Олег Кудрин - Чужая кровь

— Да, Максим, но мне, чтобы знать, о чем говорить, нужно кое-что выяснить. Уже известно, зачем похитили Кармелиту?

— Да… Они хотят выкуп.

— Сколько?

— Миллион евро…

— Миллион евро?.. С ума сойти. Для нашего тихого Управска… Ничего себе.

— Похитители считают, что у Зарецкого есть такие деньги. Наличными.

— Такую сумму, вот так с ходу, сразу найти невозможно! Я думаю, Баро должен обратиться в милицию.

— Но похитители сказали, что убьют Кармелиту, если он в милицию обратится.

Астахов помрачнел.

— Тяжело и больно говорить на такие темы. Только скрывать правду тоже нет смысла. Ты знаешь, Макс, я не хочу тебя пугать, но часто, даже получив выкуп, похитители стараются избавиться от жертвы…

— Значит, ты мне веришь? — спросил Рыч с надеждой.

— Нет. Не совсем… — ответила Кармелита.

— Но почему, черт возьми? Я же тебе уже все объяснил.

— Понимаешь, Рыч, за каких-нибудь пять минут доверие легко потерять. А вот вернуть — очень трудно. Очень. Тем более ты… Охранник, который вместо того, чтобы охранять… Как я могу тебе верить после того, как ты хотел убить Максима, а потом меня?

— Да не собирался я его убивать, — сказал Рыч, почти не соврав. — И потом, что ты только о плохом говоришь? Ты вспомни. Вспомни хорошенько…

— Да что ж мне вспоминать, Рыч, хорошего?

— А так уж и нечего?

— Да нет вроде, — засомневалась Кармелита.

— Значит, нечего? А кто ж это твоего любимого Максима из тюрьмы вытащил, от статьи спас. Кто? Рыч!

Кармелита не сразу нашла, что сказать.

— Ну, знаешь… Ты тогда все делал по приказу отца. Цыган грустно улыбнулся.

— Интересно у тебя получается. Рыч — такой… ну, дьявол, вроде… Как что плохое — то виноват на всю катушку. Причем за всех. Все остальные беленькие, один только Рыч плохой. А если что-то хорошее, то опять же Рыч ни при чем. Это ему другие приказали быть хорошим. А он как был дерьмом, так дерьмом и остался. Так, что ли?

На этот раз Кармелита вообще промолчала.

— Если б я был таким безнадежно плохим, просто промолчал бы. И сидел бы твой Максим как миленький. Зону топтал бы, а не в Управске прохлаждался.

Рассказав твоему отцу всю правду, я ведь прекрасно понимал, что Баро смолчать не сможет. А значит, Максима оправдают.

И снова его бывшая подопечная не сказала ни слова. Потому Рыч продолжил:

— Долго мы с тобой говорим, непростительно долго. Тут жизнь на волоске, а мы как в суде разбираемся. Давай, я сейчас зубами твои узлы развязать попробую…

Но в ту же секунду раздались чьи-то шаги. В голове почему-то мелькнула безудержно оптимистическая догадка: "Неужели свои идут?"

Земфира сидела, обхватив голову руками. А Люци-та суетливо ходила взад-вперед по палатке, не находя себе места.

— Хватит маячить! — сказала наконец Земфира, не поднимая головы.

— Что-то случилось… что-то случилось. Если бы все было хорошо, Богдан давно бы уже дал о себе знать.

— Вот как? — Мать освободила голову из своих рук. — Не ожидала я такого. Тебя только твой Рыч и волнует! — с горькой усмешкой подвела итог Земфира.

— Мама! Ну мама! Не нужно так! Дело не в этом. Если бы все сложилось, как он хотел, — он бы спас Кармелиту, и все бы уже давно закончилось. А получается, что все сложилось совсем плохо…

— Дочка, но почему ты такая доверчивая? Вопрос в том, хотел ли он на самом деле спасать Кармелиту? Может быть, он тебя обманул, а ты ему поверила?

Люцита застыла посреди палатки. И села на пол, почти рухнула. Сказала, чуть ли не плача:

— Мама, ты так говоришь о человеке, которого, может быть, уже убили. И убили именно тогда, когда он стал человеком.

— Боже, Боже, — сокрушенно вздохнула Земфира. — Боже, как же ты ему веришь! И кому? Кто он такой? Ты же его почти не знаешь…

— Нет, мамочка. Я хорошо успела его узнать. Сказано это было так горячо и с такой искренностью, что мать немного смягчилась:

— Хорошо-хорошо. Предположим… Только предположим, что твоему Рычу можно верить. Что с ним могло случиться?

— Он мог погибнуть?

— И кто его мог убить?

— Удав.

— В таком случае он получил то, что заслужил, — сорвалась Земфира в прежнюю пропасть недоверия.

— Как ты можешь так говорить?! Каким бы ни был человек — разве можно желать ему смерти!

— Да, дочка, можно желать и смерти. Особенно тому, кто так легко играет с жизнями других людей!

Люцита расплакалась. Мать смотрела на нее, не зная, что делать: то ли жалеть свою кровиночку, то ли ругать негодную дочь.

— Правду говорят: любовь зла. Господи, разве могла я подумать, что моя дочь полюбит бандита…

— Да, мама, — сказала Люцита сквозь слезы. — Твоя дочь полюбила человека, которого ты считаешь бандитом. Но на самом деле — она полюбила такого же несчастного, как и сама.

— Рыч — несчастный человек?

— Да! Его отвергли также, как в свое время отвергли и меня.

— Не путай, дочка, не путай. Рыч — изгой. И стал он им по своей вине. А тебя, Люцита, никто не отвергал…

— Нуда! Как же? Конечно! Никто! Когда-то я любила Миро, но была ему не нужна. Вначале я думала, что это из-за Кармелиты — но нет. Просто в его глазах я — "ничто".

— Он же не виноват, что не смог тебя полюбить.

— Хорошо, я согласна, что не виноват. Но кто тогда виноват? Никто.

Значит, такая моя судьба. То же самое произошло и с Богданом: он, как пес, был предан Баро, а тот выгнал его.

— Не надо было совершать то, что он совершил! Не нужно было бандитствовать. И никто бы его не выгнал.

— Ты знаешь, мама. Мы… так похожи с ним. Я поняла, что нас будут отвергать все и всегда — пока мы не будем вместе.

— Доченька… доченька… Но нельзя же так… Люцита перестала плакать, глаза ее заискрились, и в них была видна непреклонная воля любящей женщины.

— Дай мне договорить все до конца! Иначе ты никогда меня не поймешь. И вот теперь, когда мы нашли друг друга, когда у нас появилась надежда на счастье, — ты меня осуждаешь. Ты осуждаешь меня за то, что я полюбила человека, которого все вы считаете бандитом? А я его таким не считаю, потому что знаю лучше вас. Так неужели я не могу быть свободна хотя бы в своих чувствах?

Земфира впервые по-настоящему представила себя на месте дочери. И вдруг всем своим женским сердцем почувствовала всю ее боль. И ее надежду.

— Да, да, мама. Мне запрещали любить Миро. Теперь ты запрещаешь мне любить Богдана. Ну почему… почему я не могу быть просто счастливой?! Что ж я, виновата, что в таких неподходящих людей влюбляюсь?

— Боже мой… Бедная моя девочка… — только и смогла сказать Земфира.

Минут пять женщины посидели молча. Потом, так же молча, мать встала, начала собираться.

— Я должна идти. Мне сейчас надо быть рядом с Баро. Как бы он не натворил глупостей. Мужчины иногда принимают слишком быстрые и необдуманные решения. А ты, Люцита, пообещай мне одну вещь.