Елена Гонцова - Подари мне краски неба. Художница

— Мы с тобой сегодня пара сапог, — сказал он примирительно. — Я напою тебя горячим шоколадом, немного коньяка, есть так называемые котлеты по-киевски.

— Ты говоришь — котлеты по-киевски, а я вижу пещеры Киево-Печерской лавры.

— Ты просто устала, Татуся. Ни о чем не думай. Но если хочешь — о пещерах думай.

— Я, Андрей, не думаю, я — знаю.

— Что ты знаешь? — спросил он несколько раз, меняя интонацию, пока ломал большую плитку полугорького шоколада.

— Все знаю, все я знаю теперь, Андрей. Жизнь прожить — не поле перейти, например. Часы, говоришь, швейцарские, уползли. Это очень хорошо, что так получилось. Твой друг счастливый человек. С ним заговорили. Понимаешь? А язык тут может быть разным.

Разным-преразным. И порой очень даже болезненным. Болезнь — тоже язык, которым с нами разговаривают стихии. Вот и ты сегодня болен не просто так. Чем-то ты окликнут, вот и мучаешься. Кто-то с тобой поговорил.

— Ты думаешь? Я тебе верю, Татуся.

— А ты думал…

— Кто же это меня окликнул? — Андрей ко всему отнесся с поразительной серьезностью. — Что за стихии? С утра голова что котел. Я жду очень важного звонка. Мне должен позвонить один профессор.

— Может быть, и он, но, скорее всего, тебя ищет посреди Москвы дух твоего мертвого города. А может, это я тебя звала. Что, страшно?

— Я думал об этом, — соврал он, воспользовавшись тем, что в этот момент стоял к Наташе спиной.

Скоро уже они с удовольствием пили горячий шоколад с великолепным вкусом, Андрей откупорил бутылку полусладкого вина, не слишком удачного, но зато напоминающего о студенческих временах. Которые, кажется, для Наташи закончились.

Наташа подумала вдруг, что Андрей просто мучается с похмелья. Пил коньяк с каким-нибудь из своих профессоров, к тому же по необходимости и без удовольствия. Протокол, официальная московская церемония.

Андрей приобретал привычные очертания. Лицо его сделалось более плутоватым и живым. Точно стерлись детали, необходимые для телезвезды, как некий грим. Он поставил чудесную композицию Джимми Хендрикса и стал болтать о вещах настолько далеких от его археологических и писательских изысков, что поставил Наташу в тупик.

Казалось, даже и не казалось, а было правдой: вся эта мертвая древность и разговоры о ее животворной силе только маска, скрывающая прямое желание известности, славы, мгновенных, но хорошо оплачиваемых почестей.

«Эротическая мелодия, — мрачно подумала Наташа. — Сейчас он меня раздевать будет, тоже мне — археолог. Да у него одно на уме».

И точно. Андрей ловко схватил ее поперек туловища и перенес на классический довоенный диван, «ретранслятор» как называл он его в юности, вспоминая, кажется, «Понедельник начинается в субботу» Стругацких, книжку, которую он знал наизусть, подобно тому как Наташа знала наизусть всего «Евгения Онегина».

Ловкость Андрея показалась ей необыкновенной и чудовищной. Раньше все бывало по-другому, а как — она не помнила. Но точно, что по-другому. Она тупо смотрела на то, как жених раздевает ее, благо это сделать было совсем нетрудно, одежда мнимой чужеземки состояла из майки с надписью «HELP!.», дурацких штанов Остроуховой, на которых, как назло, заела «молния», и прочей малости, до которой Андрею не суждено было в этот раз добраться.

— Ты что-то потерял? — иронически спросила она, почти оттолкнув его руки, тщетно пытавшиеся стащить с нее остроуховские штаны.

— Я потерял, Татуся, твою косу, — весело ответил Андрей.

— Ты не там ищешь ее, — в тон отвечала Наташа. — Ее следует искать в парикмахерской на Новом Арбате.

— Я так соскучился, — проговорил он угрюмо.

— И поэтому не звонил мне целый месяц?

— Но ты же была во Пскове. Я думал, и не без основания, что все произойдет само собой.

Как тогда, как раньше… Как всегда… Иногда нужно поскучать друг без друга.

— Согласна. Но кто решает — когда?

— Я подумал, что ты.

— А я — что ты.

— Тебе не кажется, что мы запутались?

— Не кажется, — ответила Наташа, — все ясно-понятно. Ты что это такой ловкий стал? Где напрактиковался, секс-символ?

— Я же говорю, что соскучился, — еще угрюмее повторил Андрей, привлекая ее к себе, прежде чем Наташа успела выскользнуть из его ослабевших было объятий.

Она тут же вспомнила Терлецкий парк и Леона по кличке Киллер, подосланного Стасом, этого зануду, предположившего, что она то ли больна, то ли беременна. Наташа представила, что археолог (именно так она подумала об Андрее) немедленно овладеет ею, она забеременеет и придется ей бегать по Москве, а то и по всей стране, скрываясь от зловещих подонков, с ребенком этого археолога в животе. Да с какой стати!

Не имея в это мгновение никаких аргументов против кошмара, и без того окружившего ее, она разрыдалась в ужасном мраке, внезапно покрывшем все. Всем что-то надо от нее, а этому подавай ее всю, с головы до пят, просто так, на этом кожаном «ретрансляторе», черт бы его побрал.

— Прости, Наташенька, прости. — Она увидела склонившегося над ней Андрея. — Выпей коньяку, спирту, какой же я дурак, не вижу, что с ребенком истерика. Что-то случилось. Ты ведь говорила, а я не понял сразу. Выпей и рассказывай.

Наташа выпила маленькую рюмочку коньяка, вытерла слезы и доверительно, насколько могла, поведала все известные ей подробности истории, в которую волей-неволей оказалась ввергнута.

Она почти не смотрела на Андрея, чтоб не мешать, возможно, единственному заступнику и помощнику оценить ситуацию и принять правильное решение.

Завершив краткую хронологию последних событий, она подняла глаза на жениха и с трудом сообразила, что произошло. Он был мрачнее тучи.

— Это нам испытание, Андрей. И мы должны доблестно справиться с ним.

После того как выговорилась, Наташа чувствовала себя едва ли не превосходно.

— Тебе не составит никакого труда, правда ведь, обратиться, как это говорят, куда следует. Твой отец…

— Мой отец? — в недоумении произнес Андрей. — Да он слышать о нас с тобой не захочет, как только узнает об этом сюжете.

— Но почему? Ведь он дружил с моим отцом!

— Это не имеет никакого значения. Мой отец всегда считал, что дети должны быть самостоятельны, добиваться положения в обществе своим умом и остерегаться компрометирующих связей.

— Но у меня нет никаких связей, кроме тебя.

— Откуда же этот авантюрно-криминальный сюжет?

— Ты считаешь меня авантюристкой?

— Вне всякого сомнения, — резко ответил он. — Ты поставила на себе крест. Что тут еще можно сказать.

— Хорошо, пусть так. Но безвыходных ситуаций не бывает. Я ведь пришла к тебе.

— И что же, ты думаешь, я могу сделать?

— По крайней мере, ты можешь раздобыть денег.

— Где же я их раздобуду, тебе ведь надо очень много, а я воровать или… подделывать картины не умею.