Елена Лабрус - Ветер в кронах

Тревожный красный маячок в верхнем углу экрана давал надежду хотя бы на полчаса, но телефон потух уже через десять минут.

Ещё десять Катя просидела, изучая сомнительные граффити на стенах и выковыривая палочкой камень из левой подошвы кроссовка. Минут пять ушло на два глотка воды и рассматривание почти не пострадавшего за двое суток дороги маникюра.

На тридцатой минуте она не выдержала, опасливо покосилась в сторону машины и рискнула проверить, а есть ли кто в ней вообще.

Бесшумно, по асфальту, Катя прокралась к задней двери. Только, заглядывая в тонированное стекло, не рассчитала, что коварное солнце, выползшее из-за горизонта, окажется точно у неё за спиной.

Водитель спал, откинувшись на разложенное сиденье, но тень, возникшая от её головы и приложенных к стеклу ладоней, его разбудила. Он открыл глаза, Катя испуганно отпрянула, но, конечно, поздно.

Дверь машины распахнулась.

— Сказал же, давай подвезу, — он даже не посмотрел на Катю, так и оставшуюся стоять на дороге. Уверенно дошёл до остановки, подхватил, как пушинку, её многострадальный чемодан. И только открывая багажник машины, поднял на неё взгляд:

— Садись уже. Чего стоишь?

А стоять было чего. Спортивный, подтянутый, ростом не меньше метр девяносто, в рванных джинсах и белых кедах выглядел этот атлет сногсшибательно. И пусть его мужественное лицо с щетиной и выступающими скулами девушка назвала бы красивым с большой натяжкой. Просто не её типаж. То, как он двигался, упруго пружиня и слегка покачивая широкими плечами, вогнало Катерину в эстетически оправданный ступор. Как Дед Мороз в рекламе «M and M’s», поверить, что он — настоящий, было трудно.

Красавчик усмехнулся, и, смерив Катю взглядом, открыл дверь:

— Садись, говорю.

Наверное, он привык, что люди так на него реагируют. По крайней мере, никакого беспокойства незнакомец не выказал. Забрался на водительское сиденье. И машина скорее мягко заурчала, как довольный кот, чем завелась.

— Пристёгивайся.

Когда Катерина с третьей попытки так и не смогла выдернуть ремень безопасности, который всё время закусывало, заботливый хозяин машины потянулся ей помочь, и от запаха его парфюма дар речи она потеряла окончательно.

— Нежнее надо, — продемонстрировал незнакомец навыки обращения с чувствительной японской техникой, щёлкнув замком ремня.

— Спасибо, — наконец очнулась Катя. Правда, ненадолго. Его руки перехватили руль с изяществом фокусника, выворачивая на дорогу. И слегка выгоревшая на солнце тёмная волосатость, и татуировка на внутренней стороне запястья, ближе к сгибу локтя, заставили Катю плотоядно сглотнуть. К мужским рукам она всегда питала слабость. А эти…

«По шкале от одного до десяти как бы вы оценили двенадцать?»

— Пока не за что, — хозяин соблазнительных верхних конечностей глянул на неумелую пассажирку мельком. — Ну, рассказывай. Какими судьбами в наши края? Я кстати, не представился. Глеб.

— Катя, — поправила девушка сумку, пристраивая её на колени.

— И что же привело тебя, Катя, в нашу глушь?

— Завещание отца.

— Как интересно, — в этот раз удивлённый взгляд задержался на ней подольше. — И что же завещал тебе отец в Пристани?

— Дом, — её плечи дёрнулись неопределённо. — Ещё личные вещи, наверное, если они там остались. Не знаю.

— Подозреваю, небогатое наследство, — почесал Глеб затылок. — Пытаюсь вспомнить, есть ли там вообще хоть один приличный дом.

— Сомневаюсь. — Тех изображений, что Катерина видела со спутниковой съёмки в Гугл Мапс, хватило, чтобы заявить это с полной ответственностью.

— И откуда же ты приехала, наследница?

— Из столицы.

— Да ладно, — его брови восхищённо уползли наверх. И, как старик в известной сказке, который всё закидывал невод в синее море, в третий раз Глеб посмотрел на неё так внимательно, что впору уже было исполнить пару-тройку его желаний.

— Вот, прямо живёшь там, прописана?

— И живу, и работаю. И прописана, — улыбнулась Катя. Ну, а что? Вдруг ему прописка московская нужна. Вдруг даже женится ради неё.

Квартира у неё, правда, коммунальная. Так, комнатушка в семнадцать квадратов на первом этаже, купленная два года назад с маминой помощью. Но в их многокомнатном жилье — самая большая и приличная. Ему, конечно, знать об этом не обязательно. Но, если что, вот положа руку на сердце, не грех такой «обширной» собственностью и похвастаться.

— Как же занесло твоего отца сюда из столицы?

«Эх, если бы я только знала!» — хмыкнула про себя Катя, исподтишка рассматривая своего любопытного добровольного помощника.

Волосы на его затылке примялись от подголовника. Чёлка, уложенная назад, тоже растрепалась. Но в целом ему шла эта небрежная густая лохматость.

— Долгая история, — Катя не отвела взгляда, когда Глеб повернулся.

— А мы куда-то торопимся? — насмешка вышла беззлобная, но всё же это — насмешка. — Первый автобус пойдёт не раньше восьми.

— Ладно, — смиренно опустила Катя голову: поддел он её по существу. — Честно говоря, я своего отца и не знала. В ту пору, когда они познакомились с мамой, она была студенткой, а он — знаменитым состоявшимся писателем. Эдуард Полонский. Может, слышал?

Парень скривился, делая вид, что пытается вспомнить. Но Катерина не сомневалась в том, какой ответ услышит.

— В общем, да, сейчас его уже никто и не знает, — махнула она рукой. — А тогда — член Союза писателей, интересная незаурядная личность и зрелый мужчина, он прямо вскружил маме голову.

— Это сколько же ему было?

— За пятьдесят.

— Ого! — он присвистнул. — А тебе сейчас сколько?

— Двадцать четыре. А тебе?

— Тридцать два. И я Козерог. Не знаю, для чего вы всё время это спрашиваете, — улыбнулся этот самодовольный сердцеед. — Это так, на всякий случай. Так что там дальше? Родили тебя и разбежались?

— Угадал, — кивнула Катя и снова поправила всё время норовящую сползти с колен сумку. — Они даже расписались. Но жить с ним оказалось совершенно невозможно. Как человек творческий, он был абсолютным эгоцентриком, требовательным, даже порой деспотичным. Тираном. К тому же, популярность его книг резко упала, он стал нервным, постоянно на всех срывался.

— В общем, я понял, разбежались они, — сигнал поворота щёлкал, словно кто-то причмокивал языком. И пока горел красный сигнал светофора, Глеб рассматривал Катю с пристрастием.

— А ты на мать похожа или на отца?

— На отца. Мать у меня брюнетка с карими глазами. А я такая вся рецессивная.

— Какая-какая? — краем глаза он глянул на пустую дорогу. — Рецессивная?

— Есть доминантные генетические признаки, а есть рецессивные, — улыбнулась Катя. — Вот ты весь доминантный. Тёмные волосы, карие глаза, высокий рост, густые брови, веснушки и даже ямочка на подбородке.