Нина Морено - Не встречайся с Розой Сантос

– Mi esposa, Marisol [92] Моя жена Марисол. , – представил ее Педро. Его жена подошла и поздоровалась. Услышав испанский моей матери, она обняла нас, как родственников, которых давно не видела. Градом посыпались вопросы: кто были наши предки, в какой части Кубы они жили, когда уехали и как нам живется во Флориде. Я была рада, что мама рядом, – мой собственный испанский казался мне неуклюжим и слабым, хотя я почти все понимала. Марисол показала нам дом; плитка, убранство и открытые повсюду окна выглядели до боли знакомыми.

Она провела нас в комнату на втором этаже. Здесь стояли две кровати и небольшой холодильник. Мама пошла с Марисол пить кофе, а я вышла на террасу и взглянула на голубое небо, здания и море внизу. Теплый бриз поглаживал мою кожу. Я смогла. Я добралась до другой стороны. Я поставила урну на маленький металлический столик и положила сверху ладонь, мечтая о том, чтобы мы приехали сюда раньше. Чтобы моя abuela стояла рядом со мной. Чтобы теплый ветер ворошил ее волосы, а она закрыла бы глаза, чтобы его вдохнуть. И, когда она снова открыла бы их, ничего бы не исчезло.

Я хотела ощущать ее рядом и знать, что у нее все хорошо.

– Мой дом – ваш дом, – из-за моей спины сказала Марисол по-английски, и я вздрогнула. Она посмотрела на урну, и в ее взгляде отразилось понимание. Я не первая, кто привез кого-то с собой, – и не последняя.

– Gracias [93] Спасибо. , – серьезно и проникновенно ответила я.

– Хватит уже писать, – сказала мама.

На завтрак были яйца, хлеб и нарезанные бананы. Масла не подавали, и порции были небольшие, но невероятно вкусные. В Гаване мы оставались всего на день, а потом собирались найти какой-то способ отправиться на запад, в Виньялес, туда, где когда-то была ферма родителей Мими. Но что делать дальше, ни я, ни мама не знали. У нас было всего три дня, и возникло такое чувство, что мы ждем какого-то знака от Мими, чтобы она сообщила нам, что делать. Развеять пепел по ветру? Забрать урну назад в США? Мы словно мчались на крыльях своей скорби.

– Сегодня мы едем в Старую Гавану, – сказала я. Мне хотелось своими глазами увидеть те улицы, которые Мими связала воедино в своем удивительном шатре в нашу последнюю ночь.

– Solamente en español [94] Только по-испански. , – сказала мама, и Марисол расхохоталась.

– Vamos a visitar La Habana Vieja [95] Мы собираемся в Старую Гавану. , – произнесла я тоном прилежной ученицы, и хозяйка зааплодировала.

Тротуары снаружи были белыми от солнца. Мимо проезжали старые машины и автобусы, наполненные пассажирами. С балконов у нас над головой свисало белье, и дети шумно играли на улицах, пиная почти сдувшиеся мячи. А дети постарше – примерно моего возраста – проходили мимо с ранцами, даже не удостаивая взглядом ни нас, ни других туристов, медленно поворачивающихся, чтобы сделать панорамный снимок улицы.

Я принялась возиться с фотоаппаратом.

– Где мы, Роза?

Я вскинула голову. Неужели она помнит? Ее глаз не было видно за солнечными очками, но улыбка казалась мягкой от воспоминаний. И, несмотря на все препятствия, мы действительно сейчас на Кубе.

Мне хотелось вместить целый семестр – всю жизнь – в один день и увидеть все, что только возможно. Я бы хотела прожить здесь достаточно долго, чтобы стать своей. Чтобы люди, сидящие на ступеньках собственных домов, узнавали меня в лицо как Milagro’s nieta [96] Внучка Милагро. и называли по имени. Желала пойти в университет и немного посидеть на занятиях, а потом попробовать разыскать следы своего abuelo .

«Ты уже здесь, Мими?» – подумала я, крепко сжимая лямки рюкзака.

– Давай найдем где-нибудь карту, – сказала я.

– Ты все еще не бросила идею что-то запланировать, – подтрунивала мама с едва заметной улыбкой. – Давай сначала найдем магазин.

– Но покупать будешь ты. Мой испанский какой-то неуклюжий.

Мимо проехало велотакси, из окон которого высовывались туристы с фотоаппаратами.

– Нормальный у тебя испанский. Может, такси возьмем?

– Что, уже устала, vieja [97] Старуха. ?

Было раннее утро, но уже стало довольно тепло, а днем и вовсе наступит жара.

– Come mierda [98] Вот дерьмо! ! – с ухмылкой выругалась она и вдруг рванула вперед по улице.

– Подожди! – завопила я, потому что именно я тащила тяжелую сумку.

– Solamente en español! – бросила она, не замедляя шага. Моя мать неисправима.

Несколько рассыпающихся зданий были обнесены строительной сеткой, а узкие улочки вокруг этой стройки были наполнены людьми. Мы прошли мимо стариков в пластиковых креслах, погруженных в оживленную беседу, детей, которые ссорились из-за какой-то игры, – некоторые в обуви, а другие босиком, – мимо подростков, которые, держась за руки, пропадали в глубине бульваров. Туристов было легко отличить: они позировали на фоне этих старых домов, пытаясь подобрать ракурс получше. Вот группа остановилась, присела рядом и стала делать селфи с женщинами в ярких платьях, курящими сигары. Они просто развлекались, наслаждаясь красотой, не подвластной времени; как только они поймают интернет-связь, выложат эти фотографии, и все будут думать, что именно это и есть Куба. Именно такие фотографии я находила в Интернете, когда, как одержимая, искала о ней все, что только могла. Но сейчас, стоя на этой жаркой тропической улице, я наблюдала за тем, что происходило за пределами этих фотографий. За историями, которые всегда остаются за кадром.

Мама тоже наблюдала за происходящим вокруг. Она сдвинула солнечные очки на лоб.

– Что случилось?

– Не знаю, – сказала я. На улицу свернула еще одна большая группа туристов. Экскурсовод держал над головой красный зонтик. Судя по диалекту, он был местный. – Я так много думала о том, где мое место и смогу ли я здесь чувствовать себя своей. И вот наконец я здесь. – Я отступила в сторону, чтобы дать им пройти. – Но я боюсь, что в конце концов у меня снова окажется больше вопросов, чем ответов.

– Очень на тебя похоже.

Мы купили карту и бродили по городу несколько часов, а потом остановились у небольшого окошка уличной еды, чтобы перекусить. Мужчина за этим окошком нарезал огромный кусок жареной свинины, а потом делал из нее небольшие сэндвичи. Мама купила два, и, пока она расплачивалась, я посмотрела на небольшой цветочный рынок на другой стороне улицы.

Он почему-то казался знакомым, словно я когда-то видела его на фотографии. Мама подала мне сэндвич, уже впиваясь в свой.

Рядом с рынком стояло здание с табличкой «306», на двери которого нарисовали дерево папайи. Точнее, и дверь, и дерево были просто нарисованы на стене, но цвета граффити отличались яркостью и бросались в глаза.