Светлана Полякова - И улыбнется счастье…

— Ради Бога, простите… Вы так похожи на мою любимую певицу…

Дама удалялась, изредка оборачиваясь, все еще надеясь, что это все-таки Виолетта.

— Знаешь, Ленка, — задумчиво проговорила Виолетта, выпуская дым и следя за его продвижением к небесам, — если бы мне десять лет назад сказали, что я стану любимицей вот таких «дамочек в цветочек», я бы сразу отправилась назад, на свое рыбное место…

Чертовщина получается. Я-то мнила себя рок-певицей. Взрывающей устои, повергающей в прах… А вместо этого попсовая кретинка с легким и почти незаметным налетом харизматического прононса. Тьфу, пропасть! Даже в парке не погуляешь, так я дорога сердцу среднестатистического обывателя!

— Я так думаю, ты и про меня предположить не могла, — усмехнулась Алена. — Что мы с тобой будем сидеть на лавке в парке, пить пиво и говорить по, душам, как столетние подруги… И ты будешь называть меня Ленкой. Мир изменился…

— Нет, не мир. Это мы стали другими. И я не знаю, радоваться этому или наоборот…

Они глотнули пива, синхронно, задумчиво глядя вдаль. На детской площадке раздавались детские голоса. Точно там были они, двадцатипятилетней давности… Стало даже немного полегче из-за этих детских криков, смеха и щенячьей радости.

— Всегда есть шанс вернуться, — заговорила первой Алена. — Ты можешь петь то, что хочешь. Например, те песенки на стихи Карло Гонсало, которые ты так неплохо пела в юности. Ты никогда не думала об этом?

— Думала, — кивнула Виолетта. — Только потом сразу представляла последствия… Я с этими песенками по миру пойду. И ладно бы я одна отправилась с сумой, так еще и Аську придется прихватить. В этом антураже, который нам был искусственно навязан, правят денежки. Баксики, шмаксики… Чем дальше, тем ощутимее невозможность предъявлять претензии… Мы затянуты в мамоново болото уже по уши. Так что ничего не остается иного, как только развлекать дам из бомонда, давая им иллюзию, что у них присутствует интеллект.

Прости, не хотела тебя обидеть…

— Да ладно! — рассмеялась Алена. — Если быть честной, мне самой порядком надоело в этом бомонде… Ничего интересного. Даже выпендриваться перед ними уже прискучило… Раньше я их хотя бы шокировала, а теперь… В нашем бомонде столько голубо-розовых, что мои выходки просто детские шалости. Может, удалимся в пустынь?

— Нас не возьмут с тобой в пустынь, — сказала Виолетта. — Слишком уж люди мы с тобой, Ленка, публичные. Аську вот запросто, потому что у нее душа была чистая… А нас и близко не пустят. Мы отравленные…

— Ладно, тогда останемся взрывать это болото изнутри, — вынуждена была согласиться уже собравшаяся было в монашество Алена. — Придумаем совместную акцию — и ударим по этому духовному бездорожью веселым автопробегом!

— Давай все-таки сначала отыщем Аську, — предложила Виолетта. — Для этого подобьем наши находки и потери…

— Давай, — развела Алена руками. — Только у нас с тобой пока полный апсайдаун… Света в Испании. Где Аська — ведомо лишь Богу и, как я надеюсь, Клаусу. Получается, надо его найти.

— Клаус… Как ты думаешь, как его зовут на самом деле?

— Наверное, Колей.

— Может, и нет. Не обязательно. Иногда это связано просто с ассоциацией. Не с именем. Кличка вообще является иногда случайно. Скажем, кому-то он показался похожим на Санта-Клауса…

— А он и был чем-то на него похож.

— Так что задача у нас не из легких… Ты хотя бы помнишь приблизительно, где он жил?

— Нет. Откуда? С ним ведь дружила Аська…

— Аська с ним познакомилась в рок-клубе. Но это же сто лет назад было!

— Да уж, — кисло улыбнулась Алена. — Со всех сторон посмотреть — мы погрязли в глупой авантюре. Вряд ли наши безумные поиски увенчаются успехом. Может, наймем частного детектива?

— Ну, если мы убедимся, что у нас нет другого выхода… Я не люблю детективов. Они все шантажисты.

— Значит, мы сами должны ими стать.

— Шантажистами?

— Детективами!

Только вот как? Виолетта вдруг поняла, что шансов у них и правда мало. И отчего-то ей стало стыдно. Ведь как же это все подло выглядит! Аська, Аська, их детская подружка, маленький ангел, и Клаус, с которым столько вместе пережито…

Они тогда сбежали, пусть у Виолетты не было другого выхода, ведь она выполнила свое обещание… Не до конца, но…

Лучше об этом не думать.

Надо думать об Аське. И молиться изо всех сил, чтобы Господь послал небольшое чудо. Раз уж он привел их зачем-то назад, в исходное русло той мутной реки, с которого началось ее падение вниз, значит…

— Он поможет.

Это Виолетта сказала вслух, и, как ни странно, ей показалось, что Алена прекрасно поняла, о ком Виолетта говорит.

В то утро Митя проснулся с тайной радостью в сердце. Он и сам удивился этому чувству, обычно он воспринимал грядущий день как очередной шаг к смерти, не более.

А этот день отчего-то показался ему иным. И вроде бы ничем особенным он не отличался: небо было серым, дождливым, и все располагало скорее к сплину. Мелко накрапывал дождь, и тучи затягивали небеса все больше и больше… А Митя первый раз за долгое время ощутил странное тепло в душе, глубоко-глубоко внутри.

Точно именно сегодня день станет не шагом к смерти, а шагом к Аське. Шагом к любви.

Он поднялся с кровати легко, одним прыжком, торопясь войти в этот день. Часы показывали половину шестого утра, и это значило, что Мите подарено время на чашку кофе, сигарету и размышления. Обычно этого времени оставалось мало, надо было спешить на работу. Впрочем, Митю это не тяготило. Он быстро привык к окружающей грубости и даже научился различать в каждом собрате по бригаде за грубоватым обличьем своего Билла. Да и сам Митя очень скоро снискал уважение, к нему перестали относиться как к мажорскому мальчику, из каприза подавшемуся в простые рабочие.

Крепкий кофе заставил его проснуться окончательно — теперь смутные воспоминания о снах окончательно ушли, уступив место будничности происходящего. Только то теплое чувство в груди осталось там, и он знал, как его зовут, это чувство.

«Может быть, она так меня зовет?» — подумал он уже в автобусе. Может быть, это просто прикосновение — ее теплое дыхание коснулось его, подарив душе радость?

Автобус уже подъехал, Митя вышел.

Быстро прошел вдоль длинного забора, думая по-прежнему о своем. Толкнул массивную дверь.

— Митя, — позвал его тонкий девичий голосок.

Он обернулся «Боже!» — чуть не вырвался у него досадливый стон. Он знал, что Катюха вечно сторожит его у входа. Первая любовь, куда денешься? Но — Митя вдруг это осознал — как неудобно быть адресатом этого первого и, увы, безответного чувства.

Катюхе было девятнадцать лет. Маленькая, хрупкая, с большими глазами — она напоминала ему иногда Аську, и тогда он поневоле смотрел на нее дольше обычного, отчего Катенькина душа трепетала надеждой и неслась к нему, подобно бабочке, чтобы погибнуть от яркого света… В такие моменты Митя отчаянно ругал себя — зачем давать этому ребенку ненужную надежду? Он и рад был бы забыть Аську, да не мог… В ушах все еще стояли ее последние слова: «Никогда не ищи меня, Митя Я сама найду тебя, если боль пройдет…»