Рейчел Липпинкотт - Все это время

Поворачиваюсь, смотрю на нее, разглядываю ее профиль, веснушки на носу, круги под глазами. Карие глаза девушки выглядят уставшими, поблекшими. Мне хочется снять с ее плеч этот тяжкий груз, но Марли должна позволить мне это сделать – теперь я это понимаю.

– Нам было суждено найти друг друга, и вот мы рядом. Вместе, но… пока еще врозь.

Вспоминаю, как мы вдвоем стояли на траве в парке, а воздушный змей улетал ввысь, как мы целовались под омелой во время Зимнего фестиваля, какие розовые и холодные щеки были в тот день у Марли. Как приятно было просто держать ее за руку, как ее маленькая ладонь надежно умещалась в моей.

– Было место, где я любил тебя, место, созданное твоими словами, и счастье, которое мы разделили, было таким же настоящим, как этот мир, – продолжаю я, чувствуя, как неровно бьется сердце. – Там мы знали друг друга, потому что говорили обо всём. Мы рассказывали друг другу всё. И я влюбился в тебя, в твое сердце, в твою душу, которую ты вложила в свои истории. Та Марли… пусть ты ее выдумала, я готов начать нашу историю сначала, если бы ты только дала мне шанс сделать тебя счастливой.

В глазах Марли блестят слезы, она морщится, пытаясь не дать им пролиться.

Мне хочется знать, что происходит в ее голове, почему она так сопротивляется. Почему она прячется.

Марли делает глубокий вдох, ее грудь поднимается и опускается.

Наконец она шепчет:

– Нет.

Я прихожу в такой восторг от звука ее голоса, что не сразу осознаю смысл сказанного. Затем из моих легких куда-то девается весь воздух, и мне становится нечем дышать.

– Я не могу, – добавляет Марли хрипло, едва слышно. – Не могу быть счастливой.

В моих снах она уже произносила эти слова.

«Мы не должны быть так счастливы».

– Почему нет? – спрашиваю я, стараясь говорить спокойно, хотя у меня такое чувство, словно весь мир рушится.

– Если ты действительно меня знаешь, – говорит Марли, не сводя глаз со своего отражения, – то поймешь почему.

– Лора.

Вот что отталкивает от меня Марли всякий раз, как она пытается сделать шаг вперед.

– Я понимаю, как тяжело ты переживаешь потерю сестры, но, поверь мне, Марли…

– Она умерла из-за меня! – произносит Марли срывающимся голосом. – Я видела ту машину. Видела и не смогла двинуться с места. Я не спасла Лору, даже не попыталась. – Она судорожно переводит дух и продолжает: – Лора обязательно спасла бы меня. Она бы…

Марли осекается, борясь со слезами.

– Тогда почему Лора не спасает тебя сейчас? – спрашиваю я, придвигаясь ближе. Нужно заставить Марли понять. – Разве твоя сестра не хотела бы видеть тебя счастливой?

– Я не заслуживаю счастья. Я не имею права даже плакать и горевать по Лоре, потому что по моей милости она уже больше ничего не может чувствовать, – выдыхает Марли. – Поэтому я не могу любить тебя, Кайл. И не буду.

Эти слова прыгают у меня в голове, как мячик. «Я не могу любить тебя, Кайл. И не буду». Марли произнесла мое имя, как делала тысячу раз, как будто знает меня. Как будто… уже меня любит. Разве могла бы она произносить такие слова, если бы уже меня не любила?

И тут я вдруг осознаю, что ее пальцы крепко обхватывают мою руку. Ощущение такое знакомое, что я даже не сразу замечаю, что девушка взяла меня за руку. Я просто вижу, что наши руки соединены.

Поворачиваю ладонь, переплетаю свои пальцы с ее тонкими пальчиками и молча молюсь вселенной: пусть это сработает! Прошу, прошу, прошу, пусть это сработает!

– «Я прошел много дорог, чтобы найти это утерянное сокровище, эту часть меня», – тихо говорю я.

Марли потрясенно смотрит на меня снизу вверх, а я сую руку в карман.

– «Но именно ты нашла ее и вернула мне». – Я вынимаю руку из кармана и поднимаю повыше, не разжимая кулак. – «Теперь я хочу подарить ее тебе».

Марли вопросительно глядит на мою руку, и я медленно разжимаю пальцы.

В центре моей ладони лежит идеальная белая как снег жемчужина.

Я слышу, как Марли резко втягивает в себя воздух, и тогда я беру ее руку и вкладываю в нее жемчужину. Губы девушки начинают дрожать, и стены, которые она вокруг себя воздвигла, рушатся. Слезы, которые она копила годами, наконец прорываются наружу. Плечи Марли трясутся, я обнимаю ее, и она утыкается лицом в мою грудь.

Я сижу рядом с ней, давая ей возможность выплакаться, обнимаю ее, а Марли испытывает боль, которую до сих пор не позволяла себе пережить.

Потом мы сидим под вишневым деревом; глаза у Марли красные и опухшие.

Она собирает с травы маленькие лепестки, благо земля вокруг нас усыпана ими.

– Не знаю, что мне теперь делать, – говорит Марли. Волосы падают ей на лицо, образуя завесу, за которой она еще пытается спрятаться от меня и от всего мира.

Я машинально поглаживаю ее руку, и магнетическое притяжение между нами вдруг возникает снова, даже становится сильнее прежнего.

– Мы что-нибудь придумаем, – заверяю я ее. Она поднимает на меня большие карие глаза. – Всё это время я ждал тебя. Чем медленнее мы двинемся вперед, тем дольше времени это займет.

Протягиваю руку и кладу ей за ухо желтую розу «дорис дэй».

– И меня это устраивает.

Уголок ее губ едва заметно ползет вверх, и я понимаю, что Марли не возражает.

На следующий день вечером мы встречаемся в одном из залов ожидания отделения кардиологии, и Марли передает мне свою желтую тетрадь с историями.

Так приятно видеть историю про нас, написанную Марли, мир, в котором я прожил целый год, изложенный на бумаге. Каждое предложение напоминает мне о местах и зданиях, которые создал мой мозг, восполняя пробелы в повествовании.

Рассказываю Марли, как я считал, будто Кимберли погибла в аварии, чуть не лишился рассудка, пытаясь приготовить беарнский соус по рецепту моей мамы, как поссорился с Сэмом во время одной из субботних футбольных тренировок.

Смеюсь, читая несколько абзацев про то, как мы кормили уток у пруда, и большая коричневая с белым утка едва не откусила мне палец, пока Марли весело смеялась. Поднимаю глаза: она сидит на противоположном краю диванчика и едва заметно улыбается. Именно в эту девушку я влюбился.

Она настоящая.

Рассматриваю темные круги у нее под глазами, густую занавесь волос, за которой она прячется от всего мира. Теперь ее грусть еще тяжелее, чем в мире снов, потому что сейчас Марли позволяет мне увидеть свою печаль. Она не прячется за словами, описывая свою воображаемую жизнь с человеком, с которым ей очень хочется быть. Порой уныние полностью поглощает ее, но я вижу, что знакомая мне Марли скрывается в тени и стремится найти выход.

Я вырос в мире снов, но, думаю, с ней произошло то же самое.

– Эта утка, чуть не откусившая мне палец… та самая, которая потом гналась за мной, да?