Яна Перепечина - А я смогу… [litres]

…Лёлька его идею восприняла с энтузиазмом. После звонка Сергея, который радостно сообщил ей, что уже мчится к ней на крыльях любви, она устроилась на широченном подоконнике в его сугубо мужской спальне и принялась ждать. Она прекрасно помнила, как девять лет назад каждый раз счастливо замирало её сердце, стоило только ему показаться на горизонте. И вот сейчас, будучи уже девочкой взрослой, рациональной и прагматичной, во всяком случае, считая себя такой, Ольга решила проверить себя на живость чувств.

Сначала ничего не происходило. Она сидела на окне и ждала. На душе было радостно и светло. Но и только. Никакого трепета, никаких перебоев в работе сердца и слёз радости сейчас Ольга не наблюдала. С каждой минутой она всё тревожнее прислушивалась к себе и уже с ужасом готова была констатировать полное отмирание искренних чувств к бывшему мужу и нынешнему жениху, как во двор вдруг тихо и с кошачьей грацией въехала тёмно-зелёная «Ауди». Тут же, совершенно не спрашивая её мнения, мышечный орган, который, по идее, должен лишь выполнять физиологические функции, вдруг дрогнул, сжался до размеров маленькой сливы или, возможно, крупной вишни, задрожал сладко-сладко и тут же скаканул в горло. Сразу защипало глаза и стало горячо в носу.

Ольга в очередной раз восхитилась чуду Божьего замысла. Ну как, как маленький, весом, как она где-то читала, в 250–300 граммов, комок мышц может испытывать вот такое?! Этот восторг, эту щемящую нежность, это желание приникнуть каждой клеточкой к любимому и никогда не расставаться? Как такое невозможное диво могло возникнуть само по себе? Самопроизвольно, как утверждают некоторые учёные? И как можно поверить, что удивительное творение это – человек – после жизни, полной любви, страданий, восторгов уходит в никуда, исчезает, перестаёт быть?

Ольга хмыкнула, шмыгнула покрасневшим носом и кинулась к двери, встречать счастье всей своей жизни, которое она чуть было не упустила по какой-то немыслимой, ничем не объяснимой невероятной глупости. Слава Тебе, Господи, что не упустила.

Стукнули двери лифта, прильнувшая к глазку Ольга щёлкнула замком и распахнула дверь. Распахнула резко и только благодаря этому успела поймать выражение лица заходящего в общий коридор Сергея. Уставшее и озабоченное лицо его при виде Ольги, стоявшей на пороге, вдруг просияло такой стремительной, такой юной, такой сияющей радостью, что у неё мурашки пронеслись по спине, ледяными лапами протопав по горячей коже. Она на секунду закрыла глаза, потом открыла и прижалась к подошедшему Ясеню:

– Ясень, ты знаешь, что я тебя люблю?

– Ясен пень, – тихонько засмеялся он, – а ты?

– Что я?

– А ты знаешь, что я тебя люблю?

– Ясен пень!

– И тебе не страшно?

– А что, я должна бояться?

– Непременно. От любви к тебе у меня снесло крышу. И теперь меня постоянно тянет на подвиги. И на продуцирование всяких дурацких идей. Вот, держи! – он из-за спины вынул огромную коробку.

– Что это? – она отступила в квартиру, давая ему войти.

– Открывай. Подвиги пока подождут. А вот дурацкие идеи просто распирают и не дают спокойно жить.

Ольга открыла и не поверила своим глазам. В большой коробке ровными рядами лежали шоколадные яйца известной фирмы. Вкусные до невозможности. Она их обожала, как маленькая, и всегда мечтала когда-нибудь слопать штук сто или даже больше.

– Сколько их тут?

– Десять упаковок по тридцать шесть штук.

– Ясень, как ты угадал? Я такая сладкоежка!

– Ты будешь смеяться, но я знаю… Не всё, но очень многое про тебя знаю.

– А я про тебя.

– По сравнению с другими женихами и невестами мы в привилегированном положении. Не надо тыкаться наобум.

– Зато нужно многое исправлять…

– Ну, вместе с тобой я готов на всё. Лёлька, выходи за меня замуж?

– Я же уже согласилась.

– А я не верю.

– Серёж, я очень хочу за тебя замуж, – она крепко взяла его лицо в ладони и заглянула в серые с прозеленью глаза, очень красивые глаза в девичьих пушистых и длинных стрельчатых ресницах. Он этих ресниц даже стеснялся немного. А она и об этом знала. Она так много о нём знала, что сердце ныло сладко: родной, такой родной. Господи, как же хорошо, что можно строить их общий дом заново с таким близким, таким своим. И не надо никого нового, неизвестного ещё, чужого и непонятного.

Ольга закрыла глаза и вдохнула его запах, сердце снова сжалось. Вспомнились слова знакомого психолога: «Все мы немного животные». Наверное, она, Ольга, была животным в довольно большой степени. Потому что запахи для неё всегда значили очень много. Острое её обоняние различало малейшие нюансы.

Ясень пах свободой, морем, солнцем и тёплым лесом, а ещё одновременно – непонятно, как такое может быть, – снегом и дождём, грозой с раскатами грома, осенними яблоками и полынью. В общем, всем тем, что она любила. А вот Павел пах совсем по-другому. Сначала она и вовсе не чувствовала его естественный запах, только тонкий аромат парфюма, которым он частенько злоупотреблял. А потом уловила всё же. Уловила и не обрадовалась. Нет, он не пах ничем отталкивающим. Она даже не смогла бы определить, какие именно нотки услышал её чуткий нос. Но вот одно она поняла точно: не мой, чужой, далёкий. И когда он всё выспрашивал у неё, что же не так в их отношениях, ей очень хотелось сказать: ты просто пахнешь чужим, – но было ясно, что он этого совершенно не поймёт.

Сергей завёз Ольгу к ней домой, а сам с длинным списком, выданным бывшей и будущей женой в одном флаконе, отправился по магазинам. Лёлька не любила ездить к бабушке с пустыми руками, и это он тоже про неё знал. Поэтому и вызвался, пока она будет собирать вещи, закупить всё необходимое.

Ольга, пребывающая в состоянии звенящего счастья, летала по квартире, запихивая в сумку джинсы, пару свитеров, пакетики с кормом для Ириски и прочие нужные вещи. Достав с балкона клетчатую тканевую переноску, она принялась искать кошку, которая за версту чуяла сборы и пряталась надёжнее любого разведчика.

В этот миг за входной дверью раздалась подозрительная возня и долго, слишком долго и тревожно пел звонок. Ольга замерла с любимым свитером в руках, который собиралась положить в сумку, да так и не успела, согнувшись в три погибели у стола, под которым искала Ириску. Сергею было ещё рано, а больше она никого не ждала. Сердце в ужасе забилось о рёбра, будто пытаясь спастись от неведомой опасности бегством. Ольга медленно выпрямилась и на цыпочках, боясь задеть или уронить что-нибудь, пошла к двери. Тапки оставила в комнате, чтобы не стучали о паркет.

Снова раздался нервный звонок, потом в дверь пару раз стукнули и заскреблись. Ольга почувствовала себя зайцем, на которого из-за ближайшего куста смотрит насмешливым взглядом волк: мол, ты, конечно, можешь рыпнуться и попытаться как-то там свою драную шкурку спасти, но я лично в этом особого смысла не вижу. Когда она совсем уже подкралась к двери, раздался странный, придушенный голос добродушного алкоголика дяди Бори: