Ульяна Соболева - 1000 не одна боль

— Так сдохни. Или на это смелости не хватает? Любишь кричать о смерти, а посмотреть ей в глаза боишься?

— Как бы твоя Альшита не взглянула в глаза смерти!

— Замолчи, Зарема. Не то без языка останешься!

Не хочет он никого больше. Только девочку свою ледяную. К черту Зарему, любовниц, на все плевать.

Взять и забыться, войти в нежное, сливочное тело. Сломать ее сопротивление, лаской, болью, чем угодно, но сломать и вонзиться в нее изголодавшейся плотью.

Глядя ей в глаза, в ее фиолетовые, как ночь омуты, остервенело долбиться в нежное тело, пока она не начнет кричать от наслаждения, пока не забудет саму себя, пока по ее щекам не покатятся слезы удовольствия, а глаза не подернуться дымкой безумия и она не выгнется под ним, изнемогая после оргазма.

Она сводила его с ума именно этим. Когда наконец-то покорялась и хотела его, а он чувствовал ее возбуждение и зверел от триумфа, Ее первые стоны были дородже любой самой изысканной музыки.

Он заставите ее кричать и научит царапать себе спину своими тонкими ногтками.

Ему до боли в скулах захотелось распластать альшиту на белых шелковых простынях, развести в стороны длинные ноги и ласкать ее языком, вылизывая каждую каплю ее возбуждения и ловить жадными губами ее удовольствие.

Черт. Эта женщина делает из него чокнутого безумца.

Ни одну он так не хотел, ни к одной так не прикасался и не ласкал так откровенно и с таким упоением, получая от этого несравнимое ни с чем удовольствие, ни для одной не старался в постели. Трахал и выставлял из своей постели. А с ней превращался в долбаного идиота, стоящего перед ней на коленях и ожидающего первого стона от нее, ждал любого изменения в ее глазах. Сатанел от одного взгляда на нее, от вида сжимающихся в тугие бутончики соски.

Ускорил шаг, сгорая от нетерпения.

Распахнул дверь и вначале застыл на пороге, увидев Альшиту лежащую на ковре, а рядом опрокинутый поднос и чайник с чашкой. Боль была мгновенной, парализовала, простреливая все тело адским спазмом догадки.

Бросился к ней, холодея изнутри и не чувствуя собственных ног, не слыша собственного оглушительного вопля. Только лицо ее трогает, шею, пульс ищет и за плечи схватил, приподнимая, затряс, всматриваясь в бледное до синевы лицо и закатившиеся глаза, не пену стекающую с уголка рта.

Он орал ее имя, орал что-то еще, помертвевший от панического ужаса… но собственного голоса так и не слышал. Словно оглох, тряс ее, к себе прижимал, вскочил с ней на руках и выбежал в коридор, глядя остекленевшим взглядом на бегущих к нему охранников и людей, прижимая к себе свою драгоценную ношу и чувствуя как онемели у него ноги и отнимается, заходится невыносимой болью сердце… снова взгляд на ее лицо, на приоткрытые синие губы и опять на бегущих людей. И понимание ударом под дых — если его белоснежная Зима мертва он превратит в руины этот дом, а потом пустит себе пулю в висок.

Прижал к себе еще сильнее и взревел так громко, что у самого заболело в висках.

— Врачааааа!

— Следов яда мы не нашли. Но у нас есть все основания считать, что пациентка перенесла приступ эпилепсии — пальцы свело судорогой, возможно есть разрыв сосуда или внутреннее кровотечение, о чем свидетельствует низкий уровень гемоглобина и бледность покровов кожи и слизистой. Пока что трудно судить, нужно обследование. Серьезное и углубленное обследование на которое нет времени и состояние пациентки не позволяет его провести!

Аднан вскинул голову, и дежурный врач одной из лучших частных больниц Каира, попятился назад, увидев мрачный, тяжелый взгляд бедуина. Посмотрел на девушку, увитую проводами, лежащую под капельницами и судорожно сглотнув, повернулся опять к сыну шейха, которого в городе знали все. Знали и его отца, которого уважали и смертельно боялись. Иногда в клинку доставляли людей Кадира и медперсонал хранил молчание о пациентах такого рода.

— Поймите, мы не знаем, что послужило толчком для состояния полного паралича верхних и нижних конечностей, у пациентки сильно понижено давление, практически до критически точки, замедлено сердцебиение… Следующими могут отказать легкие.

Ибн Кадир схватил врача за грудки одной рукой и приподняв впечатал в стену. От ужаса у врача закололо сердце, и он несколько раз втянул воздух широко открытым ртом. Проклятье! Почему именно в его смену привезли эту девушку?! Почему ему вечно везет как утопленнику и именно сейчас, когда впереди маячило повышение.

— Вы знаете что с ней? И как это лечить? — хрипло прорычал мужчина.

— Не знаем и трогать на данном этапе не можем, пациентка подключена к аппаратам жизнеобеспечения. Она в агонии. На данный момент мы бессильны, что-либо сделать.

— Что это значит? — Аднан посмотрел на медсестру, и та вздрогнула от этого невыносимого и жуткого взгляда.

— Это значит… — она откашлялась, — что пациентка при смерти. И нам остается только молиться.

— Чтоооо? — он взревел, как дикий зверь, которого резали на живую. — Сейчас ТЫ у меня будешь молиться! Ты — врач! Сделай что-нибудь!

— Медицина не всесильна. Мы не волшебники, — тихо ответил доктор и поправил очки на переносице.

Бедуин отшвырнул врача в сторону и двинулся тяжелым шагом к постели девушки. Наклонился к ней несколько секунд смотрел на бледное до синевы лицо вдруг начал выдирать из ее рук иглы, сдергивать кислородную маску.

— Вы что делаете? Вы с ума сошли? Вы же ее убьете!

Врач хотел было броситься к обезумевшему бедуину, но медсестра удержала его за рукав.

— Не надо… — прошептала она и замерла, когда ибн Кадир подхватил девушку на руки и понес ее к выходу из палаты. — он сумасшедший, не связывайтесь с ним.

— Она умрет в ближайшие полчаса-час. Он не должен ее трогать, — простонал врач, провожая сумасшедшего бедуина расширенными от удивления и шока глазами.

— Может так и лучше… пусть умрет у него, а не у нас. Нужно позвонить господину аль Саиху и предупредить об инциденте. У нас здесь есть люди этого человека, внизу на минус первом.

— Он считал, что это яд. Но мы не нашли в ее крови никаких следов отравления. Я до сих пор уверен, что никакого яда не было.

— Не знаю… это могло бы показать только вскрытие. А в таком состоянии мы не в силах провести полную диагностику. Вы все правильно сделали, Азар.

— А девушка на русскую похожа и никаких ее документов не было, ничего не было.

— Это не наше дело. С этими страшными людьми лучше не связываться.

Он вез ее в пустыню, гнал на полной скорости, как одержимый. И сам не понимал, что именно чувствует. Это даже не было не чувством, это было его физическое состояние — сам на грани агонии. Одной рукой руль держит, другой ее тонкое запястье и палец на пульсе. Про себя удары отсчитывает и жмет на газ. Рифат должен его встретить с лошадьми у двух красных барханов, а там в пустыню к Джамиле. Только на нее вся надежда.