Рейчел Липпинкотт - Все это время

В конце коридора открывается дверь, и я поспешно вытираю ладони о брюки: обычно у меня не потеют ладони, но, очевидно, именно сейчас мое тело решило исправить это упущение.

В приемную заглядывает Скотт и озаряет меня белозубой улыбкой.

– Кайл! Как дела!

Встаю, пожимаю ему руку, а другой рукой удерживаю под мышкой папку со своими статьями и резюме. Скотт немного выше меня, ростом примерно с Сэма, седые волосы коротко подстрижены, на носу стильные черные очки.

– У меня всё хорошо, сэр. Большое спасибо, что встретились со мной сегодня, – говорю я, пока мы идем по длинному узкому коридору и заходим в отдел новостей. Помещение разделено перегородками на отдельные кабинки, все они заняты; тут и там кто-то переговаривается, отовсюду слышен перестук клавиш. Скотт приветственно кивает паре человек, ведет меня в угол зала, к своему столу, заваленному спортивными сувенирами; на стене над столом висит вымпел с эмблемой старшей школы Эмброуз.

Скотт садится на вращающееся кресло, а для меня пододвигает другое, от соседнего пустого стола.

Я протягиваю ему свою желтую папку и сажусь.

– М-м-м, вот мое резюме. Я принес пару своих статей…

Скотт указывает на свой компьютер и сдвигает очки на кончик носа.

– Я их прочел. У меня электронная подписка. Ваши краткие зарисовки с характеристиками игроков – это просто нечто.

Если бы мои ладони уже не вспотели, то сейчас всё равно бы взмокли. Что он думает о моих статьях?

– Вы присутствовали на матчах, проходивших в школе Эмброуз в этом году? – спрашивает он.

Колеблюсь, вспоминая, как случайно забрел на стадион и увидел там Кимберли в виде ожившего мертвеца.

– Посетил парочку.

– Ну, – продолжает Скотт, откидываясь на спинку кресла, и петли громко скрипят. – Мне бы хотелось, чтобы вы занимались характеристиками спортсменов-стершеклассников в этом году.

– Что… Вот прямо для «Таймс»?

Скотт со смехом кивает.

– Ага. Прямо для «Таймс».

– Да! – Я почти кричу. Успокойся, Кайл. Спокойно. Прочищаю горло, понижаю голос: – Да, сэр. С удовольствием этим займусь.

– Отлично, – говорит Скотт и вместе с креслом поворачивается к компьютеру. Он двигает мышку, и экран загорается. Скотт уменьшает открытый на экране документ и открывает календарь. – Я подумал, скажем, пятнадцать-двадцать часов в неделю, по двенадцать долларов за час. Разумеется, когда вы пишете краткие биографические очерки или мы выезжаем на матч, это оплачивается отдельно. Вас это устроит?

– Погодите, – лепечу я. Скотт смотрит на меня. – Значит… я принят? На стажировку?

Скотт улыбается от уха до уха.

– Я решил вас нанять в ту самую секунду, когда прочитал ваши очерки о спортсменах. Вам удалось оживить героев статей, так что читателю кажется, что он лично знаком с каждым. Я был очень впечатлен, – говорит он.

У меня такое чувство, будто меня снова приняли в команду, только на этот раз мне еще и платить будут.

Мы вместе составляем расписание, добавляем мою фамилию в некоторые незанятые графы, и я проверяю, смогу ли встречаться с Марли в обеденный перерыв или во второй половине дня после работы. Когда мы утрясаем все организационные вопросы, Скотт распечатывает мое расписание и вручает мне. Листок еще теплый. Приятно снова держать в руках какой-то план работы, знать, что люди на меня рассчитывают.

Чувствую, что сделал шаг вперед. Шаг к своему будущему.

Едва выйдя из здания, я звоню Марли, и мы договариваемся встретиться в парке через полчаса. Тяжело делать вид, что я совершенно спокоен, потому что меня буквально распирает от восторга.

До прихода Марли нужно как-то убить время, поэтому я прогуливаюсь по Мейн-стрит и рассматриваю витрины. В какой-то момент останавливаюсь, увидев в очередной витрине большого воздушного змея. Несколько минут спустя я уже несу его к машине моей мамы.

Доезжаю до парка за несколько минут, выхожу из автомобиля и пишу сообщения маме и Сэму, сообщаю хорошие новости.

Засовываю телефон обратно в карман и вздыхаю с облегчением; в холодном осеннем воздухе мое дыхание вырывается изо рта облачком пара. Когда облачко рассеивается, я вижу, что по дорожке ко мне идет Марли, держа в руке красновато-розовый цветок. Деревья вдоль аллеи уже почти голые, их коричневые и рыжие листья шуршат у девушки под ногами. Я приветственно взмахиваю воздушным змеем, и на лице Марли расцветает широкая улыбка. Она бегом сокращает оставшееся между нами расстояние, поправляет свою горчично-желтую шапочку, совершенно не обращая внимания на змея.

– Ну, что? Как всё прошло?

Я прислоняюсь к машине, стараясь напустить на себя равнодушный вид. Говорю небрежно:

– Ну, кажется, Скотту понравились мои статьи.

– И? – нетерпеливо понукает меня девушка.

– И… Теперь внимательно следи за спортивной колонкой в «Таймс», – выпаливаю я. Моя попытка сохранять напускную серьезность с треском провалилась. – Меня сразу наняли!

Марли радостно взвизгивает и бросается в мои объятия.

– Я же говорила! Я знала, что так и будет!

Смеюсь.

– Ты была права насчет моих биографических очерков – они понравились Скотту больше всего.

– Естественно, я была права. – Марли протягивает мне цветок, круглый, объемный, с десятками бледно-розовых лепестков, которые становятся тем меньше, чем ближе они к центру. – Это пион. Он означает удачу и везение, но, думаю, тебе всё это уже не нужно.

– Удачи никогда не бывает слишком много.

Марли улыбается и слегка отстраняется, чтобы лучше меня рассмотреть.

– Кстати, ты чудесно выглядишь.

Разглаживаю полы своей новой куртки и улыбаюсь. Прежде Марли никогда не говорила мне ничего подобного.

– Ух ты, спасибо. Хотя, пожалуй, в этой куртке не очень удобно будет запускать змея.

– Я уже несколько лет не запускала змея, – говорит Марли, поправляя отворот моей куртки.

– Мне показалось, это было бы весело. – Поднимаю змея повыше. – Ты упоминала, что в детстве обожала это развлечение. И… сегодня очень ветрено.

Тут как по заказу налетает порыв ветра, и волосы Марли развеваются во все стороны. Она дотрагивается до тонкой деревянной рамы змея и согласно кивает.

Нам приходится попотеть, чтобы заставить змея подняться в воздух. Мы разматываем леску в катушке и по очереди бежим по траве, пытаясь сделать так, чтобы змей поймал воздушные потоки, а потом отпускаем змея, но он всякий раз падает на землю.

Наконец, во время моего пятого по счету забега змей всё-таки плавно поднимается в воздух.

Я испускаю вопль ликования, леска скользит у меня между пальцами. Змей дергается вправо, влево, ветер заставляет его плясать в хмуром осеннем небе.

Когда змей наконец выравнивается, я передаю Марли деревянный брусок, на который намотана леска, и наблюдаю, как девушка смотрит вверх, на змея – ее лицо так прекрасно.