слушаться. Ей показалось, что он стал хриплым и неприятным. «И хорошо, — сердито подумала она, избегая Митиного взгляда. — Очень хорошо. Пусть думает, что у меня всегда такой голос».

На душе стало совсем гадко.

— Кофе, кофе, — детским голоском прощебетала, кокетничая, Алена и положила свою руку на Митину, точно заподозрила что-то неладное и в данный момент показывала всем своим видом, что Митя — ее собственность.

Отчего-то Асе тут же вспомнились строчки из давно прочитанного романа: «Оставь чужое — нечисто оно». Она даже рассмеялась, так все это смешно выглядело, и смех помог, придав происходящему ироническую окраску.

— Я тебе помогу, — вскочил Клаус, и Аська благодарно ему улыбнулась.

«Три у меня в этой жизни помощника, — подумала она. — Три палочки-выручалочки: Клаус, Ветка и мой смех». И тут же с горечью подумала: ну почему она не может влюбиться в Клауса? Чем он хуже этого Мити? Что ее вечно тянет неизвестно куда, как мотылька на огонек?

Она вышла на кухню, поставила чайник, перебарывая в себе непреодолимое желание тут же вернуться в комнату, чтобы снова встретиться с Митиным взглядом.

И еще она испытала новое, странное и неприятное, чувство, которому боялась дать определение: ей было ужасно неприятно, что Митя остался там, с Аленой, и они явно счастливы вдвоем.

Правда, там осталась еще и Виолетта…