Ульяна Соболева - Петля [СИ]

Мне показалось, что он был честен в этот момент. Значит, они договорились о чем-то с отцом, и Воронов намерен меня вернуть. Вот именно от этого понимания мне стало больно. Словно что-то сжало сердце в тиски и начало выкручивать его, выжимая по капле разочарование и отчаяние. Что-то, что начало душить призрачную надежду… Да, я надеялась. Только сейчас это поняла. Глупая и наивная идиотка. Смешно. Это ведь так смешно. Я и есть тот самый клоун, о котором он говорил. Маленький, нелепый шут, который развлекал его какое-то время, прежде чем его не решили вернуть обратно хозяину.

Мы ехали всего полчаса от аэропорта до гостиницы "РаlаisСоburg", а мне показалось, целую вечность. Потому что каждую секунду я ждала, что состоится какая-то встреча, на которой меня на что-то обменяют и отправят восвояси.

Да. Мне уже не хотелось обратно к отцу. Мне почему-то начало казаться, что все у меня не так. И отношения не такие, и жизнь моя унылая какая-то, и стремления неправильные, ценности.

В гостинице нас провели в апартаменты из четырех комнат. Шикарный номер, похожий на дворцовые залы. С роялем в одной из них. Как давно я не играла на инструменте, с того самого времени, как переехала к отцу. А когда-то давно я любила сидеть перед нотными листами и подбирать мелодии. Никому особо не нравилось мое увлечение, никому, кроме дяди Саида. Он мог часами слушать, как я играю, и просить подобрать ту или иную мелодию. Невыносимо захотелось поднять крышку и нажать пальцем на клавишу.

Впрочем, я могла не радоваться. Меня завели в одну из комнат, где полностью отсутствовал интернет и был заблокирован телефон. Даже внутренняя связь с отелем. Воронов все предусмотрел. Меня закрывали в номере, пока он разъезжал по каким-то делам, а я сидела в этой роскоши наедине с огромным плазменным телевизором, сотовым, с помощью которого можно было набрать всего два номера — моего охранника и самого Андрея. Я не могла ничего заказывать в гостинице, только звонить своему церберу и просить его принести мне завтрак, обед или ужин. Вскоре мой восторг и от города, и от гостиницы перерос в тихую ярость. После суток полного одиночества в номере мне казалось, что я задыхаюсь. К роялю я так и не подошла. Мне вообще ничего не хотелось. Я надеялась, что здесь мы с ним будем общаться, как тогда в самолете… что у нас будет на это время, но я ошиблась. Воронов отсутствовал почти до ночи. Мне казалось, что он специально меня избегает и старается не пересекаться. Я слышала, как он приходил и тут же запирался в своей комнате.

Я не понимала ни одного из его действий, ничего совершенно. Он вел себя так, словно в нем жили два абсолютно разных человека. Первый был холодным и циничным монстром, а второй появлялся лишь тогда, когда Воронов терял контроль рядом со мной, и теперь я была уверена — он избегает меня, чтобы этого не произошло снова, и будет избегать, пока не вернет обратно отцу.

На третий день я совершенно озверела. Бродила по номеру, как запертый в клетке зверек, пытаясь хоть чем-то себя развлечь. Единственное, что мне было позволено — это заказ еды из ресторана и вещей из каталогов магазинов.

Павел, мой постоянный страж, сказал, что я могу заказывать все, что угодно, и лимит моих расходов неограничен. Наверное, в этот момент в меня вселился сам дьявол. Я заказала себе самых разных десертов и шампанское. Потом я пролистала каталоги одежды, ювелирных украшений, сумочек и обуви и нагло шопилась везде, где было можно. К вечеру моя гардеробная сама напоминала магазин.

Я ждала, что Воронов в ярости ворвется в номер и скажет, что я охренела окончательно, и тогда я хотя бы его увижу и поговорю с ним, а может, просто вопьюсь ногтями в его лицо и буду требовать, чтоб меня выпустили из этой тюрьмы и хотя бы повозили по городу, иначе я тут сдурею.

Но никто не влетал в номер и никто не ограничивал меня ни в чем.

Наполнив эдак пятый бокал шампанского, я разгуливала перед зеркалом взад и вперед, примеряя свои покупки и злясь все больше и больше.

Пока снова не появился Павел и не велел мне оставаться в своей комнате, так как у Воронова будут важные гости, и он просил меня не высовываться.

Я согласно кивнула и запустила в Павла хрустальной вазой. Пока горничные убирали осколки, а мой сторожевой пес прикладывал к шишке на лбу лед, я невозмутимо подпиливала ногти сидя на диване в новых туфлях и коротеньком черном платье, усыпанном мелкими стразами Сваровски. Да, я любила все блестящее, и пофиг что и кто об этом думает.

Когда послышались голоса, я насторожилась и снова отхлебнула шампанское из фужера. А вот и Их Светлость с гостями. И если он думает, что я правда буду сидеть здесь, как идиотка, и ждать, когда он, выпроводив гостей, снова запрется у себя в комнате, то он полный дурак.

К шестому бокалу мне уже стало весело. Я бросала взгляды на Павла и ждала, когда он выйдет хоть куда-нибудь. Не дождавшись, я потребовала, чтоб он лично принес мне шоколадное суфле и кофе с мороженым.

Он ушел, а я, распустив волосы и тряхнув кудрями, направилась в гости к Их Светлости. Надо же угостить Графа самым дорогим шампанским в Вене, и еще мне хотелось петь. Он же хотел, чтоб я для него пела. Вот я созрела. Буду петь.

Я даже не постучала, а толкнула дверь рукой и замерла на пороге с бокалом шампанского в одной руке и бутылкой в другой. Они сидели за столом. Человек пять, включая самого Андрея. С постными лицами, как на совещании, с открытыми ноутбуками. Обсуждали что-то на английском. Перед каждым минералка и бокал. Сделки, документы, проценты — черт, люди, Рождество же. У вас что, семей нет? Идите и веселитесь, всех денег все равно не заработать. Все дружно повернули ко мне головы, а я присела в легком реверансе.

— Ваша Светлость, Андрей Савельевич Воронов. Хоть вы и не католик, я решила поздравить вас и ваших гостей с Католическим Рождеством, — сказала по-английски, чтоб чопорные австрийцы тоже меня поняли. Один из гостей поздоровался, а я чуть не прыснула со смеху и перевела взгляд на Андрея.

Он смотрел на меня исподлобья, постукивая кончиками пальцев по столешнице. Да, мистер Невозмутимость, я посмела заявиться к вам без приглашения.

— Выйди. Александра, у меня важный разговор, — сказал по-русски, а я, наоборот, вошла в комнату и прикрыла за собой дверь.

— А Рождество — это еще важнее, Андрей Савельевич. Рождество — это светлый праздник, между прочим. Я же говорила, что ты зануда. Твоим гостям ужасно скучно, правда? — улыбаясь я посмотрела на одного из типов — лысоватый, с брюшком, на котором слегка разошлась рубашка и расстегнулась одна из пуговиц, он смотрел на меня во все глаза и глупо улыбался в ответ.

— Выйди, я сказал. Выйди и закрой за собой дверь, — Андрей говорил очень спокойно, но я видела, как сжались его скулы и потемнели глаза.