Рейчел Липпинкотт - Все это время

Я умолкаю: Марли смотрит куда-то поверх экрана, ее глаза округляются от ужаса, и причиной тому вовсе не перспектива отужинать в компании моей матери.

– Джорджия! – восклицает она, резко опуская руку с телефоном. На миг я вижу подпрыгивающий по траве мяч: он катится прямо к дороге, а Джорджия со всех ног мчится за ним. Марли бежит за собачкой.

– Марли! Что ты делаешь? – кричу я.

На экране мелькают ноги девушки и трава.

Меня пронизывает знакомое леденящее кровь чувство ужаса.

Потом вдруг мельтешение прекращается, и камера снова показывает Марли: она стоит у края дорожки, держа на руках Джорджию.

– Я ее поймала. Мы чуть не потеряли нашу девочку…

Но за спиной Марли я вижу катящийся по проезжей части мяч, за которым бежит ребенок.

– Джоуи, осторожно! – пронзительно кричит кто-то за кадром.

Марли резко оборачивается и видит малыша. На долю секунды ее взгляд возвращается ко мне, и я холодею от ужаса.

Я точно знаю, что она собирается делать, а потом Марли срывается с места.

– Нет! – кричу я, пытаясь ее остановить. – Мар…

Телефон выпадает из ее рук, падает в траву, и экран показывает одну зелень. Я слышу скрип покрышек по асфальту, потом крики детей.

– Марли! – воплю я, чувствуя себя беспомощным. – Марли!

Хромаю обратно в больницу так быстро, так только могу, проклиная свою дурацкую ногу. Сэм уже бежит впереди меня. Как только я оказываюсь внутри, меня силой усаживают в кресло-каталку. Ко мне наклоняется Сэм.

– Перестань орать, Кайл.

Разве я ору? Горло болит, пересохло, как будто я сорвал голос. Да, я определенно ору как полоумный, но не могу остановиться. Марли нужна помощь. Я должен привести к ней помощь. Отбиваюсь от чьих-то рук, удерживающих меня в кресле, но, прежде чем мне удается встать, что-то колет меня в плечо, и всё вокруг погружается в темноту.

Прихожу в себя в своей больничной палате, подскакиваю и снова выкрикиваю ее имя.

– Нет! Марли…

Меня хватают за руки, и, подняв глаза, я вижу Кимберли, мою маму и Сэма – все они преграждают мне дорогу.

– Кайл, – говорит Кимберли, пытаясь не дать мне вскочить с кровати, но я вырываюсь у нее из рук и устремляюсь к двери, превозмогая острую боль в ноге. – Подожди. Подожди, Кайл.

Я должен добраться до Марли, мне нужно к ней. Я больше не могу ждать, только не снова.

Проскальзываю мимо Кимберли, мама бежит к двери и зовет на помощь. Сэм пинает стул, тот отлетает прямо мне под ноги, и я врезаюсь в него. Мне уже почти удается добраться до коридора, когда на пороге появляется медсестра со шприцем в руке.

– Мне еще раз вас усыпить? – спрашивает она.

– Где она? – спрашиваю я, быстро оборачиваясь, лихорадочно перевожу взгляд с одного лица на другое, по очереди заглядываю в глаза окружившим меня людям. – Где она? Где?…

Только не снова. Не может быть.

Меня ведут к стулу, усаживают, и Кимберли присаживается на корточки рядом со мной, берет меня за руку.

– Перестань.

Сердито смотрю на ее лицо. Ну почему все хотят, чтобы я ждал? Почему они все здесь, когда нам всем сейчас нужно быть рядом с Марли?

– Мне нужно, чтобы ты меня выслушал.

Подавляю желание вскочить и бежать, всматриваюсь в голубые глаза Кимберли, пытаюсь собраться. Нетерпеливо киваю, показывая, что жду продолжения.

– Марли спасла ребенка. Она его спасла, и она жива, но…

– Мы не знаем, надолго ли, – раздается голос. Рывком поворачиваю голову к двери и вижу доктора Бенефилд: лицо у врача серьезное, в одной руке она держит медицинскую шапочку. Наши взгляды встречаются, и врач кивает куда-то в сторону коридора. – Пойдемте со мной.

Я следую за ней, с трудом переставляя ноги; всё вокруг словно в тумане. Яркий свет, белая кафельная плитка, светлые стены – всё сливается в одно размытое пятно. Слышу у себя за спиной шаги Кимберли, Сэма и мамы.

Доктор Бенефилд останавливается перед какой-то дверью, оглядывается на меня, протягивает руку и медленно открывает дверь.

Вхожу внутрь, боясь смотреть по сторонам. Боюсь увидеть Марли, страдающую от боли. Умирающую.

Ее мама сидит рядом с кроватью, не сводя глаз с кардиомонитора, словно только ее сила воли поддерживает движущуюся по экрану линию. Тишину комнаты нарушает только равномерное попискивание – бип, бип, бип.

Сглатываю, заставляю себя перевести взгляд с Кэтрин на кровать, и у меня едва не подкашиваются ноги. Марли такая маленькая. Израненная. Стискиваю зубы, заставляя себя посмотреть на каждый ушиб и царапину на ее теле, забинтованную голову, закрытые глаза.

– Мне так жаль, – хрипло говорю я. Мама Марли поворачивает голову и смотрит на меня. Если бы не Джорджия… – Это моя вина…

Кэтрин качает головой, хватает мою руку.

– Нет. Ничего подобного. Ты ни в чем не виноват, – заверяет она меня, крепко сжимая мои пальцы. – Не взваливай на себя этот груз.

Ее взгляд скользит с моего лица на монитор, фиксирующий слабое биение сердца Марли.

– Она очнется, правда? – спрашиваю я, делая шаг к кровати. Боюсь услышать ответ.

– Всё зависит от Марли, – говорит у меня за спиной доктор Бенефилд. – Она должна была уже прийти в себя.

Что? Тогда почему она еще не проснулась?

Смотрю на врача, озадаченно хмурюсь.

– Она ударилась головой, но крови потеряла немного; ни рентген, ни МРТ не выявили никакой серьезной травмы, – говорит доктор Бенефилд, снимает очки и водружает на голову. Печально глядит на меня. – Марли уже должна была бы проснуться, но, похоже, не хочет этого делать.

Кэтрин начинает рыдать, отпускает мою руку и закрывает лицо ладонями.

– Иногда человек сам выбирает, жить ему или умереть, – продолжает врач, глядя на кровать. – Марли не борется.

Выбор между жизнью и смертью. Я вижу темные круги у девушки под глазами, в памяти всплывают ее слова.

«Лора умерла из-за меня».

«Я не заслуживаю счастья».

Лора.

Но я слышу и другие голоса. Слова, которые я слышал, пока лежал в коме, которые сподвигли меня на борьбу, подтолкнули к действию.

«Не покидай меня».

«Всегда вперед, ни в коем случае не оглядываться назад».

Делаю шаг к Марли. Черт возьми, я не отпущу ее вот так просто. Наша история заканчивается не так. Она не может закончиться плохо.

Беру ее за руку. Пальцы у нее холодные, безвольные, словно она уже умерла.

– Я тебя не отпущу, – шепчу я. – Я ведь сказал, что грустных историй больше не будет. Знаешь, это правило не только для меня, но и для тебя. – Я пытаюсь шутить, но вместо смеха у меня из горла вырывается рыдание. Крепче сжимаю ее руку, пытаюсь согреть ее холодные пальцы.

Как она это делала? Что она?… Ах да. Слышу ее слова, сказанные в самый первый день на кладбище.

Наклоняюсь ближе, прижимаюсь губами к ее уху.