Олег Кудрин - Во имя любви

— Как? Максим, по-моему, не собирается разговаривать с тобой об этом.

— Да уж, его не перешибешь… И не надо. Я пойду к ее отцу. Я подойду ко всякому человеку, кто хоть что-то знает о местных грязных делишках. Я все узнаю. И вытащу Максима из всего этого… Не зря же мы здесь поселились!

Люцита пришла в сознание. Возле нее хлопотал Степан, протянул ей стакан с водой.

— Люцита, попей.

— Простите меня… Мне что-то нехорошо…

— Не бери в голову, не надо. Мы все тебя понимаем.

— Интересно, где теперь искать Кармелиту? — сказал вдруг Миро.

И Люцита при всей своей любви к Богдану опять почувствовала, как старой болью заболело сердце.

— Тебя только это волнует? Только это! Почему ты всегда ее защищаешь, чтобы она ни сделала?

— Сначала, Люцита, надо разобраться, что к чему, а только потом кого-то защищать, кого-то обвинять, — ответил Миро.

От возмущения цыганка даже привстала с постели.

— Объясни мне, в чем тут разбираться? В чем тут разбираться, спрашиваю?

Она же… Она даже не скрывает того, что врет.

Максим, стоящий рядом, тоже начал защищать невесту.

— Люцита, если Кармелита не сказала всю правду, значит, у нее есть на то веские причины.

— Какие причины?

— Найди и спроси.

— Мудро сказано! — сверкнула глазами Люцита. Максим смутился. Тогда уж Миро пришел ему на помощь:

— Во всяком случае, я уверен, если Кармелита и скрывает правду, то это не со зла.

— Конечно, понимаю. Все, что делает Кармелита, она делает по-доброму.

Она же — ангел… Все! До свидания! Максим, надеюсь, ты понимаешь, что я больше не могу оставаться в вашем доме?

— Нет, ну подожди. Постой, ну куда же ты сейчас пойдешь?

— Я не знаю…

— Если хочешь, можешь вернуться в табор, — сказал Миро на правах вожака.

— Но я не знаю, где вы остановились…

— Где-где… На прежнем месте. Мне иногда кажется, что нам теперь уж никогда от него не оторваться…

Пустые, ненужные слова. Степан с грустью смотрел на Максима и Миро. Как смешно они выглядят в своих попытках защитить и оправдать Кармелиту. И как жалко Люциту.

— Я провожу тебя, — сказал наконец Степан. Он совсем не чувствовал, что в своих попытках всегда и везде защитить Люциту тоже, наверно, выглядит немного смешно.

Новый следователь Ефрем Сергеевич Солодовников читал какое-то дело. А Форс все не шел из головы.

Когда Солодовникова переводили в Управск, он и подумать не мог, что здесь все так сложно и запутанно. С виду тихий мирный городишко. А оно вот как оказывается… Похищения, мафия настоящая. У Форса — какие-то загадочные высокие покровители. Поговаривают, что тут планируется строить что-то большое, с серьезными инвестициями из Центра. А значит, есть выходы прямо на Москву.

Черт возьми! Страшновато. Как бы не угодить в эту мясорубку. Очень осмотрительным нужно быть, очень! Нельзя переть на рожон. Лавировать надо, аккуратно, между всеми. Чтобы потом оказаться со всех сторон чистеньким. И, если получится, с наваром. Хоть в виде новых звездочек на погоны. Хоть в любом другом виде… Деньги, процент в бизнесе…

В кабинет вошла дочка этого самого, недавно отпущенного, Форса.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, Светлана… Леонидовна!

— Извините. Напомните, пожалуйста, как вас зовут.

— Ефрем Сергеевич.

— Ефрем Сергеевич, я могу задать вам один вопрос?

— Да, присаживайтесь. Знаете, вообще-то в милиции существует классическая фраза "вопросы здесь задаю я"…

— Ну, может быть, один раз можно… Тем более, когда такой вопрос. В общем, скажите мне: вы считаете моего отца преступником?

Забавная девочка. Неужели она и впрямь считает, что сейчас следователь, да еще и новенький, начнет ей чистосердечно рассказывать, что он думает.

— Светлана, это не такой простой вопрос, как вам кажется. Есть такое понятие — "презумпция невиновности".

— Да, да, спасибо, я знаю. И все же…

— Мы только что отпустили вашего отца. Отпустили потому, что у нас нет улик, подтверждающих его преступления. Так что по закону ваш отец не виновен.

— По закону? Вы говорите — "по закону". Ну а вы-то сами как думаете.

Ваше мнение?

Вот же надоедливая какая!

— Извините, но почему вас так интересует мое личное мнение?

— Понимаете, вы профессионал. Вы знаете обо всех фактах. Вы говорили, ну, то есть опрашивали множество людей. Поэтому мне очень важно знать ваше мнение. Мой отец преступник?

Какая наивность. Что же ей сказать? Сказать можно что угодно… Пожалуй, лучше всего оставить в напряжении — "да, отец ваш — преступник, но доказать это я никак не могу". А если эта девочка, эта беременная пионерка, этот честный птенчик что-нибудь принесет в клювике против собственного папашки — тем лучше. Лишний компромат в сложном деле никогда не помешает.

— Да, ваш отец — преступник. Я так считаю… — следователь самыми честными в мире глазами посмотрел в глаза Свете.

Она погрустнела.

— Значит, все-таки это правда, мой отец преступник, бандит. Господи, ну зачем же ему это нужно! Он же прекрасный адвокат.

— Да. Ваш отец действительно очень талантливый адвокат. Именно поэтому он и смог опровергнуть все наши обвинения. А зачем ему это нужно?

Ефрем Сергеевич неторопливо закурил сигарету, красиво выдохнул дым и даже пустил пару идеальных по форме колец.

— Это как раз очень просто. Когда соприкасаешься с криминальным миром, сам невольно становишься его частью, перенимаешь его психологию. Да если еще ты человек талантливый — а ваш отец очень талантлив, — появляется желание… как бы это сказать… Знаете, у нас в университете, на юрфаке, так говорили: "Если пьянку нельзя предотвратить, ее нужно возглавить!" Понимаете, о чем я?

Света кивнула головой.

— Ваш отец хотел зарабатывать больше, чем зарабатывает адвокат, а потом еще больше. И еще, и еще… И теперь, чтобы достичь своих целей, он не остановится ни перед чем. Так что ваш отец действительно очень опасный преступник. И рано или поздно я обязан это доказать. Потому что это моя работа, — патетически закончил Солодовников.

— А если будет слишком поздно? — грустно спросила Света. — Если он успеет еще натворить бог знает что.

— Я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы не допустить этого…

Хотелось плакать, но Света не заплакала, а просто вышла из кабинета и тихонько притворила дверь.

Ребеночек вел себя тихо. Наверное, грустил вместе с мамой по деду.

Люцита вошла в Земфирину палатку, в которой давно уже не была. Вслед за ней вошел Степан. Цыганка все никак не могла выговориться.

— Но почему? Почему все защищают Кармелиту? Если бы она рассказала правду, Богдана могли бы уже отпустить.

Степан смущенно молчал. Он готов был защищать Люциту, как угодно и от кого угодно. Но когда речь заходила о Рыче, сердце возмущенно взбрыкивало.