Надежда Михайловна - Нужным быть кому-то (СИ)

— Сынок твой, Саш, не пошел, а поехал на собаке. Все обсмеялися, Верный не спеша вышагивает, а Санька-наездник сияет чище солнышка!

— Саша, тебя покормить, или своих дождешься?

— Я пока на речку сбегаю!

Сбегая с бугра к Малявке, Горшков как в детстве, на бегу снял с себя футболку и, притормозив на минуточку — скинуть штаны — с разбегу, подняв тучи брызг, ухнул в воду. Поплыл по течению, затем лег на спину и долго лежал так, едва шевеля руками — «ленивый тюлень» всплыло откуда-то в голове, неподалеку всплеснула рыба. «Похоже, за бревно приняли», — улыбнулся Горшков. Река делала небольшой изгиб, и с берегов к воде тянулись ветви плакучей ивы, образовав занавески, сквозь которые проглядывали любопытные лучи солнца. Казалось, как в деревенском доме, через шторки пробивается солнечный свет. Весь такой умиротворенный, Горшков нехотя поплыл назад, а взглянув на бугор, прибавил ходу. С бугра поспешно спускались его самые-самые: Санька бежал с воплями, за ним поспешала Марина с кругом и полотенцами на плече, а в отдалении неспешно, как и полагается большой и серьезной собаке, шагал Верный.

Санька, добежав до песка, аж приплясывал в нетерпении:

— Мамочка, давай скорее круг, папа ждёт же!

Едва Марина надела ему круг, он бесстрашно побежал в воду, смешно загребая руками и ногами, рванулся к Саше.

— Тихо, тихо, — поймал его Горшков, — не спеши. Устанешь быстро!

И опять у Саньки и Саши было море восторга, они плавали, брызгались, играли в «баба сеяла горох», — их счастливый смех и вопли Саньки летели над рекой…

Наплававшаяся Марина сидела на берегу, любовалась своими мужиками и наконец-то начала осознавать, что вот оно, её счастье, барахтается и визжит от восторга в сильных и таких надежных руках за короткое время ставшего таким родным и нужным Сашки. Её давней и, как она считала, безответно-безнадежной, любви.

Горшков умудрился за неделю доказать и уверить её, что она желанна и любима. Вспомнив про такие жаркие ночи, Маришка покраснела. Горшков не только брал, наоборот, больше отдавал, раскрываясь перед ней до самого донышка. И уходила из их душ горечь, оседавшая там годами, оба, нахлебавшись, понимали, что им выпал даже не шанс, а шансище, и старались наверстать упущенное.

Горшков, посадив Саньку на шею, выходил из воды, с хитрецой поглядывая на неё:

— Не обо мне ли задумалась?

— Заметно?

— Мне точно!!

Вытирали восторгающегося на всю округу Саньку, потом мокрого папу вытирал сын, полежали на солнышке, с бугра засвистел Лёха:

— Санька! Айда на велике кататься!

Подхватились, пошли к Ульяновым, дед Вовка смеялся:

— Вот, все старые велики пригодились, надо прокат открывать! — нашлись два взрослых, один у Шишкиных, другой у Ульяновых, и поехали Горшковы смотреть окрестности, Лёха был за экскурсовода. Прокатились недалеко, помня о Санькиных ногах, да и пообедать захотелось. Санька, осоловев после еды, быстро задремал, папа отнес его в комнату.

— Дядь Саш, я что хочу сказать-то…

— Да, Лёш, слушаю.

— На следующий год ребятня в школу пойдёт — мои дети и Санька, вы с дедом подумайте, может их в подготовительный какой-то класс отдать? Они чего-нибудь научатся, а в школе я за ними присматривать буду. Там директриса клёвая, попросим чтобы в один класс их записали. Там и Макс будет этот, как его… на ф… вести, по компам.

— Да, Лёш, обязательно решим, я тоже думал про подготовишек, а с твоими детьми, они вон какие шустрые, и наш сынок бойчее станет!

— Дядь Саш, клёво, что у Саньки теперь ты есть, я когда его первый раз увидел, так жалко его было, сейчас он совсем-совсем другой, он такой классный пацан, только мелкий.

Горшков обнял Лёху за плечи:

— А ведь всё началось-то с тебя, ты у нас как сказочная фея. Нет сказочный фей! Смотри: Валя с Палычем поженились, деревня такая шикарная оказалась, друзей море появилось, дед твой улыбаться стал, у меня вон сколько счастья, Лёх, у тебя, может, волшебник есть в родне?

— Скажешь тоже, просто я к Вале подошел зачем-то, а потом все и получилось. А здорово же, дядь Саш, я в Каменку сильно влюбился, тут так клёво! Ладно, мне на тренировку пора!

— Что за тренировка в деревне?

— Пошли, сам посмотришь!

Поцеловав спящего Саньку и оставив его под присмотром бабы Лены, пошли с Маришкой на поляну и не пожалели.

Во-первых, мальчишки… они действительно старались и рвались выполнять всё как следует, во-вторых, зрители…

Горшков откровенно любовался ими, ухмыляясь на их замечания и реплики.

Особенно ему понравился боевой такой, ехидненький, старенький, но бодрый дедок, который комментировал всё происходящее смешными словечками:

— Так имя!.. Жги, Леха!.. Энтот финт у тебя, Матюха, не пройдёть!.. Мишук, чёй-ито у тебя Тимоха расслабился! Родственник али как, послаблениев не давай!!

— От, — он обернулся к Горшкову, — уедуть по-осени все, скукота зачнется, опять девки, — он кивнул на любопытных старушек, — чаи гонять и серьялы смотреть зачнут, жизня как болото до весны будеть. Эх, доскрипееть бы до её!!

— Ты, Васька, какой год стонешь, про вёсны-те? — отбрила его «девка», — а сам уже девятый десяток разменял.

— А потому-што шевелюся, а не сижу колодою!

Баба Таня шумнула Горшковым:

— Идите-ка сюда. Саша, ты мясо нам прокрути, а мы с Маришкою тесто заведем, Мишук с Валюшкой давно просят чебуреков. Ванюшка с Колькой там шашлыки маринуют, ребятня с Лениным баньку ладят, Калинины за пивом поехали, все при делах.

Дед Вася, как нюхом учуял, после прогляда тренировки, приплелся вместе с Мишкой, давая тому ценные советы. — А то он без твоих советов не знает чё делать, истинный ты репей, Васька!

— Дык скучно мне, ты, вон, за меня не пошла, внуки, сама знаешь, повыросли, им теперь неинтересно здеся, — поникнув, ответил дед.

— Ну, сколь девок, холостёжи в деревне, давно б оженился!

— Я может, Танька, первее Никифора тебя углядел, да вот не было у меня мотоциклета, да!

— И ты столь годов молчал? Да я может и не стала на Никифора смотреть, ты ж орел был, один чуб чего стоил!.

— Дед поскреб лысину:

— А и не поверишь, что чуб был!

— Это от чужих подушек, дед, лысина-то появилась! — шумнул Колька.

— Анчутка ты как есть, Коль, я ить наивернейший был своей Марфе!

— Ну да, ну да, а Нюшка Симонова? Чёй-то её Иван с тобой одно лицо? — Язва ты, Танька, Так и норовишь укусить!

Горшков, прокручивая мясо, улыбался:

— Забавные какие тут жители!

— Это ты, милок, на Танькином дне не был, вот уж отрывалися когда! Тань, чебуреки что-ли ладишь?

— Да оставайся, оставайся, ты смолоду прилипчивый был.

— Это потому што уж больно хороша твоя стряпня. У меня самогоновка имеется, принесть?

— Ну тебя, дед, с твоей самогоновкой, оставь на зиму себе для сугреву, а мы вон, пивка. — Ответил Ванюшка.