Александра Салиева - Чёрная орхидея

– Я как раз собиралась за вами пойти, – зачем-то оправдываюсь, невольно задумавшись о том, какую картину она застаёт.

Англичанка вежливо улыбается мне в ответ, окидывая придирчивым взглядом отсоединённую капельницу и пациента, которому до сих пор хватает наглости удерживать меня около себя.

– Вам лучше лечь, – мягко проговаривает девушка, обращаясь к брюнету.

Дальше даже слушать не надо, чтобы знать, что он скажет.

И я не ошибаюсь.

– Мне будет лучше, если вы позовёте доктора, а затем принесёте мою одежду и документы на отказ от госпитализации, – недовольно морщится медиамагнат.

Ответом ему служит два обречённых вздоха.

– В вашем состоянии не рекомендуется покидать больницу, – возражает медсестра.

Я же в это время аккуратно подталкиваю мужчину к кровати, вынуждая его сесть.

– Моя одежда и документы на отказ от госпитализации, – мрачно отзывается Маркус.

В ответ на мой жест он одаривает меня не менее мрачным взглядом.

– Ваша одежда отдана мисс Риверс, – «переводит все стрелки» на меня быстренько-сдавшая-позиции-девушка и как ни в чём не бывало подходит к кровати, забирая использованную иглу для капельницы. – А доктор сможет прийти только утром, – добавляет невозмутимо. – Пожалуйста, потерпите ещё несколько часов, мистер Грин.

Судя по тому, что мрачности на мужском лице нисколько не убавляется, медиамагнат явно не согласен с обозначенным.

– Где моя одежда? – обращает он уже ко мне.

– Она испачкалась. Я отвезла её в поместье, – оправдываюсь и оборачиваюсь к небольшому диванчику у дальней стены, где по приходу оставила небольшую сумку. – И привезла тебе чистую, – указываю на принесённое с собой. – Твой телефон тоже у меня. Как и всё остальное, что было при тебе до отравления.

Брюнет в очередной раз недовольно морщится.

Словно капризный ребёнок.

– Ты привезла мне чистую одежду? – переспрашивает с недоверчивым прищуром.

Можно подумать, в этом есть что-то сверхъестественное.

– Привезла, – киваю в подтверждение.

На его губах расплывается странно рассеянная полуулыбка, эмоциональный оттенок которой я никак не могу определить.

– Ваша капельница, мистер Грин – напоминает о своём присутствии медсестра и распечатывает новую иглу. – Если продолжить сейчас, как раз к приходу доктора всё будет закончено. Вам сделали переливание крови. Это необходимо для восстановления организма.

Маркус снова морщится, брезгливо поджав губы.

– Раз уж я остаюсь, почему бы и тебе не сделать то же самое? – озвучиваю в ненавязчивом намёке с ласковой улыбкой.

Брюнет не отвечает. Тяжело вздыхает и, немного погодя, протягивает руку медсестре, позволяя той установить капельницу. И минуты не проходит, как прозрачный физраствор заново стекает по пластиковой трубке, попадая в его вену, а мы снова остаёмся вдвоём.

– Подойди, – негромко командует он и сам же притягивает меня к себе ближе, поймав за запястье. – Ложись, – следует очередным приказом.

Очевидно, кое-кто окончательно приходит в себя…

– Сюда? – уточняю недоверчиво, скосившись в сторону кровати, рассчитанной на одного человека. – Маркус, не сходи с ума.

В ультрамариновом взоре вспыхивает очень знакомая насмешка.

– Поздно об этом говорить, цветочек, – флегматично сообщает Грин и дёргает на себя, вынуждая усесться к нему на колени. – Уже не исправишь, – отклоняется в бок и укладывается головой на подушку, располагая и меня рядом с собой. – Спи.

Как бы это ни было неправильным, но сопротивляться согревающим полу объятиям никак не выходит. Хотя, скорее всего, я просто-напросто слишком устаю за прошедший день, чтобы предаваться новому спору ещё и по этому поводу.

Да и, оказывается, на этой постели вполне удобно…

Утро начинается с запаха свежесваренного кофе… всё в той же больничной палате реанимационного крыла на десятом этаже медицинского центра.

Я с огромным усилием поднимаюсь с подушки и принимаю относительно вертикальное положение, усаживаясь на краю кровати, – голова раскалывается жутким приступом мигрени. Не меньше усилий требуется, чтобы отыскать свою обувь, которую, к слову, самостоятельно я точно не снимала.

– Доброе утро, Маркус, – произношу, пристально рассматривая мужчину, стоящего в нескольких шагах у окна ко мне спиной.

Он выглядит… непривычно.

На нём надеты простые бледно-серые джинсы, тёмно-синяя футболка с длинным рукавом и кеды с двумя белыми полосками – вещи, которые я привезла. Волосы заметно влажные. Грин разглядывает укрытый туманной дымкой горизонт. На мой голос англичанин не оборачивается. В его руках тот самый кофе, аромат которого меня будит. На прикроватной тумбе стоит поднос… то ли с завтраком, то ли с обедом. Стакан апельсинового сока, несколько булочек с корицей и миска с куриным бульоном, сдобренным специями, – так сразу и не определишь временное назначение съестного. Тем более, что что-то глубоко внутри навязчиво подсказывает: проспала я гораздо дольше, нежели пару-тройку часов.

– Доброе утро, цветочек.

Кажется, ещё немного, и я совсем привыкну к этому своеобразному ритуалу.

– Мне нужно… кхм… – так и не договариваю, вспомнив, что вроде как совершенно не обязана перед ним отчитываться, ровно, как и просить разрешения на что-либо.

Поднимаюсь на ноги и иду в туалетную комнату, где первым делом умываюсь ледяной водой и радуюсь тому, что сарафан на мне, равно как и блузка, не выглядят мятыми. По возвращении застаю Маркуса в том же положении, что и прежде. Разве что кофе он допил, а чашка оставлена на подоконнике.

– Тебе нужно поесть, – звучит в явном намёке.

А ещё – приказным тоном.

– Насколько я помню, это не номер в отеле, Маркус. Так что я могу поесть позже. И не здесь, – отказываюсь вежливо.

И без того хватило глупости уснуть. Да ещё и проспать неизвестно сколько.

Как только не разбудил никто прежде?!

– Ешь, цветочек. Через два часа нам нужно быть на твоей верфи, – в тоне проскальзывает раздражение, а сам мужчина разворачивается ко мне лицом, выгнув бровь в демонстративном ожидании.

При иных обстоятельствах жест может и сработал бы, но не в этот раз. Не сегодня. не здесь. И не со мной.

– Маркус, это совершенно неуместно. Я могу спуститься вниз, в кафетерий, и поесть там. Всё равно вряд ли мне позволят находиться здесь, с… – собираюсь возразить по новой, всё больше и больше чувствуя неловкость.

Вот только договорить не удаётся. Меня банально затыкают. Кусочком одной из булочек, которую мужчина сам берёт с подноса, очевидно, устав со мной пререкаться.

– Ешь, – обманчиво ласково повторяет Грин.

В ультрамариновом взоре читается столько безапелляционной непреклонности, будто речь идёт не о позднем завтраке, а как минимум о чьей-нибудь жизни.