Татьяна Веденская - Моя навсегда

– Скажи, а это правда, что ты меня любишь? – спросила я, продолжая ковыряться в мелочах из пакета.

Митя замер с фотографией в руке, он продолжал смотреть прямо перед собой. Не так это просто – скрывать чувства, но он справился.

– Что за глупости, конечно, люблю! Ты же знаешь, с первого же дня! – И он хохотнул, словно эти слова – обычная наша с ним шутка нашей якобы любви.

Я покачала головой.

– Лучше бы ты мне рассказал об этом давным-давно, Митя.

– О чем? – переспросил он тише, с подозрением.

– Обо всем. О мотоцикле. О том, что ты хотел бы никогда меня не любить, – я протянула ему другую фотографию. – Смотри, а тут мне двенадцать, наверное. Нас послали собирать макулатуру, и я у одной бабки выклянчила целую кучу старых журналов «Нева» и вдруг начала читать один рассказ. Так и зачиталась, и отказалась макулатуру сдавать, оставила себе. Мне поставили пару.

– Соня…

– Я вот хотела тебя спросить, Митька. У тебя свидетельство о рождении есть? Не потеряно?

– Что? – нахмурился он. – Зачем тебе мое свидетельство о рождении? И вообще, о чем ты говоришь? О какой любви?

– О той, о которой ты рассказал матери, Митя. Своей матери! Которая все, буквально все, что знает, рассказывает моему мужу, твоему отцу. Нет, я решительно не понимаю, почему ты не мог сказать об этом мне, но рассказал ей. Люди – странные создания. – Я утратила спокойствие, отбросила фотографии и повернулась к Мите. Он застыл словно парализованный и явно не знал, что ответить. Тогда я продолжила: – Вот как нам с тобой жить дальше, если совершенно очевидно, что мы не можем друг другу доверять? Ты любишь меня, но не говоришь об этом. У меня тоже есть пара тайн, но не стану с тобой ими делиться, потому что – видишь ли, ты все равно опять ни черта мне не поверишь. Или пойдешь и расскажешь обо всем ей. Черт, никто никогда мне не верит, никто! Вот странно, а я ведь если и вру, то только по мелочи, понимаешь? Странно, да? Почему твой отец твоей матери верит, а мне нет?

– Потому что тебя он любит, а ее – нет, – ответил Митя.

Некоторое время стояла мертвая тишина, потом Митя протянул руку, возвращая мне фотографию. Он был бледен и, кажется, зол. Я сгребла фотографии, повернулась к нему и повторила:

– Так что насчет свидетельства о рождении?

Я думала, он уйдет. Митя развернулся, но пошел не к двери, а к манежу. Дениска захотел спать и принялся капризничать и канючить – и Митька взял его на руки. Он не ушел, даже остался, когда я уселась на диван, чтобы покормить сына. Митька смотрел словно сквозь нас, потом заговорил:

– Я не хотел, чтобы ты узнала, но не потому, что боялся отказа. Я знал, что этому не суждено сбыться, понимаешь? Ты ведь ничего ко мне не чувствовала, никогда. Ты никогда не любила безответно, но, думаю, любить моего отца – это нечто очень близкое. Такая любовь разрушает ничуть не меньше. И я не собирался все портить своими бессмысленными откровениями.

– Бессмысленными откровениями? – вытаращилась я. – Да уж, интересный взгляд на вещи. Я лично считаю, что ты был обязан дать мне хотя бы выбор, понимаешь? Я же была рядом.

– Да, ты была рядом, смеялась над моими страстями, болтала с моими любовницами, делала мне завтрак. Я просто не мог этого потерять. Если бы я сказал – ты бы ушла. А потом стало поздно, потому что ты полюбила его. Да потом, ты бы мне все равно не поверила. Ты права, между нами все, что угодно, но только не доверие.

– Надо же, никто никому не верит, – кивнула я. – Всем нужны доказательства. Но ты не прав, ты ничего не знаешь о том, что я чувствовала. Я сама тогда ничего не знала. Я была как корабль, который ищет капитана. Иногда ты утром сидел на кухне, мы пили кофе, болтали, и я думала: господи, да я бы так всю жизнь просидела с ним! Как тогда на крыше, я бы осталась с тобой. Но у тебя был миллион девиц, у тебя была своя программа реабилитации, знаешь. Ты же решил перетрахать половину мира! Отомстить за то, что тебе изменила одна-единственная легкомысленная вертихвостка. Твои девицы – они же плакались мне в плечо, прямо тут, на нашей кухне, и, как правило, полуголые, в твоих футболках на голое тело, Митечка. От них даже пахло тобой. И я их жалела, я их понимала. Они же по тебе всерьез с ума сходили, а ты только развешивал их мелированные скальпы на заборе. Ждать, пока это пройдет, не имело никакого смысла, понимаешь?

– Ты могла хотя бы намекнуть? – почти со злостью крикнул он.

– Как? Выйти к тебе голой? Ворваться, когда ты кувыркаешься с очередной пассией, и предложить секс втроем?

– Ты меня не любила, ты со мной дружила. Ты очень четко дала мне это понять, Соня!

– Да? Это как же? Как я дала тебе это понять? Тем, что не стала вешаться тебе на шею сразу после того, как ты выпроводил Ларису?

– Черт, как же ты меня бесишь, Соня! – вырвалось у него.

– А ты меня! – крикнула я. – И вообще, что случилось с твоим мотоциклом? Ты попал в аварию? Ты не пострадал? Что произошло?

– Да ничего, – гаркнул он в ответ. – Напился, вот и все. Сам виноват. И вообще, какая тебе разница? Люблю – не люблю, тебе чего? Или сейчас начнешь снова делать непростой нравственный выбор? Жить со мной просто так, как мы жили до этого, ты теперь не сможешь. Значит, либо ты станешь уговаривать себя, что тоже любишь меня, либо… уйдешь? Уедешь к маме в Солнечногорск только потому, что кто-то тебя любит? И вообще, я переживу, знаешь. Не первый год замужем. В смысле…

– Пока я не разберусь со всем этим, никуда я не поеду, – вдруг заверила я. – И вообще, Митька, я задала тебе вопрос.

– Какой? – опешил он.

– Что насчет свидетельства о рождении?

– Да за каким лешим тебе потребовалось мое свидетельство о рождении-то? – всплеснул руками он.

– Мне нужно, чтобы ты мне помог. Чтобы ты вместе со своим свидетельством о рождении явился по вот этому адресу в бумажке, сказал там дядечкам или тетечкам, что ты пришел, чтобы сделать ДНК-анализ на установление отцовства твоего отца.

– Что? – вытаращился на меня Митя. – О чем ты говоришь? Какое, к черту, отцовство, зачем?

– Я о том, что по вот этому адресу в бумажке ждут биологического материала сына Дмитрия Евгеньевича Ласточкина. Понимаешь? В твоем свидетельстве о рождении что написано? Что ты – кто? Сын Дмитрия Евгеньевича Ласточкина. Сделаешь это для меня?

И я рассказала ему про встречу с его матерью и про то, что для них нашего Дениску зовут тоже – как и его самого – Дмитрием Дмитриевичем Ласточкиным.

Реакция была вполне очевидной.

– Ты сошла с ума.

– Мы этого не знаем, – ответила я. – Может быть, я просто гений. И вообще, почему бы тебе просто не попробовать? Все шансы, что ничего не выйдет еще на стадии самого теста. Откуда я знаю, чего еще им там надо? Но она – твоя мать – сказала: только свидетельство о рождении.