Татьяна Веденская - Моя навсегда

Государственный обвинитель выслушал эту речь, затем вышел из-за своего места и спросил Дмитрия:

– Вы же в курсе, что вашего сына… то есть сына, которого родила ваша супруга… что его зовут Денисом?

– Что? Нет, его зовут Дмитрием! – возразил он.

На это обвинитель приложил к делу свидетельство о рождении моего сына и пояснил суду, что ДНК-тест, о котором идет речь, был сделан для установления отцовства обвиняемого и его старшего сына, Дмитрия Дмитриевича Ласточкина. И что не знать об этом было невозможно, ведь год и день рождения указан прямо в результатах теста ДНК.

– Не может быть, – прошептал мой тогда еще муж и посмотрел на меня. Последний раз, когда он видел меня – и в прямом, и в переносном смысле этого слова.

Дмитрий вскочил, но его тут же усадили обратно. Адвокат принялся что-то яростно нашептывать ему на ухо. Я не знаю, что он ему говорил. Не думаю, что Дмитрий вообще слушал, он смотрел на меня так, словно пытался говорить со мной взглядом. Я кивнула. Да, ты прав. Это твой сын. Возможно – чудо. Да, все это несправедливо. И, знаешь, я не чувствую никакого торжества. Но ведь ты пытался меня убить. Я покачала головой. Ты должен знать, я ведь тоже любила тебя. По-настоящему, без обмана и лжи. Но любовь тут ни при чем. Любовь можно убить так же, как и человека.

Вскоре после суда я развелась с мужем и лишила его родительских прав. Это было несложно – учитывая специфику приговора, никто бы не оставил родительские права человеку, осужденному за попытку убийства матери. Катерина как-то спросила меня, как я могу жить, зная, что я отправила человека за решетку. Я не стала с ней спорить. Я не стала спрашивать, как она может жить, зная, что, защищаясь, чуть не убила того же человека, которого я отправила за решетку. Я не стала говорить, что Дмитрий сам виноват, что он заслужил этот суд. Я сказала только, что Митя до нее не дозвонился, потому что у него сел телефон, и что Митя должен подъехать к ней где-то примерно через час. Смотря по пробкам, конечно.

Как ни крути, мать есть мать, и со всеми, кто являлся частью нашей странной семьи, я вела себя с исключительной осторожностью.

В один из вечеров, когда Дениска остался в Солнечногорске на все выходные, а мы с Митькой оказались предоставлены самим себе на бесконечные два дня, мы долго планировали, но решили, что не пойдем никуда и останемся дома, в квартире напротив монастыря. Вдвоем. Нам всегда было хорошо вдвоем, все эти годы. Мы думали – это потому, что мы – просто друзья. Оказалось, нет, не поэтому. Нам просто было хорошо друг с другом, и мы могли долгие часы болтать, обсуждая какую-нибудь ерунду или играя в шахматы. Если быть точной, заниматься любовью, а уж потом болтать, обсуждая какую-то ерунду. Играть в шахматы голыми.

В тот день мы купили упаковку пива и выбрались на крышу, хотя на этот раз для этого пришлось сломать замок на решетке. Лето было в самом разгаре, и ради того, чтобы поваляться на крыше, Митька приволок разводной ключ и сбил тяжелый амбарный замок с двери.

Мы прикрыли за собой дверцу и повесили замок обратно для имитации. Странно, что на грохот никто не вышел, но в Москве, если где-то чем-то грохочет, люди предпочитают не лесть на рожон. В городе с таким уровнем криминала принцип «своя хата с краю» – самый логичный.

На крыше было жарко, как на пляже, несмотря на то что уже вечерело. Мы разложили одеяло и принялись пить пиво, болтая о всякой ерунде. Митька только вернулся из очередной командировки в Казахстан, я подумывала о том, чтобы выйти на работу. Вспомнили мы и о том, как в первый раз сидели на этой самой крыше. Тут-то и зашел спор про то, какой день нашего знакомства был самым первым. Митька утверждал, что натыкался на меня в коридоре квартиры и до того дня, когда у них с Ларисой произошел скандал в благородном семейства, но я, хоть убей, не могла припомнить ни одного такого раза. Потом Митька, как бы между прочим, заметил, что встречался со своей теткой Аллой, хозяйкой квартиры. Я напряглась, как напрягалась каждый раз, опасаясь перемен. Я не хотела перемен. В том, как мы жили, меня все устраивало. Неопределенность наших отношений была для меня куда лучше определенности моей прошлой жизни. Но Митька меня успокоил.

– Я решил выкупить у нее квартиру. Тетка, кстати, не против, и по цене мы с ней договорились, так что… вот, вчера получил разрешение на ипотеку.

– Ипотека, значит, – ехидно усмехнулась я. – Все, значит, кончилась молодость.

– Ага. Какая молодость, ипотека на тридцать лет. Кстати, еще хотел спросить. Не хочешь замуж за меня выйти?

– Замуж? За тебя? – я сделала вид, что в шоке.

– Ну, я просто подумал, может, нам пожениться? Раз уж мы ипотеку берем.

– Действительно, логично, – хмыкнула я. – Заодно и выплачивать можно напополам.

– Естественно. Чистая корысть с моей стороны, – подтвердил Митя. – Так что? Выйдешь за меня? Со своей стороны гарантирую как минимум тридцать лет стабильных отношений. Соглашайся, предложение выгодное.

– Слушай, – сказала я с самым серьезным видом. – Ты мне не мог бы… бутылку дать, а то я свою допила, а вставать неохота.

– Бутылку? – опешил он.

Я кивнула на упаковку пива, стоявшую рядом с ним. Митя достал бутылку, открыл и протянул мне. Я посмотрела на Москву с высоты крыши и рассмеялась.

– Какие-то мы скучные стали, не считаешь? Ипотеку берем, женимся. Глядишь, и еще детей нарожаем. Никакой экспрессии. А, Митя?

Мы чокнулись бутылками и выпили за то, чтобы наша жизнь оставалась такой же скучной во веки веков. Потом еще повалялись на крыше, наслаждаясь теплом. Я хотела сказать Митьке, что последний год был самым счастливым в моей жизни и что я люблю его, в самом деле, люблю. Никогда не могла даже предположить, что любовь может быть такой тихой и спокойной, но сильной, как широкая медленная полноводная река.

Я не стала ничего ему говорить – побоялась сглазить. Вместо этого спросила, под какие проценты мы берем ипотеку. Все-таки, как ни крути, я была дипломированным экономистом, планировала работать в банке сразу после декретного отпуска и в вопросах ипотечных процентов соображала лучше его. Митька тут же принялся спорить, доказывать, что именно там, где он взял кредит, условия самые лучшие, если сравнивать по многим показателям, и что процентная ставка – это не единственный критерий, на который нужно опираться. Митька даже строил какие-то графики в воздухе, а я хохотала и дразнила его.

– Сонька, как же ты меня бесишь, а! – воскликнул он.

Я кивнула, и подставила лицо лучам закатного солнышка.

«Сонька, ты меня бесишь» – это же мое второе имя.

Проблема взаимоотношений с отцом.

Мечты сбываются (англ.).