Ульяна Соболева - Петля [СИ]

Ответила, отпила кока-колу, и, глядя на него, прикусила губу.

— Не боишься? А вдруг я заставлю тебя сделать что-то… очень плохое?

Я усмехнулась, постукивая ручкой по выдвижному столику.

— Я тебя не боюсь, мы это тоже уже проходили.

— Хорошо. Ты сказала, что умеешь рисовать. Нарисуй мне то, о чем ты сейчас думаешь.

Ладно. Ты сам напросился. Я нарисовала робота, совершенно абстрактного, с квадратной головой. Пару волосин-антенн на макушке. В галстуке, пиджаке и планшетом в руках-закорючках. Протянула ему.

— Ого. Так быстро.

Когда перевернул листок, то расхохотался. А я в изумлении распахнула глаза. Он впервые так смеялся. Точнее, я никогда не слышала именно искреннего смеха. Он его преображал настолько, что у меня дух захватило, и казалось, вот тот самый аттракцион сломался, а я полетела вниз, со свистом в ушах и с бешеным сердцебиением. Черт. Какой же он красивый, когда вот такой настоящий… когда смеется со мной. Андрей вытянул руку, присматриваясь к рисунку.

— Не, ну ничего так. Похож. Правда, волос у меня больше, и голова не квадратная. А так, очень даже. Сколько там у тебя было по рисованию?

— Двойка, Воронов. Я не говорила, что умею рисовать.

— А по пению тоже двойка?

Я запустила в него ручкой, но он поймал ее на лету.

— Да ладно. Я пошутил. Твоя очередь.

— По пению у меня была пятерка, между прочим. Выбирай, Андрей, правда или действие?

— Правда. Люблю людям правду говорить. Спрашивай. Удиви меня.

Я отобрала у него ручку и сунула ее в рот, нервно покусывая. Что б такого спросить, чтоб вывести его из равновесия?

— Хорошо. Кем ты мечтал стать в детстве?

На его лице отразилось искреннее удивление. Он словно не ожидал такого вопроса.

— Ты будешь смеяться.

— Не буду. Обещаю.

— Я хотел быть пожарным.

— Поподробнее, пожалуйста. Не зачту ответ.

— Мне покупали фигурки пожарных и машинки с мигалками, а я поджигал кучки веток и тушил пожары.

— Никогда бы не подумала.

— А ты думала о том, кем я хотел быть в детстве? Серьезно?

— Это уже игра или просто вопрос?

— Просто вопрос.

— А я не обязана отвечать. Так что или играй, или я пропускаю.

— Правда или действие?

— Правда.

— Ого. Становится все интереснее. Твое самое яркое воспоминание?

Самым ярким моим воспоминанием будут твои поцелуи… я даже невольно тронула губы кончиками пальцев.

— Время, Лекса, время, — он глянул на часы, — твоя минута скоро закончится.

— Поцелуй с мужчиной… — Ответила я и отвела взгляд.

— Поподробнее. Иначе не зачту.

Я посмотрела ему в глаза и слегка вздрогнула — он даже слегка подался вперед.

— Я слушаю, Александра.

— Свой настоящий первый поцелуй, когда от прикосновения губ по всему телу мурашки, а в голове шумит, как от алкоголя, и хочется еще, хочется, чтоб губы болели.

Андрей прищурился и слегка нахмурился, резко отодвинул от себя бутылку с минералкой.

— И много их было, настоящих?

— Всего два, — не задумываясь ответила я, и теперь наши взгляды встретились.

В горле тут же пересохло, потому что я не могла понять, что именно вижу там, на дне его глаз. Они потемнели и теперь лихорадочно поблескивали. Он перевел взгляд на мои губы, которые я все еще трогала пальцами. Резко убрала руку, а он выдохнул. Настолько шумно, что даже я услышала.

— Правда или действие?

— Пусть будет правда.

В голове ярко вспыхнули образы, где он в своем кабинете с этой… Настей. Сразу после меня. К черту эту тему. Не хочу туда обратно. Не хочу, чтоб снова больно…

— Какие сказки ты рассказывал своей дочери в детстве?

Теперь он отшатнулся назад и посмотрел в иллюминатор. А я тут же пожалела, что спросила. Наверное, не стоило вот так, переходить сейчас на личное. Надо было что-то другое. Именно о нем.

— Я не рассказывал ей сказки. Потому что долго не знал о ее существовании. Все. Игра окончена.

И снова возникло то самое ощущение, как тогда, в комнате Карины… это физическое чувство… его ненависти ко мне.

— Ты меня ненавидишь, да? — спросила и сама не поняла, как это вырвалось.

Резко повернулся ко мне.

— Да.

Стало больно. Как будто ударил. Сильно, по лицу. Я даже задохнулась от того, что заболело внутри. Только он умел делать мне настолько больно… И мне кажется, что если я позволю себе упасть в эту пропасть, он сделает еще больнее.

— Спасибо. Это было честно.

Но Андрей вдруг встал со своего кресла и склонился надо мной, упираясь руками по обе стороны моего сидения.

— Почему ты решила, что это было честно? Мы уже не играли.

Очень близко. Так близко, что я опять ощутила запах его парфюма и сигарет. Умопомрачительно сильный. Мгновенное опьянение. Даже повело слегка. На губы его смотрю, и у меня скулы сводит от желания, чтобы поцеловал.

— Потому что по глазам твоим вижу, — тихо ответила я, — кожей чувствую.

— Что ты видишь в моих глазах сейчас, Александра?

Сейчас я видела там свое отражение и мне казалось, что оно горит, даже вспышки пламени видны. Они обвивают мое тело огненными разводами, как паутиной. Больше никакого льда. Гореть заживо на дне его темной бездны.

— Не знаю… там столько мрака. Все черное. Ты… ты весь тонешь в своем черном.

— Жизнь далеко не для всех бывает радужной.

Он вдруг провел пальцами по моим скулам и по нижней губе.

— Бывает… Жизнь такая, какой ты сам ее рисуешь.

— Нет, жизнь далеко не такая, какой ты себе ее рисуешь, девочка.

— Я хотела бы раскрасить твой черный, но ты заливаешь мою радугу мраком и ненавистью.

Перехватила его руки за запястья, приближаясь к его губам, как загипнотизированная, чувствуя, как сильно хочется прижаться к ним в жадном поцелуе. На одно воспоминание больше…

— Радуга для маленьких наивных девочек, Александра. Со временем жизнь больше похожа на болото.

Я подалась вперед и обвила его шею руками, притягивая к себе, закружилась во взгляде, как на бешено вращающейся карусели, все поплыло перед глазами и стало нечем дышать.

— Я бы хотела нарисовать для тебя радугу.

Но он вдруг сбросил мои руки и выпрямился, поправляя галстук.

— У тебя была двойка по рисованию. Забыла?

В этот момент послышался голос бортпроводницы:

— Наш самолет произвел посадку в аэропорту города Вены. Температура воздуха минус пять градусов по Цельсию. Просьба оставаться на местах до полной остановки двигателя…

Я никогда раньше не была в Вене. Для меня этот город был похож на сказку, особенно зимой, в преддверии католического Рождества. Правда, особо любоваться улицами, пока мы ехали в джипе с тонированными стеклами, не пришлось.

Я так и не поняла, зачем мы сюда приехали. Воронов ничего мне не объяснил, а я и не спрашивала, потому что он не даст правдивого ответа. А еще потому что мне вдруг стало страшно… Я бы никогда в жизни не призналась в этом даже самой себе, пока вдруг не почувствовала этот едкий укол в позвоночник, где-то, где нервные окончания намотались в спутанный клубок хаоса… Тот самый укол, когда Андрей сказал при Карине, что я возвращаюсь домой.