Яна Перепечина - А я смогу… [litres]

– Серёж, я ведь тоже обо всём этом думала, думала, чуть голову не сломала. И про конкурентов, и про Ларису. Не они это, вот точно не они. За мной же ещё и слежка была. А это не их уровень, понимаешь?

– Согласен. Тогда давай до завтра оба подумаем, а там обсудим. Ты, Лёль, попробуй вспомнить, когда именно появилась слежка и что этому предшествовало. Ну, не знаю, например, ездила куда-то, познакомилась с кем-то, разговор какой-нибудь был, который удивил. Понимаешь?

– Да. Я постараюсь.

– А я завтра всё-таки съезжу к этому самому Эльчину, посмотрю на него… Ну, что ж, пора ехать.

– Может, всё же переночуешь?

– Завтра пробки в Москву будут. Да и, главное, Матрёну Ильиничну не хочется напрягать. Вам ведь потом придётся постельное бельё стирать, гладить.

– Я бабушке стиральную машинку-автомат купила, – улыбнулась Лёлька.

– Гладильную тоже?

– Нет, только утюг новый.

– Вот именно. Поеду я Лёль, давай, гони меня в шею.

– Не могу.

Расставаться не хотелось ужасно. Он притянул к себе за полы тулупа невесту, и, с трудом сдерживаясь и позабыв про слова отца Петра о жениховстве, принялся жарко целовать её. Лёлька сначала отвечала, но потом, ощутив серьёзность, силу и напор своего горячего любимого, ловко вывернулась из его рук, тихо смеясь и поправляя растрепавшуюся под его натиском девичью косу, делающую её ещё моложе, чуть запыхавшись, прошептала:

– Серёжка, я понимаю, что это несовременно и, наверное, для многих глупо, особенно учитывая наше совместное прошлое, но давай в этот раз всё сделаем правильно? Как должно быть! Давай не будем торопить события?

Сергей, с трудом успокаивая дыхание, улыбнулся и кивнул:

– Давай. Но долго я не выдержу. Поэтому свадьба будет скоро. Вот разберёмся с нашими делами, вернёшься в Москву, и пойдём заявление подавать. И отца Петра в покое не оставлю, пока нас не обвенчает.

Он снова шагнул к ней, легко коснулся губами её лба и шепнул с усмешкой:

– Я, конечно, плохой христианин, грешник, но если бы ты знала, Лёлька, как мне сейчас тяжело остановиться.

– Мне тоже, – еле слышно ответила она и, перекрестив, чуть-чуть подтолкнула его:

– Поезжай, Серёжа, поздно уже. Я тебя люблю, очень. Завтра я с почты тебе позвоню, хорошо?

– И я тебя. Ещё сильнее. Надо было тебе мобильник купить, что ж я, дурак, не догадался!

– Да тут и не ловит наверняка, не расстраивайся.

Он порылся в карманах, вытащил телефон и посмотрел:

– Действительно, не ловит. Бывает же такое!

– Не волнуйся, я тебе буду каждый вечер с почты звонить. Договорились? Ты уж поосторожнее там.

Сергей сунул телефон обратно в карман и вдруг расцвёл:

– Вот я склеротик! У меня же для тебя маленький сюрприз! – Он нырнул в тёплое нутро любимой «Аудяшки» и достал из бардачка пакетик с фирменным вензелем «Бабушкиного сундука». Ольга, тронутая до слёз, извлекла из него два хорошеньких свёрточка, перевязанных ленточками, и стала распаковывать. Лицо её так сияло от радости и предвкушения, что Ясень поклялся себе почаще делать ей подарки. Увидев в свете фонаря, под которым они стояли, визитницу с хитрой мордочкой, так похожей на Ирискину, Ольга ахнула:

– Господи, Серёжа! Я так её хотела, но меня жаба задушила. Решила, что негоже себя так баловать.

– Теперь я тебя буду баловать, – улыбнулся он нежно и хрипло добавил, – ты только люби меня, Лёлька, пожалуйста, люби.

Она вскинула на него глаза и на секунду закрыла их, пытаясь удержать слёзы. Ничего не вышло, и из под ресниц предательски заблестело.

– Если бы только знал, Серёжка, как я тебя люблю. Если бы знал…

Они обнялись и пару минут постояли молча, прижавшись друг к другу.

– Сколько времени мы потеряли.

– Четырнадцатого октября будет ровно девять лет.

– Это официально. А так больше, намного больше. Теперь придётся жить до ста лет, чтобы компенсировать.

– Постараемся, – улыбнулась Лёлька, – слушай, а когда я буду старушкой, ты меня как станешь называть?

– Что значит, как? Так и буду – Лёлькой.

– Смешно представить. Буду вся седая, морщинистая, согбенная – и вдруг Лёлька.

– Для меня ты всегда будешь самой красивой.

– А внуки будут меня звать бабушкой Лёлькой?

– Ну, уж нет. Лёлька – это только моё.

Она хлюпнула носом и, стараясь взять себя в руки, спросила:

– А здесь что?

– А ты открой и посмотри.

Ольга разорвала бумагу, и на ладонь ей высыпались несколько шпилек, которые он так старательно выбирал тогда. Под светом фонаря на её тонкой ладони блестели бирюзовая стрекоза, крошечная многоцветная бабочка, пчёлка, божья коровка и невероятной красоты мушка. Лёлька завороженно поводила рукой из стороны в сторону. В глубине эмали вспыхивали искорки, сияли глазки насекомых.

– Какая невероятная красота… Спасибо, Серёж. Меня так давно никто не баловал. Девять лет… Как я без тебя жила? Как я не умерла совсем, напрочь?

– Хорошо, что ты три дня назад пошла в бассейн. Хотя, даже если бы и не пошла, это тебя не спасло бы. Я бы всё равно тебя нашёл. Побаловались и хватит. Теперь уж точно вместе навсегда.

– Я согласна.

– Лёль, сделай пучок, а? Я так люблю, когда ты волосы закалываешь, у тебя тогда на шею такие трогательные кудряшки спускаются.

– Ты для этого шпильки купил?

– Ага.

– Хитрец ты мой!

Она зажала шпильки зубами и быстро скрутила внизу, почти на шейке, свободный узел, поочерёдно закалывая стрекозу, бабочку, пчёлку, божью коровку и мушку. Закрепила и повернулась к Сергею спиной:

– Ну, как?

– Ты похожа на весну, – неромантичный Ясенев проглотил ком, перегородивший горло, подошёл сзади и обнял её, нагнувшись и прижавшись щекой. – У тебя золотые волосы, как будто солнце их осветило, и теперь ещё и эта… эээ … красота.

– Хотел сказать «мошкара»? – засмеялась Лёлька.

– Как ты догадалась?

– Просто я тебя так хорошо знаю. И помню, – она коснулась дрожащими пальцами его лица, – поезжай, Серёжа. А то мы так до утра простоим.

– Ты знаешь, а я ведь думал, что у меня вот так уже никогда не будет. Чтобы в душе что-то дрожало и звенело, чтобы ком в горле и стоять до утра, потому что нет сил расстаться.

– И я об этом думала. Недавно сидела и размышляла: вот мне тридцать два, почти тридцать три, а любовь для меня закончилась в двадцать два. И всё, больше ничего, совсем ничего. А оказалось, что и не конец это вовсе, а просто… затянувшийся антракт.

– Всё, никаких больше антрактов.

– Договорились.

Чувствуя, как в нём поднимает голову стойкая нелюбовь к обожаемой до этого момента работе, теперь вынуждающей его уезжать от Лёльки, Сергей чмокнул её чуть ниже узла волос и усилием воли засунул себя в машину. Повернул ключ, наслаждаясь потрясающей работой автомобиля, к созданию которого, как он любил думать, приложил руку и его друг Олежка Грушин, и, уже отъезжая, в зеркале долго видел, как стоит под фонарём Лёлька, его Лёлька, недостижимая мечта, которая почему-то вдруг снизошла до него и даже согласилась выйти за него замуж. Он мигнул ей стопарями, посмотрел, как скрылись за поворотом и фонарь, и его любимая, порылся в кармане и вытащил коробочку с кольцами. Положив её на щиток приборов, всю обратную дорогу Сергей смотрел на два золотых ободочка под прозрачной крышечкой и улыбался счастливой улыбкой влюблённого человека, жизнь которого не омрачают никакие неприятности.