Анна Варенберг - Татьянин день. Неразделенное счастье

— Учти, Гонсалес, я с тобой еще разберусь! — предупредил Сергей, впрочем, понимая, что в данный момент изменить что-либо не в его силах.

Если исходить из того, что на любую проблему можно взглянуть и с позитивной стороны, внезапное увольнение с работы освободило Никифорову немало времени. И первым делом он решил зайти к следователю.

— …Итак, — выслушав Сергея, проговорил Черенков, — вы утверждаете, что по поводу бракованных пролетов вами было написано распоряжение. Расскажите в общих чертах, о чем в нем говорится?

— Пересказать содержание? — удивился тот, — А не легче поднять документы? Все сразу прояснится.

— Обязательно это сделаю, а пока хотелось бы вас послушать. Буквально в двух словах.

— Обычная казенная записка, — попытался вспомнить Сергей, — Ну, что-то вроде… э-э… «В связи с обнаружением брака в железобетонных изделиях таких-то… — там указана точная спецификация — монтаж приостановить, бракованные изделия складировать на штрафплощадке…»

— Значит, приостановить, — кивнул Черенков. — Хорошо. А… могли прораб нарушить ваше распоряжение и продолжить монтаж?

— С бракованными блоками? Вы смеетесь? Нет, ну мог, конечно… если он полный идиот…

— Он говорит, что брака не было, и никакого распоряжения тоже. А могло быть такое, что бумага где-нибудь затерялась и до прораба не дошла?

— Слушайте, у нас солидная контора, и дело слишком серьезное, — Сергей начал терять терпение. — Тут такие номера не проходят — речь о безопасности людей идет. Прораб такого рода документы под расписку принимает.

— А эту не принял, — возразил Черенков. — Мне, кстати, документацию по объекту передали — там тоже этого распоряжения нет.

— Этого не может быть. Надо искать, — заявил Сергей. — В главном офисе, в архиве, где же еще?

— И вы уверены, что я это распоряжение найду? — скептически глянул на него следователь, — Сергей Александрович, скажите честно, а был ли мальчик? Может, вы никогда не писали это распоряжение? Иногда бывает, что желаемое мы выдаем за реальность, эдакие провокации памяти. Иначе, почему вашу мифическую бумагу никто не может найти? Странно, не правда ли? Я знаю, да и вы тоже, что на объектах полным-полно нарушений, что-то сходит с рук, на многое закрывают глаза. Но тут такое ЧП… Вы поймите, пострадал человек. Приехал в Москву подзаработать денег, а заработал инвалидность. Это по самым оптимистическим прогнозам. Между прочим, у него состояние более чем тяжелое. Если выживет, вам повезло. А если нет… придется за это нести ответственность.

— Вы хотите сказать… мне грозит тюрьма? — спросил потрясенный Никифоров, — Ну просто голливудское кино: «Каждое ваше слово может быть использовано против вас». А моя реплика — «Требую адвоката»?

— Если документ не найдется… — серьезно ответил Черепков. — Если, конечно, этот документ вообще существовал когда-либо, где-либо, кроме вашего воображения… тогда, само собой, без адвоката вам не обойтись. Хотя, думаю, вряд ли адвокат вам сильно поможет: преступная халатность налицо. И это еще самая безобидная версия. Не исключены и другие, более меркантильные мотивы…

— Я повторяю: распоряжение существует, — взвился Никифоров, — Скорее всего, как это бывает, затерялось где-то в бумагах. Но за то, что оно в офисе есть, — чем угодно отвечаю! Надо посмотреть папки по другим объектам, может, случайно подшили не туда. Кто ж знал, что оно вдруг понадобится… У меня в компьютере этот файл сохранен… конечно, без подписи, но дата есть, все такое. Сами подумайте, я же не мальчик, профессионал со стажем — и никогда не допустил бы, чтобы использовались бракованные материалы. А тем более, лестничные марши. Вы себе вообще представляете, что это такое? Это очень важная часть общей конструкции, кроме того, на нее приходится наибольшая динамическая нагрузка. Так что ставить заведомый брак — значит подписать себе, и не только себе, смертный приговор. Я же не враг себе!

— Или, наоборот, друг, — вздохнул Черенков, — А что, обычная история: приехали с завода, договорились, бракованные изделия оставили, бумажки переписали, заменили на новые, хорошие. Ну а денежки… Ладно, пока идет следствие, сажать вас никто не будет. Но вот подписку о невыезде я у вас возьму. Понятное дело, это формальность, вы ведь и так никуда уезжать не собираетесь?

— Нет, — покачал головой Сергей, — я никуда не собираюсь. Разве что домой… хотелось бы попасть уже сегодня.

— Никто вас тут сверх необходимости не задержит, — подчеркнуто официально отозвался следователь. — Сейчас все оформим. А вы пока напишите все свои контакты: телефоны, адреса, явки, пароли, чтобы с вами можно было связаться в любое время дня и ночи…

После этого тягостного разговора Никифоров отправился к Рыбкиным — забирать Надю.

— А у нас тут такое! — встретила его Тамара Кирилловна, — Вадик пришел сам не свой: этот Гонсалес поувольнял всех, а Вадика…

— Я в курсе. Тоже там был, — кивнул Сергей. — Нам пора. Я завтра заеду, Тамара Кирилловна. Обо всем поговорим.

— Баба Тома, пока! — попрощалась Надя, бросаясь к отцу.

— А когда мама приедет? — начала допытываться девочка, когда они добрались до дома.

— Я тоже хотел бы знать, — огорченно проговорил Сергей, — Понимаешь, Надюшка, это очень важная командировка. Ну, когда человек уезжает по делам, иногда — очень далеко… но, почти всегда, ненадолго.

— А на сколько? — не отставала Надя. — Мама скоро приедет? А давай у нее спросим. Бери свой телефончик…

— Ты думаешь, я не пробовал? — Никифоров действительно уже несколько раз безуспешно пытался связаться с Таней, — Но туда очень трудно дозвониться, это очень далеко.

— Ну и что? — Надя была не из тех, кто легко отказывается от задуманного, — По телефону можно куда хочешь позвонить, я знаю! Давай попробуем!

Сергей сдался и набрал Танин номер, совершенно не рассчитывая на успех. Он даже вздрогнул, почти сразу услышав далекий усталый голос:

— Алло.

Никифоров молча передал телефон Наде.

— Мамочка, — закричала та, — ты когда приедешь? Я соскучилась!

— Солнышко мое, я тоже скучаю. Подожди немножко, уже скоро. Как вам там с папой живется? — спросила Таня.

— Нам с папой хорошо живется, весело. Только с вами двумя — еще лучше, — вздохнула Надя, и Сергей попросил у нее телефон.

— Алло, это я. Как там у вас дела?

— Плохо. Очень плохо, — заплакала Таня, — Мама все еще в реанимации, состояние тяжелое…

— А что говорят? Какой прогноз? — У Никифорова упало сердце.

— Ничего хорошего. Это я виновата: почему я ее с собой в Москву не забрала? — принялась корить себя Таня.

— В Москве бы делали то же самое. Может, мне приехать? — предложил Сергей.

— Да, ты мне сейчас очень нужен, — всхлипнула Таня.