Ульяна Соболева - 1000 не одна боль

— Жива она, — мрачно сказал Аднан и устало глаза на ведьму поднял, — только холодная вся, как лед. Лихорадит ее.

Джабира тихо выдохнула.

— Ну вот и пройден первый этап. Теперь второй настанет. После жара морозить ее будет. Я сейчас камни нагрею и принесу, обложить ложе надо и греть постоянно, чтоб от холода судороги опять не начались. Горячей настойкой отпаивать будешь. По ложке каждые полчаса. Это ее изнутри греть будет. Давление повысит. Врачи бы сейчас сказали, что бороться бессмысленно…

— Есть надежда, Джабира? — спросил с таким отчаянием, что ей солгать захотелось… только не могла и не смела. Нельзя ей лгать.

— Надежда есть всегда. Хороший знак, что первую ночь пережила. Многие и нескольких часов пережить не могут. Надежда появится, когда вторую и третью переживет… а потом… потом тоже непросто будет.

— Плевать. Пусть живая останется. С остальным я разберусь.

Они не спали и в эту ночь тоже, теперь ибн Кадир рядом с несчастной лежал, своим телом грел, к себе прижимал, камни носил от костра и снова рядом ложился. Оба молчали и он, и знахарка. Хотела предложить ему поменяться, чтоб отдохнул, а то на человека уже не похож, да не стала. Не согласится он. Никого к ней не подпустит.

Джабира думала о том, кто из тех, кому яд давала мог девчонку отравить? Кто осмелился на такое безумие? …И не могла себе ответить на этот вопрос. Не потому что все были такими святыми, а потому что это могла быть любая змея из кодла шейха Кадира. В этом семействе никогда не царил мир и покой. Сколько себя помнила Джабира там всегда велась война не на жизнь, а на смерть. Перед тем как мать Аднана сгорела знахарка послала к Кадиру своего человека с предостережениями, но тот или не получил их, или не поверил, хотя его мать и тетка часто к бабке Джабиры приходили за снадобьем и лечились у нее от всяких женских болезней.

Невестки его приходили. Точнее присылали своих подружек-напарниц-прислужниц одна другой бесплодия желала и за травками приходили вымаливали продать хоть немного, чтобы якобы самой от мужа не нести каждый год. А Джабира ведь не дура, Джабира все видит и знает. Впрочем, ей было плевать на семью шейха и на его родню одного Аднана она жаловала и уважала, остальные не внушали ей ничего кроме презрения. Снадобье давала и предупреждала, что оно не стопроцентная гарантия и сыпать его надо не женщине, а мужчине, чтоб семя его силу свою растеряло. От того и рожали невестки Кадира одних дочерей, а кто и вовсе сидел бездетной курицей. Может быть знахарка и пожалела бы кого-то из них, да не стала. Все они присылали за снадобьем, и каждая другой всяких горестей желала. Значит свое наказание сполна заслужили и сами же и выбрали.

Привстала на своем лежаке, чтобы в пещеру заглянуть — а там все та же картина. Лежит рядом со своей Альшитой греет ее, руки растирает, щеки, ноги босые и снова бережно укутывает, заворачивает в шкуры, как в кокон, лицо целует, веки закрытые. Обычно мужчины на такое не способны. Погорюет, да и бросит другую искать долго ли умеючи. А этот не сдается, упрямо встает к костру и новые камни таскает, обкладывает постель, горячим отваром губы девчонки смазывает и снова на себя кладет. И в эту секунду Джабира вдруг поняла — будет жить русская. Не отдаст он ее смерти. Не в этот раз точно… только одного не знает Аднан ибн Кадир, что это далеко не все и даже если и выживет его Альшита то вовсе не значит, что станет такой же, как и прежде. Яд, который ей дали, парализует конечности и способность к движению может и не вернуться. Так и остаться может Альшита бездвижная на шкурах и безмолвная. Как тогда поступит ибн Кадир? Что тогда смерти скажет, а может призовет ее сам?

Но она слишком плохо его знала… а точнее не знала совсем. Таким не знал его никто. Утром, совсем обессиленный и сам похожий на труп он вышел, пошатываясь к костру и тихо сказал ведьме:

— Уснула она. Морозить перестало, пальцы теплые. Ну что? Дашь надежду?

Вместо слов она ему подала ковш с горячим козьим молоком и кусок сыра.

— Поешь, а то сам скоро рядом ляжешь, а тебе еще силы нужны.

— Что это значит, старая?

А сам еле кувшин к губам поднес руки дрожат и молоко выливается. Устал двое суток без сна и передышки. Но он свое выстоял. Выдрал ее у смерти… только стоило ли оно того.

— Выживет твоя Альшита… но это еще не все.

Глаза уставшие на знахарку поднял и она вздрогнула

— Не знаю я какие последствия будут. Кто-то вставал на ноги… кто-то не сразу, а кто-то и вовсе так растением и лежал.

— Встанет! — мрачно подытожил ибн Кадир и залпом осушил кувшин, — Раз выжила значит встанет!

Вернулся обратно на шкуры, на себя привычным движением девушку уложил, обвивая сильными мощными руками хрупкое тело и вырубился, запрокинув голову назад. Когда уснул, в пещеру Анмар пробрался и рядом улегся, поглядывая на знахарку свирепыми желтоватыми глазами и слегка скалясь, показывая ей, что теперь он охраняет обоих и ее не подпустит. Преданный убийца так похожий повадками на своего хозяина.

— Да, ладно тебе, псина. Я и не собиралась. Но ты в своем праве. Охраняй.

Утро покажет, что их всех ждет дальше и к какому ответу ее еще призовет ибн Кадир. Ей предстояло вспомнить всех, кому она в свое время яд продала. Ведь время волнений отступит и наступит время мести, а месть Аднана будет страшной. И ведьма знала на кого эта месть обрушится… хотя и не была уверена, что это она. Зарема за ядом к ней никого не присылала.

Старая ведьма оказалась права — Альшита не смогла встать с постели. Она открыла глаза и долго смотрела на него своими чернильными омутами полными боли и отчаянной тоски, с хрустальным блеском слез, и Аднану хотелось заорать, взвыть от осознания, что не уберег и что обещал ей, что с ней ничего не случится… И случилось, случилось самое страшное из всего что он мог себе представить.

Он не думал, что можно свихнуться в какие-то считанные мгновения… но ему уже никогда не забыть, как увидел ее лежащей на полу и для него все остановилось и замерло, земля перестала вращаться и кислород больше не насыщал легкие. Можно стать просто совершенным психопатом и ощутить, как паника сковывает всю твое существо настолько, что мозг отказывается воспринимать происходящее. Смотреть как умирает на твоих руках единственная женщина, которой сказал «люблю» ведь это совершенно не имеет ничего общего с тем смертями, что он успел увидеть до сих пор. Он убивал сам, он закрывал глаза своим друзьям и преданным воинам… но еще никогда дыхание смерти не касалось так сильно его сердца и не сжимало его ледяными клещами необратимости. И бессилие так похоже на агонию, ничтожное жалкое осознание собственной никчемности. Она так стонала, так мучилась, что он готов был выть от отчаяния и биться головой о каменные стены пещеры, вышибая себе мозги. Она молила спасти ее, она просила прекратить боль и звала маму… Не его… его так ни разу и не позвала. Но ему было все равно. Он звал ее саму за них обоих, держал, прижимая к себе и боялся закрыть глаза, прозевать, когда черная бездна захочет отобрать у него единственную настоящую радость. Пока он рядом никто не осмелится. Аднан в это верил.