Яна Перепечина - А я смогу… [litres]

– Ольга, помоги! Да помоги ж ты мне, Ольга! Серёга, на помощь! Сил моих больше нет.

Она метнулась к глазку и в ужасающей близи увидела перекошенное смертной мукой лицо соседа.

– Дядь Борь, – пролепетала она еле слышно, – что случилось? Тебе плохо?

– Помоги, Ольга… – он хрипел всё тише. – Всё. Поздно.

Раздались странные звуки, будто кто-то из последних сил цеплялся за обгоревшую дверь, и сосед пропал из поля видимости глазка.

– Господи, делать-то что?! – заметалась она по тесному коридорчику, ломая руки. Схватила в качестве оружия свой длинный зонт-трость, перекрестилась, глядя на любимый образ Спаса Нерукотворного и, обмирая от страха, попыталась открыть дверь, готовясь принять славную для христианина смерть за други своя.

Ничегошеньки из этого не вышло. Ни из смерти (во всяком случае, пока), ни из открывания двери. То есть замки благополучно открылись, но вот распахнуть створку не получилось. Что-то – Ольга даже думать боялась, что именно, – мешало с той стороны. Она упёрлась ступнями в плинтус боковой стены и подналегла. Снова раздалось какое-то скрежетание, и дверь чуть-чуть, совсем немного, но приоткрылась. Этой щели Ольге хватило для того, чтобы выбраться в коридор.

Сердце, которое и так вело себя, будто ополоумевшее, то долбясь в рёбра, то скатываясь вниз, то взмывая к горлу, заледенело. На полу, залитом кровью, лежал лицом вниз дядя Боря. Славный, милый, добродушный алкоголик, никому и никогда, кроме себя самого, не сделавший ничего плохого. Ольга рухнула на колени прямо в огромную кровавую лужу. Вспомнились обрывки каких-то знаний из школьного курса начальной военной подготовки об артериальном и венозном кровотечениях. Какое-то из них – Ольга совершенно не помнила, какое именно, – но точно знала, что вот такое, яркое, и есть самое опасное, смертельно опасное для человека.

– Дядь Борь, миленький! Потерпи чуть-чуть! Я сейчас. Сейчас тебе полегче будет.

Она ходуном ходящими руками приподняла с холодных бело-коричневых маленьких стёртых плиток пола голову соседа и подложила под него тот самый любимый свитер, который так и не пристроила никуда и бездумно держала в руках. Вот и пригодился.

– Вот так, так-то лучше. Полежи минуточку, я вызову врачей! – Ольга вскочила, чтобы бежать, вызывать «Скорую», с ужасом понимая, что при такой кошмарной кровопотере соседа вряд ли успеют довезти до больницы. Хоть бы Серёжа был рядом! – всхлипнула она, втискиваясь обратно внутрь квартиры через щель.

Дядя Боря вдруг дёрнулся и со смертной тоской в голосе прошептал бледными губами:

– Это тебе… было…

Ольга остолбенела, не понимая, как тут же, на месте, не рухнула рядом с дядей Борей на маленькие бело-коричневые плиточки. Ей?! Было?! Что было? Предупреждение? Нож в живот? То есть бедный сосед убит только в качестве устрашения?! Или по ошибке?!

Она снова выбралась на лестничную клетку, упала рядом с соседом на колени и, низко наклоняясь, чувствуя, что её длинные волосы касаются кровавой лужи, торопливо зашептала, сквозь хлынувшие слёзы (почему-то не могла говорить громче, будто дяде Боре от этого стало бы хуже):

– Кто? Кто это был?

– А? – с трудом оторвал голову от её свитера умирающий.

– Как это случилось? Кто это? Что это? – глупо, уже в полном, абсолютном отчаянье повторяла она.

– Томатный сок это, – над самым ухом негромко, явно боясь её испугать, сказал Сергей.

Но даже этих тихих слов хватило для того, чтобы она подскочила, как ужаленная, и совершенно сумасшедшими глазами воззрилась на него, присевшего рядом на корточки.

– Сок? Что сок?! Слава богу, ты приехал! Срочно вызывай «Скорую», – увидев Ясеня, она, наконец, смогла говорить громче и почти закричала: – Он ранен! Он кровью истекает!

– Тихо-тихо. Это не кровь, Лёль. Я сначала тоже так подумал. Ты принюхайся, у тебя же нос лучше моего в сто раз.

Она послушно вдохнула воздух: к обычным запахам лестницы не самого чистого подъезда примешивался сильный, другой…

– Не кровь… – начиная понимать, пролепетала она. – Сок. Томатный сок.

Сергей кивнул:

– Именно… Дядь Борь, эй, вставай! – он довольно непочтительно потряс соседа. Тот заворчал и перевернулся с живота на спину. Там, где он только что лежал, Ясень с Лёлькой увидели сплющенный в блинчик двухлитровый зелёный пакет с нарисованными неестественно алыми помидорами. Рядом перекатывалась в красной луже совершенно целая бутылка водки.

Ольга решительно задрала насквозь пропитавшийся соком свитер соседа и, ошалев от счастья, потыкала ему испачканными красными пальцами во впалый живот, рёбра и совершенно целую грудную клетку.

– Сок! Господи, сок! А я-то! Я-то!..

– Чуть не умерла от страха, – с пониманием кивнул Сергей. – Давай-ка, пока я здесь буду вытирать следы этого кровавого побоища, – он быстро подвинул соседа подальше от двери и принёс из квартиры тряпку и тазик, – ты мне расскажи, что произошло.

Ольга, всхлипывая и ругаясь попеременно, живописала ему трагедию, разворачивающуюся на лестничной клетке десятью минутами ранее. Сергей кивал, любовно и жалостливо глядя на неё, гладил её по руке и убедительно ужасался именно там, где ей самой было особенно страшно. Она благодарно взглянула на него и подумала, что вот этого понимания и умения сочувствовать, не поучая, ей так не хватало все эти девять лет.

– Бедная моя, мудрено было не испугаться. Здесь темновато, а сок и вправду похож на кровь. Я тоже сначала чуть было не хлопнулся оземь по соседству с дядей Борей.

– Если это сок, то совсем не понятно, что тут наш красавец вытворял? – спросила Ольга. Ей казалось, что её умный и проницательный бывший и будущий муж в одном флаконе сможет сразу всё объяснить.

– Трудно сказать, могу только предположить. Как ты думаешь, наш герой фильма ужасов сможет что-то внятное сказать, когда очухается?

– Тут не угадаешь. Иногда он вполне адекватен. А иногда ничегошеньки не помнит.

– Ну, тогда будем предполагать. Я так понимаю, что сосед наш драгоценный шёл к нам выпить за встречу после долгой разлуки. Возможно, услышал, что мы приехали, и решил по-соседски зайти. С собой прихватил бутылку водки и початый пакет сока. Так было, дядь Борь? – обратился он к не подающему признаки жизни соседу и, откупорив чудом уцелевшую бутылку, приставил горлышко к носу «умирающего».

Тот пару раз глубоко вздохнул, неожиданно завозился и, с трудом, однако гордо отказавшись от всякой помощи, сел, привалившись спиной к выкрашенной мало подходящим для подъезда жилого дома тёмно-синим цветом стене. Мутным, но постепенно фокусирующимся взглядом, обвёл представшую его не слишком трезвому взору картину. Глядя на него, Ольга вспомнила про чашки с проявляющимся от горячей воды рисунком. Пусто в чашке или налито что-то холодное – виден только тёмный фон. Заполнишь её горячим, и постепенно светлеет картинка, проявляется рисунок. Вот так и дядя Боря медленно, но верно смог оценить масштаб произошедшего и уныло констатировал: