Анна Варенберг - Татьянин день. Неразделенное счастье

— И мы с женой прекрасно понимаем друг друга, не тешим себя никакими иллюзиями, — монотонно продолжал Никифоров. — И у нас будет ребенок, которого оба мы будем любить. ’

— Будем любить, — как загипнотизированная, повторила Татьяна.

— В общем, — подытожил Сергей, — Тань, я вернулся к тебе насовсем. Знаешь, чем больше я думаю, тем яснее понимаю, что ты для меня — идеальная пара. Ты меня любишь, не изменяешь…

— Не изменяю, — поспешно закивала Баринова.

— Терпишь все мои, как бы это сказать помягче, чудачества — что мне, дураку, еще надо? Видно, ты — моя судьба. А от судьбы, как известно, не уйдешь, — закончил Никифоров свою речь.

— Наконец-то ты это понял, — Татьяна, вконец расчувствовавшись, обняла его. — Ты знаешь, я прочла, что занятия живописью очень полезны для будущего ребенка. Потому что, когда человек рисует, ну или пишет маслом, у него возникают положительные эмоции, которые передаются малышу, — и он хорошо развивается, растет красивым и умным.

— А ты больше верь всякой фигне, — поморщился Никифоров. — Вон Надюшка вообще за тюремной решеткой родилась, какие там положительные эмоции? И что, скажешь, она глупая и страшная?

— Нет, не скажу. — У Бариновой упало сердце: ну вот, он опять за свое! — Но вообще-то, Сереж, ты бы поменьше думал о ребенке на стороне, ведь у тебя скоро будет свой, законный, твой наследник — и его рожу я, твоя жена.

— Ты права: забыть — это единственный выход, — мрачно согласился Никифоров, вставая и снова наливая себе — на этот раз виски. — Тем более что она вряд ли разрешит мне видеться с Надей. После того, что Разбежкина мне наговорила, рассчитывать не на что.

— А что она тебе такого наговорила? — живо заинтересовалась Татьяна.

Вообще-то, Игорь предупредил ее о том, что очень скоро отношения Разбежкиной с ее мужем благополучно и навсегда завершатся, но до этого момента Баринова не до конца верила словам Гонсалеса.

— И на что тебе больше нечего рассчитывать?

— Да тебе-то какое дело? Мало ли о чем я разговаривал с матерью своего ребенка? — зло бросил Никифоров. — Тебе недостаточно того, что я вернулся? Мне хоть где-нибудь покой дадут, или моя собственная жена тоже считает своим долгом в душу лезть?!

— Ты не волнуйся, только не волнуйся, — испуганно засуетилась Татьяна. — Ну спросила, не подумав…

— А ты в следующий раз думай! — недовольно покосился на нее Сергей.

— Постараюсь, — заискивающе протянула она. — Сереж, ты устал, вымотался весь, перенервничал. — Никифоров, осунувшийся, небритый, в грязной, пропахшей потом рубашке, теперь, к тому же, перемазанной краской, с запахом перегара, и в самом деле выглядел нелучшим образом. — Позволь твоей собственной жене поднести тебе чарочку. — Татьяна теперь уже сама налила ему виски и подала.

— А ты нормальная девчонка, — одобрил супруг, криво ухмыльнувшись и выпивая, после чего откинулся на спинку дивана и откровенно задремал.

«Нормальная девчонка» умиленно покачала головой, разглядывая свое вновь обретенное сокровище, и заботливо укрыла его пледом:

— Отдохни, дорогой…

Она чуть ли не на цыпочках направилась прочь из гостиной, однако пришлось вернуться: зазвонил телефон.

— Алло, — поспешно сорвав трубку с аппарата и косясь на Сергея — не разбудили ли его, — шепотом произнесла Татьяна.

— Таня? Привет, это я, — озабоченно проговорил Мещеряков, — Давай встретимся, обсудим все спокойно…

— Незачем встречаться, — сказала Баринова. — Послушай меня внимательно. Ко мне вернулся муж, и у нас с ним все хорошо, понимаешь, с ним, а не с тобой. Поэтому, если ты действительно меня любишь, забудь и мой телефон, и меня, — не дожидаясь ответа, она нажала на рычаг, разрывая связь — во всех смыслах.

Бросив еще один влюбленный взгляд на спящего Сергея, она поспешно покинула дом, у нее было срочное дело — отвезти Свете очередную «зарплату», чтобы та, не дай бог, не наделала глупостей.

Никифорова разбудили голоса в гостиной. Один явно принадлежал Тусе, а второй — какому-то неизвестному типу.

— Танечка ненадолго отъехала по срочному делу, — объясняла домработница посетителю.

— Если вы не против, Наталья Федоровна, я подожду ее.

— Вы кто? — спросил Сергей, садясь на диване и протирая глаза.

— Это Яночкин врач — заехал узнать, как ее здоровье, — торопливо пояснила Туся, опережая ответ незнакомца — высокого представительного мужчины средних лет.

— А вы, простите, кто? — Сергею показалось, что вопрос уважаемого господина доктора прозвучал настороженно и даже неприязненно.

— Вообще-то я в этом доме живу и до сих пор считался мужем Тани Бариновой, — представился Сергей. — Если за время моего отсутствия ничего не изменилось.

— Изменилось, и очень многое изменилось, — негромко возразил его собеседник. — И как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Наталья Федоровна, — повернулся он к Тусе, — если вас не затруднит, вы не могли бы оставить нас наедине для небольшого приватного разговора?

— Легко. — Домработница поспешно удалилась, и Сергею показалось, будто она уж слишком ободряюще глянула на визитера.

— Не пойму, о чем вы собираетесь говорить. Насколько я понял, вы лечащий врач моей тещи, — скептически скривился Никифоров.

— Не только, — уточнил Анатолий. — Дело в том, что я люблю вашу жену.

— Серьезно? — приподнял брови Никифоров, впрочем, и не думая, хотя бы из элементарной вежливости, привстать, — наоборот, он снова улегся на диван, подперев голову локтем. — Прямо вот так вот любите? Интересно, как это вам удалось, я сколько лет пытался — и не получается.

— Не понимаю вашей иронии и не хочу понимать, — с трудом сдерживая возмущение, если не брезгливость, ответил Мещеряков. — Я полюбил Таню с первого взгляда. Она удивительная, потрясающая женщина, а вы просто слепой, если этого не видите.

— Доктор, а мы точно говорим об одном и том же человеке? — спросил Никифоров. — Вы случайно домом не ошиблись?

— Господи, — воскликнул Мещеряков в сильнейшем волнении, — ну почему в этом мире все так несправедливо? Почему такая женщина досталась не мне, а вам? Вам, который даже понять не может, какое это сокровище! Знаете, у меня никогда не было проблем с женщинами: уходила одна, приходила другая, и особенной разницы я, честно говоря, не замечал. До тех пор, пока не встретил ее. Давайте начистоту! Я люблю Таню, очень люблю. Отпустите ее, а? Вам ведь, насколько я понимаю, она не нужна, а я всегда мечтал о такой жене: умной, красивой, страстной…

— Страстной? — Наконец-то Сергей что-то начал понимать, и последние слова Мещерякова ему совсем не понравились.

— Да, — с вызовом глядя ему в глаза, подтвердил Анатолий, — мы были близки.

Никифоров открыл было рот для какой-нибудь ответной язвительной фразы, но так и не смог ничего произнести: он был до глубины души потрясен услышанным.