Олег Кудрин - Во имя любви

— Рубина, Рубина, — попыталась уговорить ее Земфира. — Останься. Тебе здесь очень помогли. А как совсем поправишься, то и уйдешь.

— Вот и хорошо, — сказала Рубина.

Все удовлетворенно переглянулись. А врач победно хмыкнул: мол, и не с такими капризными справлялись.

Но старушка оказалась не так проста:

— Помогли, и спасибо. Бог вас не оставит. А мне надо вернуться… — и снова попыталась встать.

Но и доктор человек опытный — привык со своевольными больными жестко разговаривать.

— Этого… нельзя… категорически! Вы должны окрепнуть! Необходимо провести полное обследование! А уж потом…

И Земфира тоже еще раз попыталась уговорить больную:

— Рубина, милая, останься! Я очень тебя прошу!

— Если ты просишь, я останусь.

Вот теперь уж все вздохнули с облегчением. Но чтоб жизнь медом не казалась, Рубина строго сказала врачу:

— Но учтите! Я не надолго!

— Не беспокойтесь, — заверил врач. — Вы не проведете здесь ни одного лишнего дня.

Рубина успокоилась, перевела взгляд на Палыча, всмотрелась в его лицо.

— Павлик-Павлик… как же ты так постарел!

— Тосковал по тебе очень… — объяснил Палыч, с трудом сдерживая слезы.

— Ну, все равно, нельзя же так стареть! Врач осуждающе посмотрел на Палыча:

— Так, Павлик, срочно объясни бабушке, зачем ты так постарел?!

— Извини, Рубинушка, — улыбнулся старик, — я не хотел.

Врач позвал медсестру, и они вдвоем начали "колдовать" у постели Рубины.

Пользуясь этим, Земфира и Палыч отошли в сторону, начали тихонько переговариваться.

— Кто-нибудь из наших знает, что Рубина жива? — спросила Земфира.

— Нет, из цыган никто не знает. Я когда сам узнал, то только Максиму сказал.

— Ну, скажешь тоже! Если Максим знает, значит, и Кармелита уже знает. А если Кармелита знает, то…

— Это не факт, — перебил ее Палыч, а дальше попытался четко и внятно все пояснить, но вместо этого получилась какая-то невнятица, каша-размазня. — Максим решил подождать удобного случая, он… чтобы не травмировать Кармелиту… Нет,, он хочет ее подготовить, и, нет… едва ли, он, пожалуй, еще не сказал.

Но Земфира, тем не менее, прекрасно все поняла.

— Ну и отлично! Значит, Баро от меня узнает радостную новость!

— Конечно, — опять улыбнулся Палыч. — Жена всегда должна приносить мужу радостные вести.

Рубина, услыхав последние слова Земфиры, решительным жестом отодвинула врача, приподнялась на локтях и строго спросила у Земфиры:

— Что? Кто? Ты… Жена Баро! Интересно, когда это ты успела обскакать мою Раду?

И так все мерзко, на душе кошки скребут с вот такими когтями! Отец (отец ли?) и слышать не захотел о том, чтобы взять его на работу. А тут еще мамочка опять пристала со своими дурацкими разговорами.

— Антон… Антон! — строго вопрошала Тамара.

— Ну что?.. — неохотно отвечал сынуля.

— Я к тебе обращаюсь или к кому? И все-таки, объясни! Я не понимаю, как тебе в голову пришла эта мысль — вот так, с бухты-барахты, просить помощи у Астахова, — как?!

— А что мне делать?! Где я найду нормальную работу, да чтоб еще хорошо платили?!

— Сынок. Говорят, даже если человека съели, у него два выхода.

— Нет, мамочка, не нужно меня обманывать. Мы в школе по биологии проходили. Если тебя съели, есть только один выход. Увы, не самый приятный… Как раз там мы сейчас и находимся!

— Антоша, не нужно совмещать умничанье, остроумничанье и хамство. А если нет…

— А если нет другого выхода, зачем платить больше!

— Хватит! Достаточно с меня твоих дурацких шуточек! Нужно просто найти…

— Вот я и нашел выход… — перебил ее Антон. Тамара поняла, что кнутом обуха не перешибешь.

И попробовала перешибить его пряником, что ей раньше частенько удавалось.

— Я прекрасно тебя понимаю. Сейчас очень трудное время… Ты… подавлен…

И Антон тоже устал воевать с матерью, пусть даже словесно.

— Хорошо, если понимаешь. Только… если ты все понимаешь… тогда зачем постоянно прессуешь?!

— Ну не раскисай, сынок, соберись, потерпи немножко. Не прессую я.

Просто неприятно, что ты берешься за безнадежные дела. А ведь у нас не так все плохо. Сейчас самое главное — выиграть иск у Астахова.

— А если не выиграем, то что тогда?

— Выиграем, обязательно выиграем. Закон на нашей стороне. Мы точно выиграем, — горячо заверила Тамара.

Казалось, таким вот юридическим аутотренингом она заряжает не только себя и сына, но и весь Уп-равск.

— Хорошо, пусть даже выиграем. Но когда это будет? А позволь тебя спросить, родная моя, на какие шиши сейчас-то жить будем?! За гостиницу вот тоже платить нужно.

— Не знаю, пока не знаю… Но я обязательно… обязательно найду выход.

— Ага… Как же! Догадываюсь. Да чего там — догадываюсь, точно знаю.

Знаю, какой ты выход найдешь. Подачки тянуть из Форса, да?

Тамара вспыхнула, вскочила с дивана, потом успокоилась, взяла себя в руки. И опять присела на диван.

— Послушай, откуда эта ирония? Этот праведный гнев? Осуждение? Мы с тобой оказались в сложной ситуации, Форс помогает нам. Вот и все. Он же практически родственник. Ничего не вижу в этом дурного.

Антон встал. И навис над матерью:

— А я вижу! Наверно, потому что зрение у меня, по молодости, намного лучше. Я прекрасно вижу, как за каждую копейку, которую мы возьмем у Форса, он потребует отработать на рубль. А то и на десять! Неужели ты этого не понимаешь?!

— Нет. Не понимаю. Во-первых, потребовать он не может, может только попросить. А во-вторых, он сам оказался в сложной ситуации…

— Не, мать, я в восторге от твоей куртуазности. Да, тюрьма — это действительно сложная ситуация! Хорошего же ты себе нашла покровителя, мамочка!

— А другого нет. И это нормально, что мы помогаем ему!

— Что нормально?! Выполнять его грязные поручения, лебезить перед ним, только для того, чтобы не сдохнуть с голоду?! Я ведь не хотел в это все ввязываться. А кто мне сказал: "Сынок, а вдруг у него получится? Он такой человек — у него всегда получается!"

Тамара поняла, что ей нечем крыть, и даже немного растерялась. Антон же вместо того, чтобы продолжить наступление, схватился рукой за голову. И повалился на кровать.

— Надоело, надоела, надоели… Я так больше не хочу жить…

— Раньше надо было думать. А теперь мы у Форса в долгу, и деваться нам некуда…

— Мама, ну ты сама слышишь, что говоришь? Что значит, "деваться некуда"?! Форс в тюрьме!!! Нам что, к нему туда залезть, что ли?!

— Он и в тюрьме сильнее всех, кто тут на свободе ходит. Ты должен быть счастлив, что он — дед твоего будущего ребенка.

— Потрясающе. Замечательная фраза! Я должен быть счастлив, что он — дед моего будущего ребенка. А я, получается, всего лишь отец будущего внука этого замечательного деда. Так, что ли?