Ульяна Соболева - 1000 не одна боль

Наклонился и обвел ореолу кончиком языка, а потом легонько подул, чувствуя, как твердеет член, как начинает печь в паху и проходит дрожь по венам. Провел пальцами по полушарию, спускаясь вниз по бархатному животу, наклоняясь и повторяя движения пальцев языком, ныряя в ямку пупка, осторожно переворачивая девушку на спину, спускаясь по низу живота к сведенным вместе длинным ногам, осторожно развел их в стороны и закатил глаза от ее запаха там. Его как возбужденного самца повело от аромата своей самки. Придержал ее ноги под коленями и прошелся кончиком языка вдоль сомкнутых лепестков, приподнял голову всматриваясь в ее лицо, в то как приоткрылся рот и участилось дыхание. Ледяная малышка считает, что ей это снится… а он не может устоять, чтобы не попробовать ее на вкус везде. Утонченная ласка, изысканная, не для всех… он давно уже не ласкал женщину таким способом. А ее хотелось не просто ласкать — ее хотелось сожрать и вылизать всю даже изнутри вместе с собственными следами в ее теле. Аднан раздвинул нижние губы в стороны и провел между ними языком застонав от ее вкуса, обхватил губами розовый узелок и медленно втянул в себя. Взвилась, проснулась, а он вцепился в ее бедра, придавив к постели, чтобы наконец-то впиться в ее плоть. Посасывая, потягивая клитор губами, растирая пальцами, когда кончик языка скользнул в ее маленькую дырочку. Пиршество, изысканный завтрак сжирать ее сонную и не давать вырваться из его рук. Ему хотелось взвыть от дикого ощущения полной власти над ней. И в награду тихие стоны, они все громче, с придыханием и всхлипами. Она хватается за простыни. Сжимает их руками и выгибается на постели, заставляя его тихо рычать от возбуждения и тереться возбужденным членом о покрывало, мечтая войти в нее прямо сейчас.

И гортанно застонал, когда ее тело замерло, а потом задрожало в сильных конвульсиях, забилось под ним. С рычанием продолжил посасывать пульсирующий узелок, зверея от ее криков оргазма. Мало. Ему все равно мало. Вылизывать его следы языком, чувствуя, как колотит от ощущения этой сладкой влаги во рту, обхватив рукой мошонку, чтобы не спустить в пустоту.

В нее хотел. глубоко в ней изливаться, заполняя своим семенем своим запахом, клеймя ее собой.

Напоследок провел языком снизу вверх по её плоти, чувствуя, как срывает весь контроль. Его невыносимо тянет к ней словно он срастается с ней каждой мышцей, каждым нервным окончанием. Приподнялся встав на колени и наклонился над ее грудью снова, чтобы кусать, целовать соски. Один и второй. Сжимать их пальцами, посасывать, начиная опять растирать лоно. Дааа, его ледяная девочка, он хотел чтобы она снова извивалась и таяла ему на пальцы и на член.

— Какая ты красивая, Альшита…

Она тяжело дышит и не смотрит на Аднана, ее грудь сильно вздымается и на коже выступили капельки пота. Сжала колени, укрываясь от его голодного взгляда, а он рывком раздвинул их снова в стороны.

Один взгляд на рузбухший клитор, на покрасневшие складки плоти, на нежную кожу, покрытую следами от его пальцев….и не выдержал. Хватит с играми. К черту их, к дьяволу!

— Я обещал, что ты примешь меня и не будет боли….помнишь?

Не узнавая свой хриплый голос.

Вошел в нее рывком на всю длину, пристроившись между широко распахнутыми ногами. Руками уперся в подушки возле ее головы и взвыл, когда невыносимо тугоооо обхватила его член изнутри.

Ему хотелось вбиваться. Вдираться. Вонзаться. Скоростным поршнем. По самые яйца, зверея от шлепков своего теле о её. Всё быстрее.

Но вместо этого Аднан мучительно медленно сделал первый толчок в ней, всматриваясь в закрытые глаза и касаясь их губами.

— Ты невыносимо сладкая девочка, Альшита… моя Альшита. — опускаясь губами по щеке к скуле, к шее и к мочке уха и делая еще одно движение бедрами.

— В тебе невыносимо хорошо. Ты — мой рай… и ад… как же там горячо внутри тебя.

Перехватил за талию обеими руками и ускорил толчки, не переставая смотреть на ее лицо и едва она приоткрыла рот в легком вздохе тут же завладел ее губами, толкаясь в нем так же, как и членом, посасывая ее губы, отдавая ей ее же вкус и съедая его с ее губ пока не начала извиваться под ним. Впиваться ему в плечи словно пытаясь оттолкнуть… Боится оргазма, а его заводит этот страх, эта ее боязнь реакции собственного тела.

— Не бойся… дай этому сожрать тебя… посмотри на меня.

Отрицательно качает головой, но Аднан сжимает ее лицо ладонью.

— Посмотри… давай, открой глаза.

Приоткрыла и он шумно выдохнул увидев, как они блестят от слез.

— Чувствуешь меня? А я чувствую тебя… Давай, пусть это взорвется. Кричи! Расцарапай мне спину… давай, Альшита, — и с каждым словом двигаться все резче, сильнее. Приподняв ее бедра и сжимая их ладонями, чтобы насаживать ее на себя. А потом Аднан замер, стиснув челюсти до хруста, позволяя ей сжиматься в судороге оргазма. Смотрел на нее, на лицо, покрытое румянцем наслаждения, на закатывающиеся глаза, на щеки с мокрыми дорожками слез. Смотрел и чувствовал, как его трясет… От еще большего желания, от триумфа. В бешеной лихорадке, в эйфории от осознания, что владеет ею сейчас совершенно безраздельно. Без алкоголя и проклятого снадобья за которое он надерет задницу Рамиля так что тот не сможет сидеть.

Дождался, пока стихнет последняя сладкая судорога, и снова начал двигаться, с новой силой толкаясь еще глубже, еще сильнее, врываясь в него с новой мощью. Чтобы через быстрые движения затрястись всем телом от адского наслаждения, взорвавшегося в мозгах, растекшегося по венам, сжигая их раскаленной магмой и разорвавшего его сознание на тысячи мелких осколков. Закричал от бешеного наслаждения, проникшего сквозь каждую молекулу кожи и заставившего сильнее сжимать ее бедра, пока он изливался в горячую глубину ее податливого тела.

Рухнул на локти, исступленно целуя ее влажные волосы, касаясь напухших губ, подбородка, щек.

Дождался пока она откроет глаза…

— Доброе утро, Альшита… Тебе снились хорошие сны?

Она отвернула голову в сторону и промолчала.

— Сейчас позавтракаем и я отвезу тебя в одно прекрасное место, тебе понравится.

Но она так и не открыла глаза, и он почувствовал, как ярость начинает закипать с новой силой. Потому что думал, что все изменилось… надеялся. Мать ее. Что все изменилось сейчас.

— Было больно? — скорее зло, чем заботливо.

— Нет, — ответила очень тихо.

— Тогда в чем дело? Тебе ведь было хорошо. Я видел. Я чувствовал.

Она резко повернулась и посмотрела ему прямо в глаза своими темно-фиолетовыми и неестественными как будто их кто-то нарисовал чернилами, а потом капнул на них каплями воды.

— В этом… в том, что мне хорошо… а должно быть плохо. Потому что все неправильно.