Яна Перепечина - А я смогу… [litres]

Стоило что-то срочно придумать, как-то всё исправить. Но в голову ничего не лезло. Павел с трудом выбрался из-за приваленной к стене фанеры, отряхнулся и, тяжело ступая затёкшими от долгого сидения в укрытии ногами, пошёл вниз, с раздражением отряхиваясь и поправляя одежду. Настроение было мрачнее мрачного.

Утренний поход в милицию особых новостей не принёс. Ольга написала заявление. Её рассказ о предыдущих неприятностях никакого впечатления на милиционеров не произвёл, дело завели только по факту поджога. Раздосадованные, они с Сергеем вышли на улицу.

– Теперь куда? – спросила у него Лёлька с такой интонацией, будто бы он не появился в её жизни вновь лишь позавчера, а был уже много-много лет. И не просто был, а защищал, спасал, помогал. А потому имел полное право командовать. У Сергея сладко дрогнуло сердце, он прижал бывшую и будущую жену к себе и нежно потёрся о её волосы щекой. Жёсткая его щетина царапнула ей щёку и лоб, но она только закрыла глаза и прижалась к нему плотнее.

– Лёль, – тихо сказал Ясенев, – я не могу без тебя, Лёль. Прости меня за всё, я очень перед тобой виноват.

Она подняла на него глаза, в которых стояли слёзы, и покачала головой:

– Это я во всём виновата.

– Опять мы спорим, – он улыбнулся ласково и шутливо, – неужели это никогда не прекратится?

– Я больше не буду.

– И я.

– Надо же, какое несвойственное нам единодушие.

– И не говори… А знаешь что? Пошли-ка за моей машиной! Я её вчера у вашего «Бахуса» бросил, когда к тебе торопился. Сейчас дойдём и поедем в одно место. Ты сможешь сегодня не ходить на работу?

– Смогу, – с готовностью кивнула она, – я же сама себе начальство.

Неяркое осеннее солнце выглянуло из-за облака и осветило её лицо, ставшее с их последней встречи тогда, в больнице, более тонким и нежным. Он смотрел и думал: разве так бывает? Разве бывает, что за девять лет человек не стареет, а становится ещё более красивым? Разве бывает, что за девять лет одиночества любовь не исчезает, а будто бы крепнет и закаляется? И вообще, сейчас не весна, а осень. И ему не семнадцать, а тридцать два, через пять дней тридцать три…

Но Лёлька смотрела на него так ласково, так нежно, что Ясень зажмурился и, чувствуя себя влюблённым мальчишкой, тихонько, словно боясь спугнуть, поцеловал её.

И всё. Девять лет вдруг исчезли, растворились, разбились на осколки и со звоном осыпались к их ногам. И будто бы не было никаких обид и глупого, страшного слова «развод», и словно не стали они убийцами маленького нерождённого человека, который мог бы стать самым большим счастьем их общей жизни.

Сергей Ясенев почувствовал, что вот сейчас, в этот самый миг Господь его точно простил. Отец Пётр говорил ему, что любой искренне кающийся прощается, но Ясеню всё казалось, что его грехи – самые страшные на свете и что вот их уж точно простить никак нельзя. Но теперь, целуя Лёльку, он почувствовал, поверил – прощён. Прощён за любовь к этой чудесной женщине, его бывшей и будущей жене, за сострадание, за прощение и за острое и горячее раскаяние. И сердце его наполнилось такой любовью, что он, хохоча, подхватил сопротивляющуюся Лёльку и понёс её по улице, засыпанной жёлтыми листьями. На них, как и одиннадцать лет назад, когда они только подали заявление в ЗАГС и он вот точно так же шёл с будущей женой на руках, смотрели люди. Лёльке было неловко, и она уткнулась пламенеющим лицом ему в шею. Шептала:

– Серёжка, пусти! Пусти!

Но он нёс ещё долго, а потом они шли, взявшись за руки и взахлёб рассказывая друг другу свои жизни.

Машина ждала своего хозяина там, где он её и оставил, и верно мигнула фарами, лишь только Сергей нажал на кнопку брелока. Усадив Лёльку, он обошёл вокруг капота и устроился за рулём:

– Ну что? Едем?

– Едем!

Она сейчас была готова ехать с ним куда угодно. Лишь бы только вместе. И расспрашивать не собиралась. Но Сергей сам пояснил:

– У меня есть духовник. Он… Ну, ты сама увидишь, какой он, когда приедем.

Носовихинское шоссе было почти свободным, и они быстро домчали до поворота, который вёл к храму. Ольга с изумлённой улыбкой поглядела на Ясенева:

– Серёж, а как зовут твоего духовника?

– Отец Пётр. У него матушка – твоя тёзка. Такая чудесная. Я их очень люблю. А что?

– Ты не поверишь, но он и мой духовник тоже.

– Не может быть! – оторопел Сергей. – Ты когда с ним познакомилась?

– В девяносто втором году, после… – она судорожно сглотнула, но всё же произнесла: – после аборта.

Ясень положил свою ладонь поверх её стиснутых рук:

– Я тоже тогда… Лёль, ты больше не одна. Это наш общий грех. Я сильнее виноват. Но нас Господь простил. Я точно знаю.

Она помолчала и спросила дрожащим голосом:

– Ты тоже почувствовал? Вот сейчас, у милиции?

– Да, именно там. Место – романтичнее не придумаешь, правда?

– Куда уж романтичнее, – она чуть грустно засмеялась, – спасибо тебе, Серёж. Если бы ты только знал, как я мучилась эти годы. Сколько раз мне хотелось тебе позвонить… Как я мечтала тебя случайно встретить… А вот позавчера ничегошеньки не предчувствовала. Ну вот ни капельки!

– Я тоже. Когда тебя увидел, думал, в аварию попаду. Боялся не успеть и перестраивался так, что непонятно, как меня за хамские манеры там же не порешили собратья по разуму.

Они уже подъехали к храму. За оградой играли дети, и матушка Ольга подметала дорожку. Старшие ребята сгребали листву в кучи. Сергей вышел из машины и вздохнул полной грудью. Пахло осенью, павшей листвой и дымом. Лёлька, которая давно уже почти не носила брюк, порадовалась, что и сегодня на ней была юбка-годе длиной чуть ниже колена, вполне подходящая для храма. Повязав платок, снятый с шеи, на голову, она пошла за Сергеем, чувствуя, что жизнь её с каждой минутой становится всё правильнее и правильнее, такой, какой и должна быть. Девять лет назад она сама всё разрушила почти до основания, и все эти годы жила на дымящихся руинах. Не погибла напрочь только благодаря вере и отцу Петру. А вот теперь, с позавчерашнего дня, всё вдруг стало чудесным образом налаживаться, отстраиваться заново. И в сердце, вопреки календарю, воцарилась весна. И надежда на счастье щекотала горло и нос, заставляя улыбаться радостно и светло.

Отец Пётр рубил у дома дрова. Увидев их, воткнул топор в толстенный пень, оставшийся посреди двора от старого дерева, спиленного недавно, и пошёл навстречу. Лицо его сначала было просто радостным, но потом вдруг он удивлённо вздёрнул брови и развёл руками:

– Здравствуй, Серёжа! Здравствуй, Оленька!

– Здравствуйте! – хором ответили Ольга и Сергей.

– Батюшка, у меня такие новости – не поверите! – Сергей широко улыбнулся. – Помните, я вам рассказывал про мою бывшую жену?