Ульяна Соболева - О ком молчит Вереск

— Марко…Он перевернул весь Китай. Я видела эти отчеты по каждому из городов. И ни в одном…понимаешь, ни в одном. Ни следа, ни зацепки. Что тебе нужно? Чего ты хочешь, чтобы остановиться?

Стоит каменный, заледеневший. И молчит. Будь он проклят — МОЛЧИТ!

— Пятнадцать лет прошло. У всех своя жизнь. Никто не знал, что ты сидел! Никто! Я…я осталась там валяться раненая, под стенами какого-то храма, или где ты там меня бросил!

Я почувствовала, как он усмехнулся, не услышала, не увидела, а почувствовала.

— Бросил…то ли…черт, я никогда не считал тебя глупой, никогда не думал, что твои мозги размером с куриное яйцо. Бросил?

Развернулся и с такой силой тряхнул меня, что перед глазами замельтешили крапинки.

— Бросил, мать твою? Тот, кто два долбаных года искал тебя в каждом вонючем углу Италии? Тот, кто из-за тебя имеет личное кладбище врагов и прямую дорогу в ад… Тот, кто венчался с тобой несмотря на то, что твой конченый отец уничтожил мою мачеху, нерождённого ребенка, оставил инвалидом отца и брата? Тот, кто… — он смотрел мне в глаза, задыхаясь от ярости, — кто нес на руках твою умирающую мать и спрашивал ее снова и снова. ПОЧЕМУ ВЫ ОБЕ НЕ УЕХАЛИ, КОГДА Я ПРИГОТОВИЛ ДЛЯ ВАС ВСЕЕЕ…ВСЕ — ПАСПОРТА, САМОЛЕТ, ДОМ?

— Что? Что спрашивал? — у меня дрожали ноги, и, казалось, я сейчас упаду, но он держал настолько крепко, что, даже если я стала бы весить тонну, его скрюченные пальцы не разжались бы.

— Ничего! Ни одно мое слово никогда не значило НИЧЕГО! — проревел мне в лицо. — Поэтому и не было произнесено! Доказывать, оправдываться. Зачем? Ты привыкла меня ненавидеть! Ты привыкла видеть во мне животное, тварь, ублюдка и подонка! И знаешь…мне не хотелось униженно убеждать тебя в обратном. Мне было насрать! Я был рядом с тобой, и плевать…плевать, кем именно ты меня считаешь. Главное, ты была моей! Была здесь ключевое слово!

— Что…что ты спрашивал у моей матери? — не сводя обезумевшего взгляда с его глаз. — Умоляю, скажи мне! Что ты у нее спрашивал?

— Этот разговор был бы актуален пятнадцать лет назад, а не сейчас!

Постепенно разжимая пальцы, отдаляясь, отрывая от моего сердца снова по куску.

— Нет! Нетнетнет! Сейчас! Скажи…скажи мне…

— Ты не заслужила, чтобы я что-то тебе говорил. Ты ничего от меня не заслужила кроме презрения, но я никогда не мог тебя презирать, как бы сильно этого не хотел. Радуйся, змея. Твой яд, когда ты ужалила меня прямо в сердце, был смертельным!

Его лицо очень близко, оно бледное, если можно рассмотреть бледность сквозь его привычную смуглость, и глаза сухо блестят ненавистью. Нет, даже не ненавистью. Не знаю, что именно там живет. Там какая-то адская смесь преисподней, вся ее темнота поднялась с глубин и хочет меня поглотить.

— Это моя мать! Я хочу знать о ней…хочу, скажи….как?

— Услышь меня! Разве дело сейчас в ней? Ты…ты на каком-то своем свете, на своей долбаной планете ненависти, на своем небоскребе презрения. И тебе хорошо там. Ты вершишь суды, выносишь приговоры, раздумываешь о прощении и поощрениях, бонусах в виде своего тела, а я лишь тот, кто всегда, бл*дь, всегда в обвиняемых.

Он говорил мне это впервые, и я не знала, что сказать в ответ. Меня трясло, я дрожала всем телом, я не понимала, что именно сейчас происходит, но оно происходило. Где-то в каком-то месте я что-то упустила. И я почему-то остро ощущала его боль. Впервые она меня не радовала, а приносила ответные страдания, как будто нас нанизало на один вертел и сжигало живьем.

— Ты…ты был там! Я видела тебя с оружием в руках! Я же видела тебя!

— Ты видела, как я стрелял?

Слезы катятся по щекам, и я вспоминаю тот день. Вспоминаю себя, стоящую возле роскошного торта напротив отца, вспоминаю маму в персиковом платье с распущенными до плеч каштановыми волосами, так похожую на молодую Жаклин Кеннеди, в таком же маленьком беретике, вспоминаю своего омерзительного жениха, который через минуту упадет у моих ног и испустит дух… и вспоминаю как отец, раскинув руки, упал на торт. И как я обернулась и увидела Сальваторе, а за его спиной Джино опустил руку с дымящимся пистолетом.

Один раз опустил, еще один и еще, и еще…на повторе у меня в голове. Как будто выплыл кадром из тумана. Тем кадром, который я никогда не пыталась рассмотреть. Тем кадром, который меня не волновал после того, как глаза увидели лишь единственного человека и вынесли ему приговор — Сальваторе. Джино убил моего отца, и он же стрелял в мою мать… Это сделал Джино, а не Сальва.

У меня подогнулись ноги, но меня больше никто не держал, и я с трудом устояла, чувствуя, как земля начинает медленно вращаться.

— Видела? Отвечай?!

Отрицательно качнула головой и попыталась удержаться за его руки, но он отпустил меня шататься в траве саму и смотреть на него сквозь марево слез и воспоминаний.

— Ты…ты убил всю. всю свадьбу…убил моего жениха.

— Убил шайку, которая сотрудничала когда-то с твоим отцом, а твоя тетка шпионила для него, создавая иллюзию, что они давно в ссоре, а на самом деле трахалась с ним и злилась, что он никак не бросит твою мать и не уйдет к ней! За спиной капо маленькая шайка плебеев перепродавала наркотики, шайка террористов, чьи воины-смертники подрывали вместе с собой заказанных членов Семьи. Или ты действительно думала, что в той религиозной общинке жили невинные овечки? В церкви, где ты собралась обвенчаться, за алтарем, под досками в полу был спрятан целый арсенал оружия, которое поставлялось тем, кто против нашего режима. Твоя свадьба стала прекрасным поводом собрать их всех вместе и отправить на тот свет. Я пощадил священника и того лошка, за которого ты собралась выйти. Потому что он не принимал участия в делишках своей семейки! Я даже оплатил ему операцию. Хочешь? Могу устроить вам свидание!

Тяжело дыша, смотрела ему в глаза и не чувствовала ног, не чувствовала пальцев рук. Я пока что не поняла и не осознала ни одно из его слов. Они просто как пули решетили меня, пробивали насквозь, и я захлебывалась в собственной крови и ничего не могла сделать.

— Ты…ты ни разу не дал о себе знать за эти годы! Ни разу!

— Меня похоронили заживо, а с того света посылать телеграммы затруднительно… да и ты в них не нуждалась. ВЫ с Марко прекрасно себя чувствовали, вышвырнув меня из своей жизни!

— Нет! Это не правда!

— Правда! Это долбаная, вонючая правда! Вы с моим, сука, братом еб*лись спустя месяц после моего исчезновения, а через полгода ты вышла за него. В твоем теле еще не высохла моя сперма, а ты легла под него.

— А надо было ждать тебя пятнадцать лет неизвестно откуда!

— Сука! Удавлю!

Глядя исподлобья, надвинулся на меня.

— Ударь! Ты столько раз хотел! Ударь!

— У меня есть принципы… я никогда не подниму руку на мать моего сына!