Рейчел Липпинкотт - Все это время

– У тебя есть планы на Хеллоуин? – спрашиваю я. – Это уже в субботу.

– Да нет, в общем-то, – отвечает Марли. Змей дергается, и она натягивает леску, выравнивая его. – Я… не люблю большое скопление людей.

– Что ж, – говорю я, ничуть не удивляясь. – Моя мама поедет в город, так что мне, возможно, понадобится помощь: боюсь, не смогу один раздать все сладости.

Марли глядит на меня скептически.

– Будет весело, – заверяю я ее. – Можно надеть карнавальные костюмы и всё такое. В смысле, как можно не любить Хеллоуин? Можно перевоплотиться в кого угодно.

На лице девушки отражается напряженная работа мысли.

– Хорошо, – говорит она в конце концов и прижимается ко мне, а я целую ее в лоб. – Но только потому, что тебе, похоже, очень нравятся переодевания. Не хотелось бы разрушать твои фантазии.

Ее хитрая, дразнящая улыбка меня добивает. Крепко ее обнимаю, мы оба смеемся, конец лески, закрепленный на деревянном бруске, разматывается, и змей уносится в облака, а я целую Марли. Губы у нее холодные, но всё остальное тело теплое. Она обнимает меня за шею.

– Мы упустили змея, – вздыхает она, глядя в небо.

Смеюсь.

– Уж лучше я буду держать тебя.

Мне на лоб падает дождевая капля, мы, хохоча, отскакиваем друг от друга и бежим по дорожке к моей машине, а дождь всё усиливается. До машины остается всего ничего, как вдруг Марли вырывает у меня руку.

– Подожди!

Она наклоняется и что-то подбирает с земли. Тоже нагибаюсь, чтобы получше разглядеть, и вижу на дорожке россыпь крошечных точек. Это новорожденные улитки: Марли собирает их одну за другой и уносит с дороги.

– Что ты делаешь? – спрашиваю, морщась от хлещущего мне в лицо дождя.

– Не хочу, чтобы их раздавили, – отвечает она.

Мы медленно продвигаемся к машине: я прошу бегунов и прохожих обойти нас, а Марли собирает улиток с дороги.

Для этой девушки важна каждая жизнь, даже жизнь улитки. Мое сердце переполняется нежностью, когда я смотрю на Марли, хотя мы оба промокли до нитки. Когда мы садимся в машину, девушка смотрит на меня, и я, не говоря ни слова, наклоняюсь и целую ее. Я еще никогда не встречал никого, подобного ей, и мне не нужны пионы, чтобы понять, что удача мне улыбнулась.

Я сижу на крыльце и держу корзинку с конфетами. Стоящая рядом со мной дым-машина выдыхает очередную порцию дыма, затуманивая мне взор. Машу рукой, разгоняя дым, а ко мне через двор уже несется очередная орда детишек, их родители стоят на тротуаре в свете фонарей.

– Сладость или гадость! – кричит карапуз, одетый привидением.

– М-м-м, сладость? – говорю я.

Две маленькие Эльзы жадно вгрызаются в леденцы, после чего стремительно убегают и исчезают из виду.

Ставлю корзинку с конфетами на колени и снимаю футбольный шлем, быстро проверяю, в порядке ли моя боевая раскраска: мама загримировала меня под зомби. Теперь мой шрам выглядит как рваная рана на пол-лица.

Впервые увидев это художество, я едва не попросил маму его смыть и, честно говоря, до сих пор не могу смотреть на себя, не морщась. Перед глазами встает мое отражение в очках доктора Бенефилд в ночь, когда меня привезли в больницу после аварии – моя черепушка была практически вскрыта.

Но я стараюсь больше не убегать от неприятных воспоминаний.

Замираю: на глаза вдруг набегает пелена, и на миг я слышу какой-то голос, шепот, который просит меня не…

– Бу! – говорит другой голос, выдергивая меня из жуткого наваждения, не дав ему возможности меня поглотить.

Опускаю телефон и вижу…

Что за черт?

Голос Марли раздается прямо перед крыльцом; девушку еле видно под массивным костюмом толстой коричневой улитки. Костюм очень детальный: длинные верхние щупальца-антенны, большая, закрученная раковина – всё как у тех улиток, которых мы собрали с дороги несколько дней назад.

Рассмеявшись, встаю и протягиваю к Марли руку. Она отшатывается и резко отворачивается, с размаху стукнув меня в бок раковиной.

– Слушай, я не над тобой смеюсь…

Марли сердито смотрит на меня, скрестив руки на груди, даже ее верхние щупальца осуждающе таращатся на меня сверху вниз.

– Хорошо. Прекрасно. Больше ничего не скажу. – Я усмехаюсь и застегиваю свой рот на невидимую молнию.

Марли возводит глаза к небу, сразу становясь во сто крат милее.

Никогда бы не подумал, что буду очарован гигантской улиткой, а вот поди ж ты.

Снова провожу кончиками пальцев по губам, делая вид, что «расстегиваю» рот.

– Подожди, я просто обязан сказать. Ты – самая прелестная улитка из всех, что я когда-либо встречал.

– Ага, конечно, – фыркает Марли.

Очевидно, она немного смягчается, потому что слегка поворачивается ко мне. Протягиваю руки, чтобы ее обнять, но мешает гигантская раковина.

– Итак, м-м-м… Почему именно улитка?

– Ну, знаешь, – говорит Марли, рассеянным жестом касаясь рукава моего порванного, как и положено зомби, свитера. – Мы, улитки, тихие, застенчивые и всегда прячемся.

Наклоняюсь ближе к ней, и одно из верхних щупалец едва не выкалывает мне глаз.

– Рядом со мной тебе не нужно прятаться, Марли, – шепчу я.

На лице девушки отражается целая гамма чувств, так быстро, что я не успеваю их распознать. Потом ее черты снова становятся непроницаемыми.

Она поднимает руку и неуверенно дотрагивается до двух пряжек у нее на плечах.

– Наверное, я оделась как прежняя я, – говорит она. Рассматривает мой драный свитер, футбольный шлем, который я держу под мышкой, нарисованную кровавую рану у меня на лбу. Делает шаг вперед и легко дотрагивается до моего загримированного шрама, а я не спускаю глаз с ее губ, сгорая от желания ее поцеловать.

– И ты тоже оделся как прежний ты, – тихо продолжает она.

Я закрываю глаза, наслаждаясь ее прикосновением, желая большего.

Тоненькое хихиканье разрушает очарование момента.

Поднимаю глаза и вижу, что у нас появились зрители: стайка одетых в карнавальные костюмы детишек таращится на нас, будто мы – тарелка брокколи.

– Фу! – пищит маленький Дракула.

Ему вторит хор смешков и хихиканья.

Перевожу взгляд с мальчика на Марли и сухо ей улыбаюсь. Протягиваю детям полную корзину сладостей, и на лужайке перед моим домом разворачивается битва за трофеи; стоящие на улице родители наблюдают за чадами круглыми от ужаса глазами.

Хватаю Марли за руку и тяну ее за собой, прочь с освещенного крыльца.

В доме темно, только в окна льется желтый свет уличных фонарей. Делаю шаг к Марли, она смотрит на меня, ее губы слегка раздвинуты, и воздух между нами электризуется.

– Похоже, мы остались без конфет.

– Как же это вышло? – фыркает запыхавшаяся девушка.

Она медленно подходит ко мне, и мое сердце отчаянно колотится, пока она расстегивает пряжки на плечах, и ее раковина соскальзывает на пол.