Ульяна Соболева - На дне

— У тебя осложненная беременность. Отеки, высокое давление и повышен белок. Это опасно. — Фаина медленно выдохнула и положила анализы на стол.

— И что это значит?

— Это значит… У тебя преэклампсия.

— Это что такое?

— Вид позднего токсикоза. Беременность может начать угрожать твоей жизни и желательно тебя родоразрешить. Можно даже сейчас.

— Что значит, сейчас? У меня только тридцать недель. Малыш очень маленький.

— Я понимаю… У плода на таком сроке есть шансы выжить.

Тяжело дыша и чувствуя, как на меня снова наваливается тьма, я встала со стула.

— Шансы… у нас с Максимом тоже были шансы выбраться оттуда вдвоем. Мы почти это сделали…

— Даша, с таким давлением и белком. Если ничего не делать, ты можешь получить эклампсию и умереть. Почему ты ничего не сказала о головной боли?

Я резко повернулась к ней.

— Могу. А каковы у нас с моим ребенком шансы выжить? Давай наоборот. Не от плохого.

— Можно попробовать положить тебя в стационар, на постельный режим и пробовать тянуть, сколько возможно.

— Не надо в стационар. Скажи, что там нужно принимать, делать, колоть. Я не хочу оставлять моих детей одних.

— Даш… дома — это не то. У тебя гемоглобин низкий. Ты истощена. Вес почти не набрала. Ребенок тянет все твои соки. Надо лечь. Тут я хоть как-то присмотрю за тобой.

— Если мне станет хуже — я лягу.

— Хорошо. Выполняй все, что я прописала, принимай все препараты. Никаких стрессов, никаких волнений. Свежий воздух. Исключить соль, острое, сладкое. Давление измерять три раза в день и записывать.

— Хорошо. Что за паника. Я в порядке.

Она вдруг подошла ко мне и крепко обняла, привлекая к себе.

— Я очень волнуюсь за тебя. Все это время я боялась, что не получится тебя вытащить и сейчас… когда все как-то начало выравниваться. Он бы хотел, чтоб я позаботилась о тебе.

— Ты и так заботишься. Больше всех. И дети тебя любят, как вторую маму.

— Ладно. Береги себя.

— Берегу.

Однажды вечером, незадолго до еще одного удара в самое сердце, Тая вдруг спросила, когда мы рассматривали фотографии Максима, Савелия в семейном альбоме.

— Мам… а папа теперь далеко и не видит нас? Он исчез. Умер — это значит, что его больше нигде нет? И он больше нас не любит?

Я наклонилась к ней и взяла за маленькую ручку.

— Идем, я тебе что-то покажу.

Я вывела ее на балкон и указала пальцем на сверкающие яркие звезды.

— Когда-то твой папа сказал, что его любовь — это звезды на небе, и она живет вечно. Как и они. Видишь, как ярко сверкают. Значит, он по-прежнему нас любит.

— А когда звезд нет?

— Так не бывает. Звезды есть всегда, даже если мы их не видим.

— Да, правда?

— Конечно. Правда.

Мой сотовый зазвонил где-то внизу, и я поцеловала ее в макушку.

— Принеси мой телефон, пожалуйста.

Самой уже было довольно тяжело бегать по лестнице, и я эксплуатировала детей. Звонили с неизвестного номера, и я тут же ответила.

— Дарина Воронова?

— Да.

— Это Станислав Алексеевич Добровольский. Я — командир специальной поисковой бригады, которую нанял Андрей Савельевич. Не смог дозвониться к нему и звоню вам.

Стало плохо, закружилась голова, и я схватилась за край стола.

— Вы что-то нашли?

— Да. Предположительно боевики разрубили мертвые тела своих товарищей и сбросили останки в яму, а потом сожгли. Мы нашли куски одежды со следами крови… и эта кровь принадлежит вашему мужу. Будем еще пересматривать фрагменты тел. Искать совпадения по ДНК. Но это займет время… там все… все перемешано. Сами понимаете.

И в этот момент мне стало плохо. Что-то начало давить на виски и глаза, а дыхание перехватило и сдавило легкие. В глазах сильно потемнело. Я помнила только, как Тая кричала и звала Яшу, а он звонил в скорую помощь.

Потом вой сирены, кислородная маска на лице. Взволнованный голос Фаины… и все исчезло.

Я нашла себя где-то посреди ослепительного света. На мне венок из ромашек и красивое платье. Я смеюсь, кружусь вокруг себя и кричу:

— Ленааа, Лен… Ленааа.

И вижу Лену, жену Андрея. Она в свадебном платье, красивая, свежая улыбается кому-то, а как меня увидела, и улыбка пропала.

— Лен… а Максим здесь?

— Ты зачем пришла? — спросила она и нахмурила брови. — Уходи отсюда.

— К Максиму пришла. Лен… ты видела Максима?

— Его здесь нет и не было никогда. Уходи. Слышишь? Уходи быстрее, пока не забрали. Уходиии, Даша… ты им всем нужна. Слышишь? Сын твой плачет. Нет Максима здесь. Уходи. Уходииииииии.

Как же трудно открыть глаза… Слышу голоса, сквозь вату тяжести в голове. Где-то навязчиво раздается нудный писк. Мое тело онемевшее, оно не слушается меня. Наверное, я уже ТАМ… И вдруг кислород наполняет мои легкие, как потоком, очень сильным, заставляющим громко всхлипнуть. Я непроизвольно подскочила на постели, и в горле застрял немой крик. Туман перед глазами начал рассеваться, и окружающие меня предметы приобрели четкость. Боже… я в больнице. Медленно поворачиваю голову и вижу множество мониторов, они подключены ко мне, к моему телу. Я в недоумении срываю с себя провода, наклейки. Дергаю "бабочку" иголки из вены. У меня все еще кружится голова. Дыхание сбивчивое, и я слышу биение своего сердца. В висках пульсирует кровь. Внутри застыла боль, как зверь, она подтачивает сознание, но в то же время… она странная… она больше похожа на осадок после дикого кошмара. И в этот момент мне кажется, что я сошла с ума… Ведь я слышу голоса… Нет… я слышу голос. ЕГО голос. Совсем рядом. Очень близко… За дверью. Я с трудом передвигаюсь по постели и свешиваю ноги, стараясь прислушаться. Стараясь сосредоточиться на этом звуке, который не может быть настоящим. Максим умер… несколько месяцев назад. Я… я лично видела. Или…

— Я нормально себя чувствую. Нормально. Дай мне ее увидеть.

— Вставать нельзя тебе. Еле живого привезли.

— Нормального привезли. Слегка подгорел, продырявился, износился, но жить же буду. Пусти… видеть хочу, не могу.

Я спустила ноги и коснулась кончиками пальцев холодного пола. Я должна идти на этот голос. Собрать все свои силы и идти. Боже, ЕГО голос…

— Увидишь. Она после полостной операции. Два дня без сознания провела. Ее каждый стресс добить может.

— Когда-то вы пели мне эту же песню. Сейчас не выйдет.

Они ссорятся. С Фаиной. Максим ссорится с Фаиной. Бог мой, они ссорятся, и это прекрасно. Пусть кричат. Пусть кричат громче.

— Сам еле передвигаешься и к ней идешь. Придет в сознание, я позову. Ляг в постель.

— Я увидеть хочу, понимаешь? Одним глазком увидеть ее. Я жил мыслью о ней. Я выживал с этой мыслью. Я из могилы вылезал с ней. Полз сутками, жрал червей и насекомых, кору деревьев и дальше полз. Я в этом сраном погребе сидел и терпел, бл*дь… выжидал, когда увижу ее. Если б не мысли о ней, сдох бы давно.