Мария Соареш - Земля любви

— У моего отца очень приятный голос, — поделился он впечатлениями с Тизиу. — Только сам он какой-то хмурый. Наверное, переживает из-за дочери. И дона Мария тоже показалась мне грустной. Но все равно она добрая, приветливая! Помнишь, как она принесла нам подарки в рождественскую ночь, когда мы с тобой были на фазенде?

— Я все помню, — ответил Тизиу. — Только тебе надо держаться подальше от дома сеньора Гумерсинду, а не околачиваться там целыми днями!

Жозе Алсеу верно подметил, что Гумерсинду был хмур и подавлен. Он и впрямь переживал не лучшие дни в своей жизни. Мария, Анжелика и даже Аугусту дружно ополчились на него за то, что он выгнал из дома Розану, и еще больше — за то, что отдал своего внука Матео без ведома его матери.

Мария не рисковала ездить к Розане, боясь гневной реакции Гумерсинду, а Анжелика навещала сестру каждый день и не скрывала этого от отца.

Новости, которые она привозила от Розаны, были сплошь печальными.

Попытка отобрать мальчика у Матео кончилась для Poзаны ничем. Она сама съездила в пансион и узнала, что Матео сидит нянькой при Маринью, а Жулиана одна зарабатывает на прокорм всей семьи.

Но когда Розана попробовала сыграть на этом, Матео разозлился и едва не вытолкал ее за порог.

— Ты бросила своего сына и теперь тебя не должно волновать, в каких условиях он живет! Я сам о нем позабочусь!

Потом он, правда, сжалился над ней и разрешил иногда навещать Маринью.

Из-за того, что мальчик жил у Матео, Розана стала ссориться с Марко Антонио.

— Мне становится дурно, как только я представлю, что эта ужасная итальянка дотрагивается до моего ребенка! — говорила она, а Марко. Антонио сразу же вставал на защиту Жулианы:

— Тебе не следует говорить о ней в таком тоне. Жулиана воспитывает мою дочь, и Маринью она тоже не обидит.

— А ты забери у нее дочь! Может, тогда она вернет мне сына?

— Во-первых, Жулиана не отбирала у тебя сына, она здесь вообще ни при чем. А во-вторых, я не хочу уподобляться ни Матео, ни твоему отцу. Уж ты-то сейчас на себе испытала, каково матери остаться без своего ребенка!

— Но что-то же надо делать!

— Я сам поговорю с Матео, и, если мне не удастся с ним договориться по-хорошему, мы обратимся в суд.

Когда Гумерсинду услышал от Анжелики, что ему, вполне вероятно, придется давать показания в суде, он расшумелся на весь дом.

— Я проклинаю тот день, когда мне вздумалось перебраться в город! Здесь я живу среди врагов! Никому из вас нет дела до того, что творится у меня в душе!..

Всю ночь он провел без сна, а утром заявил, что едет на фазенду, и строго-настрого приказал Марии не впускать в дом Розану.

Когда он садился в экипаж, ему уже в который раз попался на глаза Жозе Алсеу.

— Что ты здесь делаешь в такую рань? — спросил его Гумерсинду.

— Иду в школу, — ответил тот. — Мне надо прийти пораньше, я сегодня дежурный. А вы едете на фазенду?

— Почему ты так решил? — буркнул Гумерсинду, раздраженный чрезмерной прозорливостью этого странноватого негритенка.

— Не знаю. Просто я был когда-то у вас на фазенде, и мне там очень понравилось. Вот я и подумал, не туда ли вы едете?

— А тебе не кажется, что ты излишне любопытен? — поставил его на место Гумерсинду.

— Простите, сеньор, я не хотел вас огорчить, — совершенно искренне повинился Жозе Алсеу, и Гумерсинду сразу же оттаял:

— Ты вовсе не огорчил меня, а удивил. Я ведь и в самом деле еду на фазенду. Так что прощай, братец! Теперь мы с тобой не скоро увидимся.

Весь день Жозе Алcey вспоминал эти слова прощания, сказанные его отцом. Почему он сказал именно «прощай», а не «до свидания»? Может, он уехал навсегда? Ведь он выглядел таким расстроенным... А потом вдруг улыбнулся, хотя это была и грустная улыбка...

На обратном пути из школы Жозе Алcey вновь проходил мимо дома Гумерсинду и почувствовал такую неодолимую тоску, какой прежде не знал. Этот огромный красивый особняк показался ему пустым, мертвым.

Дома он поделился своими переживаниями с Тизиу, и тот попытался приободрить его:

— Не понимаю, какой смысл все время думать об этом? Забудь!

— Смысл в том, что я теперь знаю: сеньор Гумерсинду — мой отец! И я не могу о нем не думать!

Мальчики были так сосредоточены на беседе, что не заметили вошедшей Наны. А она услышала, о чем тут идет речь, и у нее сердце оборвалось.

— Повтори, что ты сказал! — подступила она к сыну.

— Жозе Алсеу шутит, как я когда-то шутил, — попробовал исправить положение Тизиу, но его брат был настроен иначе.

— Я все знаю, мама, и не надо меня больше обманывать.

— Кто тебе сказал?

— Я сам узнал.

— Ладно, это не важно. Собирай свои вещи, мы отсюда уходим! — распорядилась Нана.

— Не делайте этого, тетя Нана! — ухватил ее за рукав Тизиу, а Жозе Алсеу твердо произнес:

— Я никуда отсюда не пойду!

— Собирай вещи! — снова повторила Нана. — У нас нет времени!

— Я сделаю все, как она велела, только поеду на фазенду, к моему отцу! — заявил Жозе Алсеу.

— Ты должен сначала поговорить с матерью!

— Она уже все сказала, Тизиу. А я больше не хочу бегать вместе с ней от своего отца. И если ты меня сейчас предашь, я тебя никогда не прощу!

Он ушел, а спустя несколько минут Тизиу заглянул в комнату Наны и сказал:

— Вам уже не надо никуда бежать, тетя Нана, потому что Жозе Алсеу сам убежал к своему отцу!

Нана поначалу бросилась вдогонку за сыном, но ее остановил Дамиао. Потом домой пришел Антенор, и Нана попросила его съездить на фазенду за мальчиком. Тогда в их разговор вмешался Тизиу:

— На фазенду поеду я! Меня Жозе Алсеу точно послушается. Не плачьте, тетя Нана, я привезу вам вашего сына!

На том они и порешили.

А Жозе Алсеу тем временем ехал в поезде и представлял, как он скажет Гумерсинду:

– Здравствуй, отец! Не удивляйся, я знаю, как вы с моей матерью зачали меня в гамаке. Я — твой родной сын, просто не унаследовал от тебя цвета кожи...

Ему было несложно вести такой разговор в воображении, однако, приехав на фазенду, Жозе Алcey понял, что не сможет вот так просто открыться Гумерсинду.

Он вообще побоялся показываться ему на глаза и, возможно, так и уехал бы оттуда, не поговорив с Гумерсинду, если бы его случайно не увидела Леонора.

— Ты что здесь делаешь, сорванец? — спросила она. — Я тебя знаю. Ты — друг нашего Тизиу, не так ли?

— Да, меня зовут Жозе Алсеу...

Леонора привела его в дом, накормила, и тут как раз вернулись с плантации Гумерсинду и Бартоло.

Они только что продлили договор с итальянцами, и Гумeрcинду сказал Бартоло:

— Кум, ты, наверное, уже истосковался по своим виноградникам? Если хочешь, можешь теперь уехать. Ты очень помог мне в самое трудное время, и я больше не смею тебя задерживать.

— А кто же останется на фазенде? — спросил Бартоло.