Анна Варенберг - Татьянин день. Неразделенное счастье

Тогда Татьяна увидела в Игоре своего надежного союзника. Однако он явно перегнул палку, и спускать это на тормозах у Бариновой не было ни малейшего желания. Поэтому она помчалась прямо в бывший Горинский офис — разбираться. Влетев к Игорю в кабинет, Татьяна, сверкая глазами, оперлась руками о стол и наклонилась так, что ее лицо оказалось прямо перед лицом Гонсалеса. Тот от неожиданности отпрянул.

— Это ты посадил Сергея! — выкрикнула Баринова, — Ты воспользовался аварией на стройке, чтобы подставить моего мужа! Ты мне сам говорил, что хочешь свою ненаглядную Разбежкину разлучить с Сережей! Я помню, что ты сказал тогда: что разлучишь их любым способом. Теперь понятно, что такое «любым». Но ты учти… — она задохнулась от бешенства, — засадить Сергея в тюрьму я тебе не позволю! Да я тебя в асфальт закатаю, если дорогу мне перейдешь. А эту дрянь… — Бариновой на глаза попалась стоявшая на столе Игоря Танина фотография, и она в ярости смахнула фото на пол. Звон разбитого стекла, похоже, подействовал на нее умиротворяюще. Во всяком случае, первая вспышка гнева прошла, и теперь Баринова продолжала лишь раздувать ноздри, сверля Игоря глазами.

— Только нс разлучай меня с любимой: если и Таню закатаешь в асфальт- пусть мы будем на одной улице, — хмыкнул Гонсалес, которого ее бешенство не слишком впечатлило.

— Я вытащу Сергея, слышишь? Чего бы мне это ни стоило, — поклялась Баринова.

— Закон защищает каждого, кто может нанять хорошего адвоката, — развел руками Игорь. — Так что у Никифорова все шансы: с такой женой можно что угодно творить — все равно отмажут, — Он многозначительно помолчал, намекая на продолжение своей тирады, — Но я бы не советовал тебе торопиться с его освобождением. Это не в твоих интересах… Да ты присядь, — Он поднялся и пододвинул Бариновой стул. — Деловой разговор требует спокойной обстановки.

Немного поколебавшись, Татьяна уселась на предложенный стул, с трудом сдерживая гнев и в то же время ожидая объяснений.

— Танечка, — дружелюбно начал Игорь, — так дело не пойдет. Партнеры должны доверять друг другу. Если, с твоей точки зрения, я виноват, то всего лишь в том, что не поставил тебя в известность. Но у меня было слишком мало времени, чтобы обсуждать детали.

— Арест Сергея — это для тебя детали? — вскинулась Баринова.

— Да, — согласился Гонсалес, — я воспользовался ситуацией и подставил Сергея, но это ложная подстава, понимаешь? Как бы объяснить? Это временное перекрытие…

— Знаешь, ты со своей женой разбирайся до посинения, а моего мужа трогать не смей! — снова закипела Баринова.

— Я его и не трогаю, — не повышая голоса, все с той же чуть ироничной интонацией продолжал Игорь, — просто на время спрятал в надежное место… Можешь считать, положил на сохранение… для тебя же.

— Я его вытащу, — уверенно повторила Татьяна.

— И совершишь большую ошибку. Я думаю, Таня и Сережа скажут тебе за это большое спасибо, — заметил Гонсалес. — А вот если все пойдет по моему плану, я разобью эту парочку. Решу проблему раз и навсегда. Я тебе обещаю: получишь своего мужа в целости и сохранности — и довольно скоро. И будешь, наконец, жить спокойно, потому что к моей жене он на пушечный выстрел не подойдет. И она тоже будет от него шарахаться, как от чумы.

Баринова привыкла всегда и во всем чувствовать себя хозяйкой положения. И даже не столько из-за связей и денег своего могущественного отца. Татьяна и сама была исключительно сильной и целеустремленной личностью, чуждой сантиментов и угрызений совести, способной добиваться своего любой ценой.

Но приходилось признать, что по этой части она все-таки проигрывает Гонсалесу.

Игорь, нс отрываясь, смотрел ей в глаза, и она первой не выдержала — отвела взгляд, на секунду подумав, что, может быть, сделала не совсем правильный выбор. Будь ее мужем не Сергей Никифоров, а такой вот Гонсалес — вместе они свернули бы горы. Этот не станет рефлексировать, сомневаться, он не знает, что такое слабость и жалость.

— И что я должна сделать? — спросила Баринова словно против собственной воли. Ведь она пришла в кабинет Гонсалеса с твердым намерением поставить его на место, а получается все наоборот: он заставил не только выслушать его, но еще и подчиниться его силе.

— Ничего. Просто не мешай мне. Я тебе предлагаю раз и навсегда оторвать их друг от друга, у меня все просчитано и заряжено. Не хочешь — скатертью дорога. Но знай: это твой последний шанс получить Сергея, скажем так, в личное пользование.

Эти слова нашли живейший отклик в душе Татьяны. Ведь, помимо прочего, она попыталась увидеться с мужем. Но тог не пожелал явиться на свидание! Даже находясь в СИЗО, прекрасно понимая, сколь многое в его судьбе зависит от ее, Бариновой, усилий, Сергей ясно продемонстрировал, что пренебрегает ими. А стоит ему оказаться на свободе — куда он кинется? Правильно: в объятия своей обожаемой Танечки Разбежкиной. Уж, понятно, не поедет рассыпаться в благодарностях перед законной супругой, не говоря уж о большем. И если Гонсалес говорит, что знает, каким образом прекратить отношения Сергея и Разбежкиной, — что ж, стоит хотя бы послушаться.

— Хорошо, — Баринова опустила голову, внимательно разглядывая собственные сложенные на коленях руки, — я еще раз поговорю с адвокатом Сергея и распоряжусь оставить все как есть.

— Мамочка моя, как же я теперь без тебя… Всю жизнь была рядом, а теперь вот… и уже никогда не вернешься… — жалобно шептала Таня, зябко кутаясь в старенький платок Веры Кирилловны, — С кем я теперь посоветуюсь? Может, раньше я тебя и не всегда слушалась, но поговорить могла в любую минуту… А теперь — все: смотришь на меня откуда-то… очень издалека, а уж ни о чем тебя не спросишь… — Она, как потерянная, бродила полому, не зная, куда себя деть.

— Ничего, дочка, ничего… Все наладится, — Тамара подошла к Тане и обняла, успокаивая, как испуганного ребенка, — Надо жить, Танюш, надо жить… Нельзя Веру огорчать. Ложись иди, завтра вставать ни свет ни заря.

— Не могу, — выдавила Таня, — сна ни в одном глазу. И на душе как-то… неспокойно. Предчувствие какое-то, будто еще не все плохое со мной случилось. Знаете, теть Том, иногда кажется, что надо мной висит какое-то проклятие. Как будто судьба… или как оно там называется, меня за что-то наказывает, — горько призналась она, — Маме не особо везло, и я какая-то… не скажешь, что счастливая… Почему? За что? Может, я в прошлых жизнях такого натворила, что мне за это расплачиваться приходится?

— Аты еще больше всяких глупостей читай — скорей с ума спрыгнешь, — проворчала Тамара Кирилловна, — А вот судьбу не гневи, вовсе ты не такая уж несчастная. Все у тебя есть: здоровье, семья, Надюшка. А то, что Верочка от нас ушла, — так все мы там будем, придет и наш черед. Полоса у тебя в жизни такая… ну что ж, надо переждать. Конечно, непросто, мыслимо ли, такое горе…