Мария Соареш - Земля любви

— Я так и подумал, — не стал еще больше накалять обстановку Марко Антонио. — Спокойной ночи!

Когда его шаги за дверью стихли, Жанет произнесла клятвенно:

— Я завтра же уволю Луизу!

Но ей пришлось нарушить эту клятву, потому что Луиза перехватила инициативу и сама повинилась перед госпожой, прежде чем та успела ее отчитать.

— Я вчера так испугалась! Вошла ночью в комнату Жозуэ, а она — пустая!

— И с каких это пор ты ходишь по ночам в спальню к Жозуэ? — весьма заинтересованно спросила Жанет.

— С того момента, как он появился здесь, сеньора. Я полюбила его!

— И ты все это время спала с ним?!

— Нет, сеньора! Он этого не хочет! Он меня всегда прогоняет!

— А ты веди себя поприличнее, не навязывайся ему! — беззлобно проворчала Жанет, весьма довольная услышанным.

За завтраком она слегка пожурила Марко Антонио — мол, перебрал вчера лишнего, пришел домой пьяным, не делай этого впредь. А он вдруг поймал себя на том, что не может смотреть ей в глаза, не может выносить этой чудовищной фальши. Чем такое терпеть, не лучше ли сразу сорвать все маски, и — будь что будет!

Кое-как позавтракав, он поспешил в банк и по дороге спросил у Жозуэ:

— Ты сегодня не ночевал дома?

— Да, сеньор.

— И где же ты провел ночь?

— У любимой женщины! — с нескрываемой насмешкой ответил кучер и, совсем обнаглев, озорно подмигнул своему хозяину.

Марко Антонио стоило больших усилий сдержаться, чтобы не избить его прямо здесь, в экипаже. Но спускать такую дерзость кучеру он не собирался, а просто решил подождать до ночи. И отцу не стал ничего говорить, хотя тот сразу же заметил, что сын явно не в себе.

— Я вчера выпил лишнего, — объяснил ему свое состояние Марко Антонио.

С наступлением ночи он неотрывно следил за комнатой матери и, когда туда прошмыгнул Жозуэ, решительно последовал за ним.

Шустрый кучер, однако, успел выпрыгнуть в окно. А Жанет не стала отлираться. Она даже с некоторым облегчением призналась сыну, что любит Жозуэ и собирается жить с ним как с мужем в новом доме.

— Мама, ты отдаешь себе отчет? — схватился за голову Марко Антонио. — Ты — и этот кучер?! Что у вас может быть общего?

— А что общего у твоего отца с его макаронщицей? — задала резонный вопрос Жанет и сама же на него ответила: — Beроятно, любовь!

Матео лишился работы в самое неподходящее время, когда разразившийся в стране финансово-экономический кризис вовсю набирал обороты, выбрасывая на улицы бразильских городов тысячи таких же безработных.

Эти люди, с рассвета занимавшие очередь на биржах труда и каждый день уходившие оттуда ни с чем, винили во всем своих прежних работодателей, не понимая истинных причин и масштабов катастрофы, в которую оказалась ввергнута Бразилия.

Те же, кому доставало образованности и ума разобраться в сути происходящего, были недовольны политикой нового президента — Кампоса Салеса, который вознамерился любыми средствами остановить инфляцию и укрепить национальную валюту. Для этого правительством были приняты драконовские меры, больно ударившие по всем слоям населения — от поденщиков, работавших за кусок хлеба на кофейных плантациях, до крупных фабрикантов и банкиров, которые сразу же стали нести огромные убытки.

Борясь с инфляцией, правительство изымало из оборота обесценившиеся деньги, а новых не печатало. При этом банкам было запрещено выпускать какие-либо ценные бумаги, которыми те смогли бы расплачиваться с клиентами. И как следствие в стране возникла острая нехватка денег. Владельцы фабрик, задолжавшие своим работникам, увольняли их, чтобы не наращивать новые долги, и понемногу сворачивали производство. Один за другим закрывались банки. Потребительская торговля тоже пришла в упадок, поскольку покупательная способность населения снизилась до предела. Обнищавшие люди не имели возможности даже покупать кофе, и вскоре наступил момент, когда деньги вообще перестали поступать в государственную казну.

Пытаясь хоть как-то исправить положение, правительство Салеса допустило еще одну ошибку: резко увеличило налог на продажу основных потребительских товаров, чтобы выкачать деньги из тех, кто еще не успел обанкротиться.

Но большинство производителей не вынесли бремени этого непосильного налога: им было выгоднее вообще закрыть фабрики, чем работать себе в убыток.

Как нарочно, в тот год предполагалось собрать невиданный урожай кофе, а склады по всей стране ломились от прошлогоднего, еще не распроданного запаса отборных кофейных зерен.

Крупные землевладельцы стали бить тревогу на правительственном уровне и лоббировать свои интересы в парламенте.

Аугусту, как их полномочный представитель, говорил с парламентской трибуны, обращаясь к коллегам-депутатам:

— Мы должны потребовать от правительства льготных условий на продажу кофе: надо повысить закупочные цены и снизить потребительские, чтобы он стал доступен для малоимущих бразильцев! Ведь кофе — это основная статья дохода в нашем бюджете. Чем больше его будет продано, тем больше денег получит наше государство! Даже странно, что таких простых вещей не понимает господин Салес! От отчаяния или по недомыслию он сейчас сделал ставку на иностранный капитал – впустил сюда шустрых немецких дельцов, которые уже скупают наши богатейшие земли за бесценок. Но мы не должны с этим мириться! Надо изыскать в бюджете какой-то резерв, пойти на дополнительные затраты и развернуть широкую рекламную кампанию за рубежом, чтобы весь мир научился пить бразильский кофе!

Идеи Аугусту нашли поддержку в парламенте, но президент оказался к ним глух, и все осталось по-прежнему: кризис продолжал углубляться, порождая голод, нищету и страдания огромного числа бразильцев, среди которых был и Матео.

Бесконечные и бессмысленные скитания по фабрикам, балансирующим на грани разорения, постепенно измотали его. Он был близок к отчаянию. Те деньги, что он получил от Гумерсинду и Амадео, таяли буквально на глазах и уже подходили к концу. А Жулиана теперь приносила домой какие-то жалкие крохи, потому что работала всего три дня в неделю, хотя и это было благо: Паола проявила сострадание к своим сотрудникам, не стала их увольнять, а ввела у себя на фабрике сокращенную рабочую неделю.

О том, чтобы устроить Матео на макаронную фабрику, не могло быть и речи — Жулиана это понимала и даже не обращалась с такой просьбой к Паоле.

— Ничего, как-нибудь выкарабкаемся, — подбадривала она Матео. — Сейчас всем трудно живется. Но когда-то же этот кризис кончится!

— Я боюсь, что наши сбережения кончатся гораздо раньше, — мрачно отвечал Матео. — А я до той поры так и не сумею найти работу.