Надежда Михайловна - Нужным быть кому-то (СИ)

Сольева с хитринкой поглядывала на Марину, после осмотра вызвала медсестру, чтобы та отвела Саньку в игровую, а сама, построжев, сказала Марине:

— Ну что, Марина Николаевна, вы сделали невозможное, ваш ребенок практически здоров, но массажи продолжать обязательно! У вас ещё два дня, я распоряжусь, наши массажисты покажут вам новые наработки, я знаю, что вы на дому сама ему ножки массажировали?

— Да, не было возможности нанимать кого-то, поучилась у знакомого слепого массажиста азам. А потом потихоньку и ваши разработки начала осваивать, не все, но основное умею!

Сольева порекомендовала витамины, таблетки, дала распечатки по массажу и еде, сказала, что каждые полгода должны приезжать в клинику на профосмотр и реабилитацию.

Растроганная Марина долго благодарила Эллину Арвидовну, та, улыбнувшись, сказала:

— Александра Сергеевича благодарите! Если б он не поймал меня, когда я запнулась, то не было бы этой консультации и полного обследования! Да, и если будет возможность, надо бы мальчика на море свозить. Для семи лет он мелковат, но уверяю Вас, при условии, что начнет хорошо кушать, он пойдет в рост и догонит сверстников. Хороший у Вас мальчик, славный и добрый!

Выйдя из кабинета, Марина набрала номер Горшкова.

— Марина! Здравствуй!

— Саша, я… — у неё перехватило горло…

— Маришка, ты плачешь? Что? Что случилось? Санька?

— Нет, — она помотала головой, не осознавая, что он этого не видит. — Я просто очень благодарна тебе, Сольева сказала, что он практически здоров!

— Фухх! — выдохнул Горшков, — не пугай так больше!!

Вечером к ним пришел Ярик, ели вкуснющую пиццу, Санька и Толик дурачились, Марина же расслабилась.

— Что ты, девица, невесела? Что ты голову повесила? — спросил Толик.

— Никак не переварю сегодняшний день, семь лет жить в страхе за ребенка…

Санька, вымазавшись в кетчупе, уплетал второй кусок пиццы:

— Дядя Саша всегда говорит, что мужик должен хорошо кушать!

Толик улыбнулся:

— Смотри, какой авторитет Лихо для него! Санёк поправился малость, или мне кажется?

— На два с половиной килограмма за месяц!

— Ещё и богатырем вырастет, прости, Марина, что на мозоль наступаю, а папашка его габаритный или мелкий был?

— Метр семьдесят восемь, плотной комплекции, у сына только его нос, а так, сам видишь, моя копия.

— Значит, вырастет за метр восемьдесят, они сейчас акселераты, и будет дядя Толик, задрав голову, разговаривать с Саньком, опять же, если кушать хорошо будет, — добавил Толик, видя что Санька навострил уши.

— Буду, буду. Я обещал!

Два дня проскочили быстро, Санька в поезде восторгался быстро пролетающими станциями, не успевая их рассмотреть, и вскоре уже подкатывали к Ленинградскому вокзалу.

Пока собрались с Санькой, народ уже подтянулся к выходу. Две стоящие впереди, ухоженные дамы заговорили меж собой:

— Инка, какой мужик! Вот это мачо!

— Да, ответила вторая, я бы не отказалась провести с таким недельку, а то и больше!

Марина, занятая вещами и Санькой, не видела, что там за мачо, а выйдя из вагона замерла, в отличии от Саньки, который с визгом влетел в объятья Горшкова.

— Надо же, обычная бабёнка и та-а-акой мачо! — фыркнула одна из дам.

Мачо же обняв одной рукой Саньку с роскошным букетом во второй, шагнул к Марине:

— Наконец-то, я заждался вас!

Сунув цветы ей в руки, он порывисто обнял её. Санька тут же повторил маневр, обняв маму тоже. Уткнувшись от неожиданности в грудь Горшкову, Марина судорожно вздохнула и замерла, Санька захлебывался от радости, а дядя Саша и мамочка стояли, напряженно замерев.

Горшков вздохнул и нехотя отпустил Марину:

— Поехали скорее, там баба Лена соскучилась!

Конечно же, поехали к Горшкову, Марина всю дорогу несмело улыбалась, глядя то на Саньку, то на цветы, а Горшков, бросая короткие взгляды в зеркало, чувствовал, как в душе становится тепло.

Потом были объятья с бабой Леной, бесконечные рассказы Саньки — уютный семейный вечер получился на славу. Баба Лена повела уставшего Саньку спать.

Посидели с Мариной в молчании, потом Горшков, кашлянув сказал:

— Давно хотел тебе сказать… все не решался… Тогда, когда в беседке ты меня увидела…

— Саша, не надо, всё давно прошло, — вскинулась Марина.

— Нет, надо, выслушай меня, прошу! — Он встал, подошел к окну и, отвернувшись, бездумно смотрел на ночной город.

— Я знал, что меня закроют не сегодня-завтра, добрые люди предупредили. Убегать, скрываться не было смысла. Да и нашли бы рано или поздно. А вот ты — это была большая проблема… скажи я тебе, что так будет, ты бы наверняка, как декабристка, ждала. Возила передачки… нет, послушай. А был ещё Рычаг, в то время имевший мохнатую лапу, и истово ненавидящий меня. Как думаешь, что бы с тобой, юной наивной девочкой было, знай он наверняка, что ты мне дорога?

— Ничего хорошего, — тихо сказала Марина.

— Вот, и я о том же. Думал я, думал, что уж тебе жизнь ломать, защитить тебя не смогу, так пусть лучше ты меня презирать будешь, чем быть для этих… сломали бы они тебя. Вот я и позвал Жанку, вроде как, по-старой памяти, воспылал к ней… Знал ведь, что ты придешь, вот и подгадал… И гложет это меня все двадцать лет, что не смог уберечь, но пусть хоть так вышло, не видела и не узнала ты всей этой грязи.

Он засунул руки в карманы брюк и стоял не поворачиваясь к ней.

— Поздно, как говорится, пить «Боржоми», но надо, чтобы ты знала… как я в тот момент удержался не рванул за тобой?.. А утром меня приняли, и завертелось. Сейчас, когда вас встретил, не могу я вас отпустить, мне же солнышко по другому светить стало… — он замолчал.

Стало тихо-тихо.

— Ты прости меня за тот вырвавшийся вопрос о том, что Саньку так назвала, мне Сергеевна рассказала, что это она имя выбрала ребенку, что ты была… — он выдохнул, — жаль, что Санькин биологический отец мне не встретился. А с другой стороны — хорошо, что его нет, я кощунствую, но это правда!

Горшков опять замолчал. Потом как-то тоскливо вздохнул:

— Ладно, пошли спать!

Марина встала, неслышно подошла к нему и робко обняла его со спины.

Горшков перестал дышать…

— Маришка, — хрипло выговорил он, — Маришка? Ты уверена, не пожалеешь? Я ведь не остановлюсь, слишком долго ждал тебя?

— Нет! — уткнувшись носом ему в спину, пискнула Марина.

Рывком обернувшись, он взял в ладони её лицо, долго вглядывался, а потом неверяще спросил:

— Неужели я дождался?

Она сморгнула, и по щеке покатились слезы. С невыразимой нежностью Саша собрал губами их и тихонько сказал:

— Я сделаю всё, чтобы ты больше не плакала, поверь!

А в коридоре, потихоньку пятясь, на цыпочках уходила баба Лена, плача и крестясь.

Горшков, сам себе удивляясь, — забыл когда был таким — бережно обнимая свою(НАКОНЕЦ-ТО!!!)Маришку тихонько, боясь насторожить, расцеловывал такое любимое лицо.