Тейлор Рейд - В горе и радости

— Звучит хорошо, — ответила я, и Сьюзен ушла. Я почувствовала, что мне немного некомфортно, и это меня удивило, потому что в последнее время мне всегда было хорошо рядом с ней. Она приносила мне такое успокоение. Но я оказалась в ее доме, в ее мире. Я была в том доме, в котором вырос Бен, и, казалось, все располагало к слезам. Но мне не хотелось плакать. Честно говоря, со мной было все в порядке. И мне пришло в голову, что, возможно, я не могу плакать потому, что мне это разрешили.

— Выходи за меня, — сказал Бен.

— Выйти за тебя? — Я сидела за рулем его автомобиля. Я только что забрала его из кабинета врача. Утром он нагнулся погладить собаку, и мышцы спины у него снова свело. Судя по всему, это случается в тех случаях, когда ты не принимаешь болеутоляющее лекарство, прописанное врачом. Бену прочли лекцию о том, что нужно принимать обезболивающее, чтобы он снова смог нормально двигаться и разрабатывать мышцы. Несколькими днями раньше я говорила ему то же самое, но он меня не послушал. Поэтому я снова отвезла его к врачу. Только на этот раз он сделал мне предложение, сидя на пассажирском месте, одурманенный обезболивающим.

— Да! Просто выходи за меня. Ты идеальная, — сказал Бен. — Здесь жарко.

— Ладно, ладно, я везу тебя домой.

— Но ты выйдешь за меня? — спросил он, улыбаясь и наблюдая, как я веду машину.

— Думаю, за тебя говорит обезболивающее.

— Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме, — парировал он и уснул.

Я сидела возле бассейна Сьюзен, читала журнал и загорала. Мы с ней играли в кункен и пили много чая со льдом. Шли дни, а я ничего не делала. Я гуляла по саду Сьюзен, иногда срывала лимоны с ее фруктовых деревьев, а потом клала их в напитки. Я наконец начала прибавлять в весе. Я не вставала на весы, но видела, как округлились щеки.

Когда дни стали прохладнее и по ночам стали дуть ветра Санта-Аны, я иногда сидела у очага на улице. Думаю, я была первой, кто развел в нем огонь. Но вскоре от него стало пахнуть теплым костром. И если я закрывала глаза достаточно надолго, то мне удавалось убедить себя, что я в обычном отпуске.

Сьюзен, как правило, бывала рядом со мной, проводя со мной ее собственную версию курса реабилитации вдовы. Иногда она начинала плакать, но всегда себя останавливала. Я не сомневалась, что по ночам, в кровати, оставшись одна, свекровь давала себе волю. Время от времени, когда я пыталась уснуть, я слышала ее рыдания в другой стороне дома. Я никогда не заходила в ее спальню и не упоминала об этом на другое утро. Ей нравилось быть наедине со своей болью и не хотелось ею делиться. В течение дня Сьюзен была рядом со мной и помогала мне восстанавливаться. Пусть несовершенная, но ее система хорошо работала для нее. Она могла быть собранной и деятельной, когда это требовалось, и, по-своему, она была в ладу со своими чувствами. Пожалуй, я училась у лучшего учителя, потому что мне стало немного лучше.

Когда Сьюзен не было поблизости, я иногда прокрадывалась в старую спальню Бена. Я представляла, что комната ждала его, застывшая во времени с того момента, как он ее покинул. Я думала найти там старые школьные награды и фотографии выпускного бала, может быть, один из тех фетровых флагов, которые, как я видела, люди прикалывают к стене. Мне хотелось узнать больше о моем муже. Мне хотелось получить больше информации о нем. Провести с ним больше времени. Но вместо этого я нашла маленькую комнату, убранную задолго до смерти Бена. Кровать с голубым полосатым стеганым одеялом и в одном углу наполовину разорванный стикер какой-то фирмы скейтбордов. Иногда я сидела на его кровати и слышала, какая тишина накрывает дом, в котором живет только один человек. Пока я не приехала, тут, наверное, вообще стояла гробовая тишина.

Я представила мир, в котором у меня трое детей и красивый муж. У нас огромный внедорожник. Муж тренирует футбольную команду девочек. У него нет лица, нет имени. Честно говоря, в моем сценарии он не имел значения. Я продолжала пытаться придумать способ сохранить Бена в той новой жизни, которую я могла бы иметь. Я могла бы назвать сына Беном, но это казалось слишком очевидным и, откровенно говоря, слишком незначительным жестом. Я начинала понимать, почему люди основывают фонды и благотворительные организации в честь других людей. Хорошо было бы работать в Фонде за отказ от «Фруктовых камешков» именно Бенджамина С. Росса. Но я знала, что не существует ничего, против чего можно было бы бороться от его имени.

По правде сказать, мне на многое недоставало страсти. Порой мне хотелось, чтобы у меня было какое-то увлечение. Если хорошо подумать об этом, то оно само по себе и есть страсть. Хотя и слабенькая.

Сьюзен всегда что-нибудь планировала, чтобы занять меня, пусть даже структурированный день отдыха и просмотра телепередач. Иногда «полевой советник», роль которого она продолжала играть, мог быть несколько резким, но не мне было говорить ей, чтобы она унялась. Сьюзен хотела мне помочь, и она помогала. С каждым днем я становилась чуть более жизнеспособной.

— Сегодня вечером в городе будет моя подруга Ребекка, — как-то сообщила мне Сьюзен во второй половине дня. — Я подумала, что мы можем все вместе отправиться в тот новый средиземноморский ресторан, который я нашла.

В первый раз она приглашала меня в ресторан вместе с ее подругой. Мне почему-то казалось странным участвовать в чем-то вместе с ней и с другими людьми. Хотя я не знала точно, почему. Как будто Сьюзен была моей хозяйкой-матерью. Но, думаю, меня пугала необходимость как-то ее называть. Как она меня представит? «Это вдова моего сына?» Этого я не хотела.

— О, я не знаю. — Я перелистывала страницы журнала, прочитанного много дней назад. Страницы были прозрачными и свернулись по краям после того, как я оставила журнал на краю бассейна и прыгнула в воду, попытавшись изобразить пушечное ядро.

— Ну пожалуйста!

— Я хочу сказать… — начала я. Сьюзен резко села и протянула вперед руки, как будто собиралась сделать замечательное предложение.

— Послушай, Ребекка не самая лучшая. Она немножечко… сноб. Ладно, она настоящий сноб. И я всегда терпеть не могла ее высокомерное отношение к нашим детям. Когда ее старший поступил в Стэнфорд, она говорила только о Стэнфорде. И разве Патрик не самый умный мальчик в мире? Она всегда вела себя так, словно Бен был большим разочарованием.

— Вау, ну вот, теперь я вообще не хочу идти. И я не понимаю, почему вы хотите встретиться с ней, — сказала я.

— Нет, ты пойми! — возбужденно заговорила Сьюзен. — Она всегда, всегда хотела иметь дочку. Всегда. Но у нее два сына. Оба до сих пор не женаты. — Сьюзен спохватилась и покраснела. — Я ужасный человек, да? Я такая. Я пытаюсь использовать свою невестку, чтобы заставить подругу мне позавидовать.