Надежда Михайловна - Нужным быть кому-то (СИ)

В первый свой приезд Лёха дотошно облазил и осмотрел всё, потом, убедившись, что дед не бледнеет и чувствует себя почти нормально, успокоился. Сидел с дедом и рассказывал ему все новости, пока Палыч и Валя бродили по окрестностям.

— Дед, там у Саньки Вершкова теперь отец есть. Он звонил мне, радостный такой. Он скоро не Вершков, а Горшков станет.

Дед встрепенулся:

— Горшков? Как хорошо! Рад за них! Ты что, это же тот Горшков, которого Марь Иванна любит кормить!

— А, тогда клёво, он мужик хороший, хотя и тоже как ты, каменный!

— Я же стал не каменным, и он от Саньки твоего тоже размякнет!

— Дед, чё скажу-то… У Варюшки жених есть!

— Да ладно, это несерьезно!

— У него всё серьезно — это же Тимошка, сибирский медведище, он как Шишкины: сказал — сделал! Меня просил приглядывать за ней, пока он там, в Сибири.

Иван хохотал от души:

— А что, Лёш, с Шишкиными породниться очень даже замечательно! А Варюша что?

— Хихикает и дразнится!

Дед опять сильно смеялся:

— Подрастут, может, и смотреть друг на друга не захотят!

— А дядя Миша нас гоняе-е-ет, но и сказал, что толк из почти всех будет. Тимоху только ругает, что неповоротливый, а Витька из Аксёновки на неделю отстранил, сказал, что бороться надо честно, когда учишься. Одно дело в драке, а со своими надо честно, без недозволенных приемов. Очень, дед, нравится, я, пожалуй, в секцию запишусь, а летом дядь Миша опять поучит, у него такие приемчики — закачаешься. Ванюшка и дядь Коля против него не выстояли.

Рассказал подробно про визит в школу, Игнатьич слушал и радовался, что у его внуков лето получилось «обалденное», выражаясь Лёшкиными словами.

— Жалко, скоро кончится, все разъедутся, но, дед, зимой будем сюда приезжать? Ты обещал!

— Обязательно, Леш, за осень, если не выдастся дождливой, дом перестроим, бригаду я уже нашел подходящую. Как только мы уедем в Москву, они тут же начнут заниматься домом, Егор будет постоянно наезжать, и мы приезжать будем.

— Клёво! Я, дед, точно, по деревне буду очень скучать и по моим всем друзьям! Пробыли с дедом до вечера, расстались успокоенные — и Иван, и Лёшка. У Ивана душа успокоилась, что внуки без него не киснут, а у Лёхи, что дед не лежит, а бодрячком, как сказал Палыч.

Неделя проскочила быстро, в пятницу приехали Вершковы-Горшковы. И тут всех удивил Верный. Очень серьезный и не любящий шум и суету, пёс летом старался отлёживаться где-нибудь в кустах или в недальнем лесочке, появлялся только поесть и утром, по заре. Когда баба Таня выгоняла корову, неизменно появлялся. — Отмечаться приходил! — говорила баба Таня.

Горшковы приехали всей семьей, пока взрослые знакомились и обустраивались, Лёха, взяв Саньку, повел его знакомиться с Шишкиными и Валей.

Санька удивлялся всему — нюхал цветочки, восторженно смотрел на куриц и гусей, корова его просто ошеломила, он замерев смотрел на неё.

— Сань, не бойся!

— Я не боюсь, она хорошая, но какая большая, на картинке-то маленькая!

И тут из кустов вылез Верный, прямиком направившись к Саньке.

— Ой, собачка! Собачка, собачка иди ко мне! — бесстрашно позвал Санька.

Верный неспешно обнюхал его, потом положил свою морду ему на плечо, выдохнул ему в ухо и лизнул изумленную моську. Санька, восторженно завопив, обхватил его за шею, пес же опять лизнул его своим немаленьким языком.

— Чудо какое! — Ахнула баба Таня, — я такого и не видывала!

А Санька с Верным все обнимались, пёс лег, Санька забрался на него и, держась за шею, заливисто смеялся.

Настороженно замершие, уже подошедшие к калитке Горшков и Марина, выдохнули.

Баба Таня, шустро познакомившаяся с ними, изумленно сказала:

— И не припомню такого, он ведь до себя только меня и Валюшку допускает, знать, у вашего ребенка очень чистая и добрая душа! Собак-то не обманешь!

И ходил Верный все два дня, что они были в Каменке, за Санькой хвостиком.

Горшков сразу же сошёлся с мужиками, вечером дружно готовили прикорм для рыбы. Пошли рано утром на рыбаловку, как всегда, новичку повезло, у Горшкова улов был больше всех. Шишкины посмеиваясь, говорили, что им в удовольствие вот так посидеть, утро встретить, солнышко заспанное увидеть, а рыба… она и в магазине рыба.

Ленин же пыхтел:

— Вам, обормотам, не стыдно так вот говорить? В магазине… это ж мочалка замороженная!

Утро на речке и впрямь было замечательное, особенно поражала тишина, она давила отвыкшему Горшкову на уши, река еле еле текла, видимо, тоже ещё не проснувшись, другой берег виделся призрачным из-за тумана, скопившегося на речке и в низинах, ветра не было совсем… Солнце, казалось, зависло у края небосвода и раздумывало, выходить или подождать… И в какой-то миг резко рвануло вверх — побелели редкие облака, проснувшийся ветер резво заиграл листвой, птицы, приветствуя новый день и солнышко, распевали во все горло, сразу стало тепло, и туман начал съеживаться…

— Здорово! — выдохнул Саша.

— А я и говорю, что здорово, — откликнулся Ульянов, — поеду, вон, к своим в Москву, ну, три дня могу, а больше никак, заболеваю. В Каменке-то даже и не на речке рассветы удивительные. А рано утром выйдешь на улицу и замираешь, красотища! Все-таки природа — самый лучший художник, ведь ни одного одинакового рассвета, а сколь я их в деревне-то перевидел, не счесть! А к вечеру мы баньку сладим, у нас перво-наперво баня по выходным!

— И шашлычок под коньячок! — добавил Ванюшка.

— Вот, Ванька, человек подумает, что алкаши одни здеся живут!

— А не надо выводы с порога делать! — тут же парировал Иван.

Горшков засмеялся:

— Да я и не собирался никакие выводы с порога делать. Я пока обалдевший от рассвета…

Явились с рыбой рано, в Козыревском доме ещё все спали, одна Марь Иванна уже смоталась за парным молоком.

Горшков выдул в один присест литр и отдуваясь сказал:

— Пойду досыпать!

Подлез к своей ненаглядной, теплой, разоспавшейся Маришке и, вдохнув ставший за неделю привычным, родной запах, тут же отрубился.

Проспал до одиннадцати, проснувшись, сначала не понял, где он, а потом расплылся в улыбке. В доме никого не было, слышно было, как за окном негромко переговариваются Марь Иванна и теперь уже, тёща.

Выйдя на улицу, вдохнул всей грудью какой-то невозможно чистый воздух и спросил обернувшихся к нему женщин:

— А где остальная семья моя?

— А они пошли в заброшенный сад, их Вовка Ленин повел за сливами и яблоками, будем варенье варить, а в зиму-то свойское варенье о как пойдет, — радостно доложила Марь Иванна.

— А мы тут подсобрали всякие ягоды, что остались на кустах, вот переберем и компотов наделаем, — радостно вступила баба Лена.

— И сынок пошел в сад?

Марь Иванна несерьёзно хихикнула: