Мария Соареш - Земля любви, земля надежды. Испытание чувств

— Хочу! — ответил Форро. — А ты? Чего ты хочешь?

— Я хочу остаться, — со вздохом ответил Зангон. — Я же знаю, что вины за мной нет. Бояться мне нечего...

— Вины нет и за мной, — огрызнулся Форро, — но кто на это посмотрит, когда понадобится виноватый?

По правде говоря, и Зангону, и Форро нечего было делать на этой фазенде. Трижды прав был Зекинью, когда уехал, не дожидаясь следователя. Они привыкли возиться со скотом, а не с землей, и им давно пора было двигаться дальше. Но Зангону трудно было уйти, потому что у него появилась особая причина. Он хотел и не мог оставить фазенду.

Жулия! Её тёмные глаза, гибкая фигурка, весёлый спокойный голос приковали к себе сердце Зангона. На его пути встречалось немало женщин, они влюблялись в него, он тоже влюблялся, но дорога всегда оставалась для него главной возлюбленной. Зангон всегда легко уходил и легко прощался. Но на этот раз всё было по-другому. Зангон удивлялся сам себе: он и помыслить не мог о том, что уйдёт отсюда навсегда и никогда больше не увидит Жулию. Для того чтобы уйти, ему нужно было хотя бы заручиться её расположением, увериться в её симпатии. И он всячески ухаживал за девушкой, добиваясь ласкового слова, поцелуя, но Жулия только посмеивалась.

— Не уеду, пока она не меня не поцелует! — поклялся сам себе Зангон.

Приезд следователя показался Зангону удачным поводом для того, чтобы выяснить отношение к нему Жулии. Ему было важно узнать, обеспокоится ли она за его судьбу, огорчится ли, если он соберётся уезжать. И он стал вслух размышлять об уходе: почему бы и в самом деле не последовать примеру Зекинью и не отправиться куда подальше?

В ожидании следователя они говорили об этом с Форро, но обеспокоили своими намерениями не Жулию. которая, хоть и слышала их, но словно бы пропустила все слова мимо ушей, а старую Риту.

Если вы сбежите, то навлечёте на себя ненужные подозрения, — остерегла она молодых людей. — Не смей делать такой глупости, сынок! — Рита встревоженно смотрела на Форро, который ей казался вернувшимся с того света Арсидесом и которого на этот раз она собиралась уберечь от смерти. — Вот увидишь, вашего ухода будет достаточно, чтобы комиссар пустился по вашему следу, считая вас преступниками, — продолжала старуха.

— Если догонит, то убедится, что мы ими не являемся, — отозвался Форро.

— Нет, сидите спокойно на месте, нечего суетиться и бегать, — распорядилась Рита. — Не надо отвлекать комиссара от дела. Может, он и найдёт убийцу, если не будет пускаться по ложным следам.

Приятели переглянулись: неужели старуха кого-то подозревает? Может, она знает, кто убил?

Форро передёрнул плечами, он хотел одного: быть как можно дальше от этой истории. Кто бы знал, как он сожалел, что вмешался в неё! Его увлекла проклятая жажда мести. Он мечтал отомстить своим приятелям-предателям, поиздеваться над ними, попугать их. Но потом, сам же, пожалел их и простил. Если они и были перед ним виноваты, то объяснялось это лишь их недомыслием и молодостью, но никак не злым умыслом.

Комиссар сидел в гостиной и размышлял, с кого на этот раз ему лучше начать допрос. Он внимательнейшим образом обследовал место, откуда был произведён выстрел. Но, к сожалению, никаких гильз не нашёл. Дополнительных улик тоже. И вот теперь сидел в гостиной доны Франсиски и беседовал с хозяйкой, кто и при каких обстоятельствах мог бы убить приезжего итальянца.

Франсиска отделывалась односложными ответами, всем своим видом показывая, что не будет вмешиваться в то, что её никак не касается.

— На фазенде не было чужаков до тех пор, пока эти двое не принесли тело сеньора Мартино, — обронила она. — Потом появился Форро...

В самом деле, какое отношение Франсиска имела к произошедшему? Она, как могла, старалась от него отстраниться.

— У Форро уголовное прошлое, — сообщил следователь. — Когда его выпустили, у него не было оружия. Но ружьё легко достать, он мог его спрятать в кустах...

Маурисиу, тут же предложил Омеру своих работников, чтобы они прочесали местность.

Омеру усмехнулся: прошло слишком много времени. Преступник давно спрятал оружие. И, разумеется, не в кустах.

Маурисиу разгорячился. О Мартино он отозвался очень резко: дрянь был человек!

Комиссар поинтересовался, с чего вдруг возникло такое мнение.

— Да все знали, что он — фашист, он своих взглядов не скрывал, и многих вокруг считал неполноценными, — объяснил Маурисиу.

— Вы считаете, что он мог обидеть кого-нибудь из тех пареньков, которые потом принесли его труп в имение? — задал вопрос комиссар.

— Запросто, — уверенно заявил Маурисиу. — Например, Зекинью. Кстати, он тут появился ненадолго, о чем-то побеседовал с приятелями и сразу уехал в неизвестном направлении.

— Неужели? — огорчился Омеру. — А я ведь просил их задержать этого парня здесь, если он вдруг сюда заявится! Форро и Зангон тоже уехали?

— На месте, — тут же отозвался Маурисиу.

— Надо будет с ними побеседовать.

— Но я-то думаю, они не причём, они парни простые, бесхитростные, — высказал своё мнение Маурисиу. — Мне кажется, что дело здесь в больших деньгах, и скорее сеньор Фарина может иметь к этому отношение. Он принял такое деятельное участие в делах молодой вдовушки!..

Глаза Маурисиу вспыхнули недобрым огнём при одном только упоминании имени Фарины. Он был рад поквитаться с новым претендентом на руку и сердце матери, и теперь делал всё, чтобы убедить Омеру в виновности Фарины.

— Да, с ним я ещё буду говорить, — кивнул головой Омеру. — Но больше всего страстей бушует в вас, сеньор Маурисиу, — усмехнулся он. — И, мне кажется, весьма опасных. Я установил, из какого оружия убили сеньора Мартино. Винчестер тридцать восьмого калибра. Надеюсь, у вас в доме такого оружия нет?

— Конечно, нет. Я вообще не умею обращаться с оружием. Разве что в детстве у меня были игрушечные пистолетики. И потом, вы же знаете, комиссар, если собака лает, то не кусается, а в тихом омуте черти водятся, — отговорился народной мудростью Маурисиу. — Что же касается страстей, то фашистов, я думаю, и вы не любите.

Что правда, то правда, комиссар Омеру не любил фашистов.

— Во вкусах мы с вами, сеньор Маурисиу, сходимся, — признал он, и Маурисиу вздохнул с облегчением, а то ему уже было показалось, что на него повеяло ледяным дыханием расплаты за содеянное.

— Был бы здесь Зекинью, он, наверное, ещё что-нибудь припомнил бы, — повторил Маурисиу, отводя от себя подозрения.

Подозрения следователя он отвёл, зато возбудил подозрения матери. Франсиска была в ужасе, услышав, что Мартино убили из винчестера тридцать восьмого калибра.

— Это же ружьё Марсилиу, — проговорила она, когда они остались с сыном наедине. — Ты стреляешь из него с детства!