Хизер Берч - Сад надежды [litres]

Он кивнул. В сердце снова распускались паруса надежды.

– Верно. Вышла из-под моего контроля. – Может быть, Луиза даст ему еще один шанс? Это намного больше, чем он заслуживает, но люди способны на такую любовь и такое прощение, каких раньше он не мог вообразить. И наверное, он терял все самое лучшее, что было ему даровано, потому что не боролся. Он должен был бороться за Джорджа. Не сторониться брата так долго. Всегда есть надежда исправить ошибки. Он верил в это. Верил всем сердцем, так же как в восход солнца и появление луны на ночном небе. До тех пор, пока Луиза не заговорила и не отобрала у него с таким трудом собранные крупицы надежды.

– Ты не виноват. Впрочем, это не важно. Я стояла и ждала. Я так долго тебя ждала, все эти годы… а ты не приходил. Потом встретила Марвина, и началась настоящая жизнь, но однажды и он меня оставил. Умер. Иногда я ловлю себя на мысли, что до сих пор жду его с рыбалки. Но больше я так не могу. Лучше знать, что никто не придет, чем знать, что однажды меня оставят. Прости, Гарольд. Ты заслужил лучшего.

Чувства непостоянны, как ветер. Только что ты был спокоен, а в следующий миг готов разразиться плачем. Гарольд издал сдавленный крик; затем неудержимо, прямо на рубашку, хлынули слезы.

– Я не заслужил ничего. Я погубил семью брата.

– Единственная ночь. Ты лишь раз совершил ошибку.

Гарольд вытер щеки огрубевшей рукой.

– Откуда ты знаешь? – Он ни с кем не делился подробностями случившегося.

– Незадолго до смерти Джорджа мы с ним очень сблизились. И он рассказал мне, что ты спал с Мэрилин. И почему это случилось.

– Он был не в состоянии… а она решила, что у него любовница… На самом деле он ездил на материк, на консультацию к врачу.

Луиза улыбнулась. Ее щеки покраснели от слез, скупых и сдержанных.

– Я знаю, Гарольд. Не стоит вновь себя мучить.

Он вытер глаза тыльной стороной ладони, пожалев, что давно бросил носить шейный платок.

– Почему Джордж открылся тебе? Он так этого стыдился…

– Потому что именно мне он поручил отправить письмо.

Гарольд вспомнил, как достал из ящика своей танцевальной студии письмо, отправленное за неделю до того. Письмо, полученное спустя месяц после смерти брата.

– Оно пришло, когда Джорджа уже не было. Почему ты ждала? Мы с ним могли бы помириться.

– Да, он мечтал об этом. Однако Чарити была важнее. Джордж хотел, чтобы ты приехал и остался. Сейчас она – самое главное. Гарольд, я знаю, ты хочешь уехать. Однако ты нужен Чарити. Пришло время подробно рассказать ей, что случилось, без утайки. Нельзя нести на себе всю ответственность.

Он покачал головой:

– Виноват именно я. Она не должна считать своего деда в чем-то виновным.

– Вина редко лежит на ком-то одном. Будь он честен с Мэрилин… Гарольд, лучше сказать правду, чем приносить себя в жертву. Поверь, Чарити достаточно зрелая и в ней достаточно крови Бакстеров, чтобы все понять. Ты не осуждаешь Джорджа, это было бы нелепо. Но он совершил ошибку. И Мэрилин тоже. Будь честен с Чарити и перестань защищать призраков.

Гарольд продолжал рассуждать:

– Если письмо отправила ты, то почему пришла в ужас, увидев меня?

– Признаюсь, я не думала, что ты приедешь. Я решила, что слишком поздно, ты захлопнул дверь и выбросил ключи. Да, я пыталась подготовиться на случай, если тебя увижу. И все же, честно говоря, из прошлого хлынули такие чувства, что я была застигнута врасплох.

Даже хромота вернулась к Луизе от нахлынувших воспоминаний. Гарольд вспомнил, как она в тот день ковыляла к парадной двери. А уже в следующую их встречу Луиза не хромала.

– Луиза… – только и смог выговорить он. Единственное слово, отчаянная попытка удержаться за последний обломок лодки, которая давно затонула. – Я могу хоть что-нибудь сделать?

– Ступай к Чарити. Ты ей по-прежнему нужен. – Луиза слабо улыбнулась в ответ и закрыла дверь.

Гарольд не ушел, а сел в кресло-качалку, одиноко стоящую на веранде. Да, он нужен Чарити. Но теперь, в виде исключения, он сам будет тем, кто ждет. Он просидит здесь не час и не два. Если потребуется, то всю ночь. Будет сидеть, раскачиваться в кресле и ждать Луизу. Столько, сколько понадобится. Часы. Дни. Недели. Впервые в жизни он будет бороться.

Глубокой ночью Эллен Мари осторожно спустилась вниз по лестнице. Перебинтованные ноги, мазь от ожогов – все казалось чем-то далеким и к ней не относящимся, будто происходит с кем-то другим, а она мистическим образом испытывает фантомные боли. Словно идешь по мокрому песку, начался отлив и море отступает…

Эллен опиралась замерзшей рукой на перила, отчасти чтобы не нагружать ослабевшие ноги, отчасти чтобы придать себе устойчивость. Сердце стучало в груди, как чужеродный предмет. Пустота выгрызала ее изнутри. Такой боли Эллен еще не испытывала. Не испытывала, когда похоронила мать. И когда лишилась отца. В тех обстоятельствах она знала: остается стиснуть зубы и делать что должно. Не позволяла боли переходить границы дозволенного. С двадцати лет ей приходилось рассчитывать только на себя, так что после смерти матери в ее жизни, по сути, ничего не изменилось. Она попыталась достучаться до отца, но он ничуть не уступал Эллен в упрямстве. К несчастью, она умудрилась испортить отношения с ним и всего лишилась. И как ее угораздило ляпнуть: «Или будет по-моему, или я увожу Чарити в Нью-Йорк». Обратной дороги уже не было.

Нет, в то время Эллен не горевала по родителям, она была слишком занята: искала способ возместить потерю сначала матери, а потом отца. Деньги, вот что казалось главным. Как можно было так заблуждаться? Наверное, тогда она вообще не переживала, и один этот факт заставлял ее переживать сейчас.

Последний шаг дался с большим трудом. Морщась от боли, Эллен сначала коснулась мраморного пола кончиками пальцев, затем оперлась на пятку. В доме царила тишина. До сих пор пахло едким дымом.

Она с удивлением ощутила покалывание в районе переносицы. Втянула в себя воздух и сдержала подступившие слезы. Это просто безумие – так убиваться по дереву. Из головы не выходила картина: Чарити выскакивает из машины и застывает у ивы, будто громом пораженная, только по лицу проносился шквал эмоций. Эллен зажмурила глаза, пытаясь прогнать видение. Осторожно проковыляла через кухню и дальше, на веранду, постоянно натыкаясь на предметы, разбросанные по импровизированной мастерской. Не хватало только ушибить обожженную ногу.

Снаружи было прохладно, в воздухе стоял запах горелой древесины. Вокруг остова ивы по земле расплывалось уродливое черное пятно. Пень торчал, как призрак в заколдованном лесу. С него свисала одна-единственная небольшая ветка, избежавшая пламени. Налетел порыв ветра, и оставшиеся листья зашелестели. Неожиданно для себя Эллен шагнула на освещенную луной дорожку к иве, ступая по мягкому песку, как по перине. Сквозь бинты проникали ночная прохлада и сырость.