Уинтер Реншоу - P.S. I Hate You

– Я ничего не чувствую, капрал, – отвечает она, тяжело дыша и усмехаясь – перед тем, как наши языки вновь сплетаются.

Мои пальцы сжимают ее бедра, потом проскальзывают под подол ее футболки, скользят по мягкой коже, пока я не нащупываю застежку ее лифчика.

– Это ничего не значит, – говорит она, теснее прижимаясь ко мне. – Верно? Скажи мне, что это ничего не значит. Мы просто… мы просто исключаем это из нашей системы.

– Это ничего не значит, – заверяю я ее и расстегиваю лифчик. Мои ладони проникают под чашечки, обхватывая ее идеальные груди. Я так возбужден, что мне больно, и хотя я хочу насладиться всем этим до капли, я отсчитываю минуты до того, как окажусь глубоко внутри нее, до предела, и оттрахаю ее так, что она не забудет этого до конца жизни.

И я говорю это не для того, чтобы похвастаться.

Перепихоны на одну ночь и короткие связи – в некотором роде моя специальность, и мне говорили, что я – лучший, что я всегда довожу женщин до оргазма.

– О боже! – взвизгивает женский голос, потом входная дверь захлопывается.

Марица слезает с меня, заправляет футболку в шорты и поправляет волосы.

– Привет, Мелроуз. Я не знала, что сегодня ты придешь так рано. У тебя вроде бы прослушивания?

Девушка, очень похожая на Марицу, но со светлыми волосами, стоит в дверях, открыв рот и широко распахнув глаза-блюдца, ее потрясенный взгляд перебегает с меня на Марицу и обратно.

– Мелроуз, это Исайя. Исайя, это моя соседка-кузина Мелроуз. – Марица переглядывается со своей кузиной. Я так понимаю, они уже обсуждали меня прежде.

Выглядит она знакомо, как будто я раньше уже где-то видел это лицо. Может быть, по телевизору. А может быть, причина просто в потрясающем семейном сходстве Клейборнов.

– Мое прослушивание закончилось раньше, чем я думала. – Мелроуз вешает сумочку на спинку кресла в гостиной.

– Да? И как оно прошло? – спрашивает Марица, делая вид, что Мелроуз не застала нас в преддверии траха.

Член у меня все еще твердый, хотя уже начинает съеживаться из-за дурацкой неловкости всей этой ситуации.

– Отлично, – отвечает Мелроуз. – Мне дали небольшую роль в фильме с Райаном Гослингом. Я буду играть его вредную младшую сестру. У меня примерно двадцать реплик, так что это уже кое-что.

– Без шуток! Куда лучше, чем «жертва номер два» в «Законе и порядке», – говорит Марица, подмигивая.

– Но та роль дала мне старт, – замечает Мелроуз. – Именно благодаря ей я получила две другие роли.

– Я и не отрицаю, – говорит Марица, вскидывая руки.

– В общем, я сейчас собираюсь на пробежку, – продолжает ее соседка. Я не знаком с этой блондинкой, но выглядит она слегка подавленной. Я полагаю, это утомительно: ходить на прослушивания, возлагать на них надежды и получать одно разочарование за другим. – Если вы двое вдруг решите продолжить свои игры, будьте добры, делайте это в будуаре, где вас никто не увидит.

Марица закатывает глаза, и Мелроуз скрывается в коридоре.

– Она всегда не в настроении после прослушиваний, – объясняет мне Марица. – Она отчаянно хочет стать Глорией Клейборн нашего поколения. Это она так говорит, не я.

– Нет ничего плохого в том, чтобы ставить перед собой цели.

– Верно. И я ее ничуть не осуждаю. По крайней мере, она знает, чего хочет добиться в жизни, и предпринимает все необходимые шаги, чтобы этого достичь. – Марица тянется за бутылкой с водой, стоящей на кофейном столике, и подносит к своим распухшим губам – тем самым губам, которые я целовал несколько минут назад.

Но момент уже упущен.

И, может быть, это к лучшему.

– Мне нужно идти. – Я встаю, беру свой телефон и стараюсь не замечать разочарованный взгляд ее глаз – которого не должно быть. Она должна в равной мере нормально относиться и к тому, что я ухожу, и к тому, что я остаюсь. – Увидимся завтра. Я напишу тебе утром.

Выйдя из домика, я иду к воротам и жду вызванное такси.

Одна половинка моей души желает остаться.

Но другая точно знает – мне лучше уйти.

Суббота № 5

– Ладно, давай я по-быстрому извинюсь. – Я ковыляю к Исайе, входящему в главную дверь Ранчо Ла-Брея, маневрирую между семейными группами, матерями с маленькими детьми и дошкольниками-экскурсантами. – Я понятия не имела, что это вроде как научный центр для детишек.

Он окидывает глазами вестибюль, прежде чем остановить взгляд на лохматом мамонте, выглядящем весьма натурально.

Маленький кудрявый мальчик в красном поло врезается в Исайю, выкрикивает «Простите» и уносится прочь. За ним гонится мать, а к стоянке возле дверей Ранчо подруливает желтый автобус, полный младшеклассников.

С начала дневной работы музея прошло всего двадцать минут, а он уже до края полон маленькими человеческими существами, их громкие голоса эхом отдаются от высоких потолков и от стен просторных залов.

– Мы можем пойти куда-нибудь еще, – говорю я Исайе, извиняясь перед ним взглядом и голосом и касаясь ладонями его широкой груди.

Он чуть прикусывает нижнюю губу, делает глубокий вдох, словно размышляя над моим предложением, потом пожимает плечами.

– Все отлично. Мы уже здесь, – говорит он.

– Ты уверен? – Я поднимаю брови. – У меня есть еще кое-какие идеи относительно того, куда можно пойти.

Исайя качает головой и обхватывает рукой мои плечи, и этим застает меня врасплох. Мы идем к билетным кассам, тепло его тела проникает сквозь мою хлопковую футболку, пряный запах его одеколона наполняет мои легкие.

– Как твоя нога? – спрашивает он, когда мы становимся в очередь.

– Лучше. Еще ноет, но уже лучше.

Десять минут спустя мы с билетами в руках направляемся на самостоятельную экскурсию, начав с выставки «Титаны ледникового периода» и продвигаясь к «Лаборатории окаменелостей», которая, похоже, весьма популярна у дошкольников, окружающих нас.

Мы останавливаемся у «Битумного озера 91», где идет процесс настоящих раскопок, из почвы извлекают окаменевшие останки саблезубого тигра и ужасного волка. Исайя задерживается, чтобы посмотреть.

– Знаешь, я однажды читала, что если сжать все время существования вселенной в один календарный год, человек появится только в одиннадцать часов вечера тридцать первого декабря, – говорю я. – Я, конечно, пересказываю своими словами, но основную идею ты должен уловить.

Исайя сжимает губы. Он увлечен действиями археологов, которые роются в земле при помощи своих причудливых инструментов и специальных щеток.

– Разве не поразительно думать о том, насколько мы незначительны? Как вид мы еще очень молоды, а все эти живые, дышащие существа обитали на земле миллионы и миллионы лет назад. Это просто взрывает мне мозг, честное слово. Вроде как одновременно поражает и угнетает меня, – говорю я.