Хизер Берч - Сад надежды [litres]

За дверью обнаружились еще двое соседей. Они поздоровались с миссис Горбен. Чарити так и стояла посреди вестибюля, не понимая, что происходит. Снаружи доносились голоса, и обсуждали именно ее.

– Я сама только что пришла.

– Бедняжка.

– Она неплохо держится.

Чарити подошла ближе, потрясенная настолько, что утратила способность выражать свои мысли. Потом услышала слова «ее мама», и события минувшей ночи обрушились на нее с новой силой.

– Чарити, Чарити, милая, – заторопилась к ней миссис Горбен и дотронулась до скрещенных на груди рук. – Мы беспокоимся, как там ваша мама? Говорят, она получила ожоги.

В голове заметались разрозненные обрывки мыслей, как будто каждая из них была фрагментом пазла и кто-то высыпал их в огромную бочку и тряхнул как следует. Чарити наморщила лоб и произнесла:

– Она сожгла плакучую иву. – Очевидно, эти люди не знают, что произошло.

– Да, дорогая, мы разговаривали ночью с одним из пожарных.

– С одним из пожарных?

– Да. Его зовут Эл.

Чарити слышала, как приехала пожарная машина, потом «Скорая». Далтон разговаривал с пожарными, они проливали дерево из шлангов, пока не осталось открытого пламени и очагов тления, а она все это время находилась рядом с Эллен, которой медики обрабатывали ожоги на ногах.

– Госпитализация не потребовалась.

– Надеюсь, обойдется, – улыбнулась миссис Горбен.

Все трое вошли внутрь, продолжая разговор. В течение следующего получаса продолжали прибывать люди, обнимали Чарити и говорили, что сочувствуют ее утрате. Именно ее утрате. А ведь Чарити была хранителем дерева всего несколько месяцев. Это утрата жителей острова. Их утрата и ее вина. Неужели они не понимают?

Через час пришли Эмили и Джина с запеканкой и целой кастрюлей пирожков.

– Не уроните, – сказала Джина, вручая ей запеканку. Чарити как раз открывала дверь по просьбе миссис Горбен. В доме уже было почти столько гостей, как накануне вечером. Люди бродили по вестибюлю, накладывали друг другу еду и наливали кофе, который заканчивался, едва его успевали сварить. Кто-то принес с собой бумажные тарелки и стаканы; кто-то – пластиковые столовые приборы и салфетки. Некоторые мужчины воспользовались посудой из буфета; миссис Горбен велела им сполоснуть ее и поставить в посудомоечную машину.

Эмили поймала Чарити в дверях и посмотрела в глаза:

– Ты что-нибудь ела?

Чарити покачала головой и наклонилась к подруге:

– Эмили, что, черт возьми, происходит?

Эмили улыбнулась ярко-алыми губами и отдала свою тарелку кому-то стоящему поблизости; Чарити не подняла глаз и увидела только ноги, обутые в мягкие туфли на резиновой подошве. Эмили потащила ее к парадной двери и оттуда на веранду.

– Давай присядем.

Чарити уселась, мельком обернулась ко входу и спросила:

– Почему каждый говорит «сочувствую вашей утрате»? – Вначале ей было приятно это слышать, словно на душу проливали бальзам. Затем ей пришло в голову, что, может быть, ночью случилось еще что-то нехорошее, а ее разум каким-то образом блокировал эту информацию. А вдруг она кого-то потеряла?.. Внезапно Чарити ощутила ужас. Она с утра не видела Далтона. И Дэйзи. И маму. И Гарольда. Она вцепилась в Эмили. – Что произошло? Кто-то погиб?

– Твоя мама сожгла плакучую иву.

Чарити кивнула. Ну же, продолжай.

Эмили сделала глубокий вдох. Обычно люди так ведут себя перед тем, как сообщить ужасные вести.

– И?..

Подруга внимательно посмотрела ей в лицо.

– Приехали пожарные, затушили огонь. – Чарити ждала продолжения, и Эмили добавила: – А еще твоя мама получила ожоги, но ехать в больницу не захотела, и ей оказали помощь на месте.

Если Эмили предполагала, что с этими словами для Чарити все станет на места, она ошибалась.

– Весь остров здесь. Почему они на меня не рассердились?

– Рассердились на тебя? За что?

Ну не могла же Эмили, адвокат, схватывающий все на лету, быть настолько тупой!

– И почему все говорят: «Сочувствуем вашей утрате»?

– Потому что плакучая ива погибла. – Эмили дала Чарити время осмыслить информацию. – А ты как считаешь, что люди должны были сделать? Выгнать тебя с острова? Это твое дерево. Твой дом. Специальные ингредиенты, которые изменяют людям жизнь, тоже твои. И ты безвозмездно делилась всем этим с нами. Одаривала нас.

Вдруг в голове у Чарити зазвучало стихотворение, тысячи раз слышанное в детстве:

– Магия до сих пор работает?

– Магия дерева? – Эмили долгим взглядом посмотрела на дорогу. – Да.

Чарити положила руку на сердце.

– Меня еще никогда так не прощали.

Как будто солнце пригрело после долгой зимы; как будто оазис возник в пустыне. Это чувство росло в душе, переливалось через край и прогоняло прочь сомнения.

– Таково уж свойство прощения, – улыбнулась Эмили. – Оно заразно. Передается от человека к человеку.

Прошел почти месяц. Настал день, когда Далтон упаковал последний вещмешок – не имел привычки путешествовать с чемоданами. Он уже предупредил Дэйзи о своем отъезде, потому что еще до бала и до того, как сгорела ива, пообещал, что она будет первой, кто узнает о его планах.

С Чарити Далтон пока не говорил. И не собирался до последней минуты. Придется резать по живому, и он это знал.

Когда на его глазах Чарити помчалась в мансарду и едва не вывалилась через перила балкона, что-то изменилось внутри Далтона. Чарити не на шутку запала ему в душу. Маленькая царапина, которая саднила и раздражала.

Далтон понимал, что сам он лишь отчасти несет ответственность за сложившуюся ситуацию. Ночами, лежа у себя в коттедже и глядя в потолок, он не раз спорил с собой. Лунный свет как бы разрезал стену пополам и делил комнату на две части. В одной части комнаты Далтон воображал себя – одинокого мужчину, который прожил долгую жизнь и похоронил жену и ребенка. Любой человек изменится в таких обстоятельствах. Не каждому по силам убежать от своей памяти. Далтон чувствовал себя состарившимся. Измученным. Как будто он уже прожил одну жизнь и считал неподобающим требовать вторую.

В другой, темной части комнаты находилась Чарити. Молодая и прекрасная. Пока еще полная надежд на будущее, в котором будет и мужчина ее мечты, такой же живой и энергичный, как она, в то время как Далтон погряз в скорби. Да, она прошла через многое, но не эти события определяли ее характер. Чарити – мудрость не всегда зависит от возраста – простила Гарольда. Она открыла свой дом для матери, которая, лишь перешагнув пятидесятилетний рубеж, поняла, что она есть на самом деле – если не брать в расчет претензии на исключительность.