Олег Кудрин - Чужая кровь

— А вы знаете, — сложил вскоре вилку и нож Астахов. — Честно говоря, мне немного жаль, что вы уже не будете работать в моем доме. Готовите вы гораздо вкусней, чем здесь!;

Олеся благодарно улыбнулась.

— Но дело сделано, — продолжил он. — Могу теперь помочь вам подыскать жилье.

— Нет, ну что вы, Николай Андреевич! Мне же есть где жить. Хотя… устроившись к вам, я сдала свою квартиру внаем. Договор на год подписала.

Может, пока в гостинице поселиться…

— В гостинице? Ну, в гостинице так в гостинице. Но гостиницу вам будет оплачивать фирма.

— Но зачем же? Если не будет проблем с зарплатой, то я смогу делать это сама.

Астахов засмеялся:

— Нет, с зарплатой проблем не будет, Олеся, это я вам обещаю. Но и жилье для такого ценного сотрудника будет бесплатным — фирма не обнищает.

Совершенно неожиданно рядом с ними как из-под земли вырос Форс.

— Здравствуйте, здравствуйте, надеюсь, я вам не помешал?

И, воспользовавшись замешательством Астахова, Форс без приглашения устроился за их столиком.

— Честно говоря, я был весьма удивлен, увидев вас здесь вдвоем.

Какой-то особый случай?

— Да, совершенно верно — особый случай. Отмечаем повышение Олеси.

Теперь она — мой бухгалтер.

Настал черед Форса прийти в замешательство, но уже через секунду он с этим справился.

— От всей души поздравляю, от всей души! Какой головокружительный карьерный взлет — от горничной до бухгалтера!

— Ну что ж, по-моему, это совсем не так уж и плохо?

— Для кого как… Вот для фирмы, в которой Олеся работала бухгалтером раньше, это сотрудничество закончилось плачевно.

— Но я твердо убежден, что это произошло не по Олесиной вине!

— Завидую вашей убежденности, Николай Андреевич. — И Форс повернулся к девушке: — Мне бы хотелось быть уверенным, что наши прежние договоренности останутся неразглашенными!.. Ну, не буду вам мешать. Всего доброго!

После ухода Форса повисла неловкая пауза.

— У вас с Форсом были какие-то договоренности? — наконец заговорил Астахов.

Олеся не поднимала на него глаз.

— Да, это касалось моей прежней работы…

— А он-то какое имеет к этому отношение?

— Он помог мне выйти из тюрьмы.

— Но мне показалось, что вы были не очень-то рады его видеть?

— Николай Андреевич, знаете что, давайте уйдем отсюда? Честно говоря, я как-то неуютно тут себя чувствую…

Астахов лишь пожал плечами, расплатился, и они пошли к выходу.

Баро сделал все, как хотел Бейбут. Цыгане, не собирая шатров и палаток, сели на машины и медленно двинулись по дороге. Лишь немногие из них ехали на оставшихся лошадях — табор давно пересел на автомобили. Но Бейбута везли не на машине, а в кибитке, последней кибитке табора. Вожак уже не мог говорить и только смотрел на своих цыган, смотрел на высокое небо и знал, что он в пути, в дороге, в последней своей дороге.

Дорога. Просто дорога. Это для всех остальных людей, для гаджо, важно, какая именно дорога и куда она ведет. А для цыгана главное, чтобы она просто была — дорога.

Проехали всего лишь метров пятьсот и вернулись к своим шатрам и палаткам. Вернулись, потому что Бейбут умер. Умер, как и хотел, в дороге…

Вечер опустился на табор и окутал его траурной мглой.

Люцита сидела у себя в палатке одна и горько плакала. У нее было много поводов для слез. Вместе со всеми цыганами она оплакивала Бейбута — девушка любила его, как и каждый в таборе. Она плакала и потому, что безутешно горевал об отце ее любимый Миро, Была у нее и еще одна причина для слез — сама Люцита ведь тоже была соучастницей похищения священного цыганского золота этим негодяем Рычем.

…Как писал классик, "бывают странные сближенья" — и совершенно неожиданно, вслед за мыслью о Рыче, из темноты возник сам Рыч. Тот самый, из-за которого убили Бейбута, тот самый, которого искали все цыгане Управска, чтобы разорвать его на куски, — тот самый Рыч — в таборе!

На одно мгновение Люцита застыла в непритворном ужасе, опомнилась, хотела закричать, но Рыч уже зажал ее рот рукой.

— Тихо, Люцита! Это я. Не кричи. Не будешь кричать?

Люцита кивнула. Незваный гость убрал руку.

— Гадина! Зачем ты пришел сюда? — Люцита говорила шепотом, но глаза ее горели злостью.

— Тихо, я тебе говорю!

— Ты со своими дружками убил Бейбута, а теперь пришел сюда! Зачем?

Чтобы посмотреть, как весь табор плачет от горя? Ты доволен?!

— Люцита, это не так!

— Что не так? Бейбут мертв — вы убили его!

— Ну хоть ты мне поверь! Я не виноват, не виноват в смерти Бейбута!

И тут случилось то, чего Люцита ожидала меньше всего. Да и сам Рыч, пожалуй, от себя такого не ожидал. Он вдруг порывисто обнял Люциту, опустил голову ей на плечо и не заплакал — нет, завыл от тоски, одиночества и безысходности. А потом стал быстро и сбивчиво рассказывать обо всем, что пережил за эти дни, а главное — о том, что он за эти же дни прочувствовал.

Люците трудно было взять в толк все, о чем с такой болью говорил и говорил Рыч. Единственное, что она поняла — с этим человеком что-то происходит. Перед ней был не просто бандит и убийца, но и кто-то еще.

— Погоди, Рыч, ты тут говоришь, что не виноват. А кто виноват? Только твои дружки?

— Они тоже не хотели этого — никто не хотел! Но он приказал…

— Кто — он?

— Удав. Люцита, это очень страшный человек!

— Зачем же ты тогда с ним связался?

— У меня не было другого выхода.

— А ведь я говорила тебе, Рыч, что священное золото может покарать, — ты не верил.

— Но ты ведь тоже моя сообщница, Люцита. Разве нет?

Цыганка запнулась, опустила глаза — ответить ей было нечего.

— Ладно, прости, что напомнил, — заговорил Рыч примирительно. — Просто у меня теперь нет никого, кроме тебя. И только тебя я могу просить о помощи…

— Чем же я могу тебе помочь? Чтобы тебе помочь, надо быть, наверное, только Господом Богом! Что я могу сделать? Воскресить Бейбута?

— Нет, Люцита. Мне просто нужно спрятаться. Пересидеть здесь хотя бы пару дней.

— Здесь?!! — Люцита даже подумала, что ослышалась. — Пересидеть здесь, у меня в палатке? Ты в своем уме? Да на тебя сейчас облава будет! Всем табором тебя будут искать повсюду — а ты хочешь здесь сидеть!

— Ты не понимаешь — как раз здесь-то меня искать и не будут. Чем ближе прячешься, тем труднее найти… Мне просто некуда больше идти, Люцита.

Сейчас это для меня — единственный выход!

— Нет, Рыч, я не могу.

— Можешь. Другого выхода нет не только у меня, но и у тебя!

Баро сделал все, что мог, для своего друга Бейбута. Теперь он шел к его сыну, к Миро. Как цыганский барон, как глава рода, Баро должен был позаботиться о новом вожаке табора. И у него не было сомнений в том, кто должен им стать.