Уинтер Реншоу - P.S. I Hate You

– Зачем ты это сделал? – Она бьет меня ладонью по руке. Кажется, она действительно зла.

– Я оказал тебе услугу.

– Нет, ты вел себя, как ревнивый болван. Неужели тебе нужно напоминать, что между нами нет ничего такого? И что это не свидание? И что у тебя нет на меня прав?

– Мне не нужно ни о чем напоминать, – отвечаю я, потому что настроен считать точно так же. – Я увидел, что ситуация требует вмешательства, – и вмешался.

Марица закатывает глаза.

– Охрененное объяснение.

Приносят наши напитки, и она хватает свой бокал так резко, что едва не опрокидывает его.

– Он просто хотел к тебе подкатить, – говорю я ей.

Повернувшись спиной ко мне, она подносит к губам бокал с мартини.

– И как ты это узнал? Раскусил его всего за три секунды?

– Я знаю мужчин, – говорю я. – Я знаю, как мы думаем, как мы действуем. Последние десять лет – ну, чуть меньше – я провел среди изголодавшихся по сексу мужчин, для которых бары – это, типа, как долбаная игра в «Сожри рыбку», а этот тип явно был настроен на охоту за добычей.

Она ничего не говорит, только делает очередной глоток. Но я хотел бы, чтобы она ответила, потому что уже я начинаю чувствовать себя козлом.

– Марица, – произношу я. Спустя несколько секунд она все же поворачивается ко мне.

– Знаешь, если честно, сейчас я оскорблена. Я оскорблена тем, что ты считаешь меня дурой, не понимающей разницы между мужчиной, который искренне мной интересуется, и мужчиной, который просто хочет подкатить ко мне яйца. Этот парень был очень милым, мы разговаривали с ним про группу «Aerosmith», потому что на нем была настоящая футболка с их тура 1993 года, а ты обошелся с ним, как с каким-нибудь пикапером.

Она сжимает пальцы и снова отворачивается.

– Извини, – говорю я, проводя ладонью по жесткой щетине, уже пробившейся у меня на подбородке.

– А вдруг он в будущем мог стать моим мужем? Что, если бы мы с ним понравились друг другу? – спрашивает она, все еще сидя спиной ко мне. – Вдруг бы нам было предназначено когда-нибудь пожениться, завести пятерых детей и жить в красивом доме в Темекуле? А теперь я никогда этого не узнаю. – Марица снова разворачивается ко мне. – Я надеюсь только, что ты сможешь с этим жить.

– Что?

– Тебе придется жить, зная, что ты, по сути, убил моих будущих детей, вмешавшись в судьбу, – говорит она, поднимая свой бокал. – Это какой-то дерьмовый вариант «Назад в будущее», капрал.

Я совсем сбит с толку.

А потом она начинает смеяться.

– Я тебя разыграла.

Выдохнув, я отступаю на полшага. Она меня подловила. И еще как подловила.

– Меня ничуть не заинтересовал этот парень, – говорит она. – Он милый, но совершенно не в моем вкусе, так что спасибо за то, что спас меня.

На стойке вякает звонок – должно быть, освободился столик для нас.

– Ты чертовски хорошая актриса, – сообщаю я ей с полуухмылкой. Если бы мы были знакомы ближе, сейчас я ущипнул бы ее за задницу. Вместо этого я бесстыдно опускаю взгляд, пока иду за ней: можно считать, что это наказание за ее розыгрыш.

– Это в моей крови, – отвечает она. – Буквально.

Минуту спустя мы уже сидим в уютной угловой выгородке и читаем меню, отпечатанное на линованной бумаге. Снаружи в полном разгаре ясный день, но здесь царит интимный полумрак, везде расставлены свечи. И хотя это вовсе не свидание, хотя последнее, что мне нужно, – это привязанность к этой женщине, однако какой-то маленький, самый крошечный кусочек моей души желает, чтобы мне не нужно было уезжать на следующей неделе, чтобы я мог остаться здесь и узнать ее немного лучше.

Что-то говорит мне, что я мог бы ее полюбить.

И это о многом говорит, потому что на самом деле я никого не люблю.

– Что ты делал сегодня, Исайя? – спрашивает в тот вечер мама, устраиваясь за столиком-подносом и протягивая руку к пульту от телевизора.

– Да просто гулял.

Она смотрит на меня. Конечно, она больна, устала, время от времени ее мозги затуманиваются, но она хорошо знает меня.

– Не лукавь со мной, – говорит она и смотрит на меня исподлобья. – Чем ты занимался?

– Ходил на Пирс.

Мама приглушает звук телевизора и сжимает губы. Она многое забывает, но пирс Санта-Моники помнит хорошо.

– Один? – спрашивает она.

Присев на край ее постели, я качаю головой.

– С другом.

– С каким другом?

Тяжело вздохнув, я встаю.

– Здесь жарко. Может, включить вентилятор?

– Нет, сядь. – Она жестом велит мне вернуться на прежнее место. – С каким другом?

– Просто… с девушкой, с которой я познакомился несколько дней назад.

Лицо мамы остается суровым. Она знает, что я не собираюсь строить ни с кем отношения. Я почти десять лет не приводил домой девушек, так что всякий раз, когда я упоминаю, что гулял с девушкой, мама предполагает, будто речь о какой-нибудь цыпочке, которую я подцепил в местном спортбаре.

– Она милая, – говорю я, чтобы успокоить маму. – И веселая. Она бы тебе понравилась.

Лицо матери слегка смягчается.

– Ты меня с ней познакомишь?

– Нет.

Она склоняет голову набок, скрещивает ноги и подается ближе ко мне, внимательно всматриваясь в мое лицо.

– Она тебе нравится? Эта девушка?

– Мам, твоя еда стынет. – Я указываю на пенополистироловый контейнер, к которому она не притронулась с тех пор, как я поставил его перед ней пять минут назад. – Ты же знаешь, стейк после микроволновки будет невкусным.

Выпрямившись, она берет нож и вилку и начинает резать мясо, что-то бормоча себе под нос по-португальски.

– Она хорошая девушка, – говорю я. – Приличная. Но мы просто друзья.

Если это вообще можно так назвать.

– Тебе нравится проводить с ней время? – спрашивает мама.

– Нравится.

Она кладет в рот крошечный кусочек стейка и задумчиво жует.

– Я хочу лишь, чтобы ты хорошо проводил время с какой-нибудь милой девушкой. С той, которая заставит тебя улыбаться. Это мое предсмертное желание, Исайя.

– Мам, не говори так.

– Как?

– Не говори о предсмертных желаниях. Ты не умираешь.

Мамины губы изгибаются в нежно-печальной улыбке.

– Meu amor , ты живешь в мире отрицания, но тебе уже давно пора выйти из него. Если ты отрицаешь смерть, ты отрицаешь жизнь. Просто обещай мне, что ты не станешь отрицать свои чувства.

Снова поднявшись с кровати, я утвердительно хмыкаю, чтобы успокоить ее, потом наклоняюсь и целую ее в лоб.

– Если что-то понадобится – я в соседней комнате.

Суббота № 3

– Давай говорить прямо. – Моя кузина, она же лучшая подруга, она же соседка, Мелроуз, прислоняется к дверному косяку моей ванной, пока я готовлюсь к встрече с Исайей. – Я уезжаю на три дня, возвращаюсь, а ты всю неделю проводишь с каким-то совершенно посторонним человеком?