Елена Лабрус - Ветер в кронах

И словно вместе с увиденной картинкой включилось обоняние — Катя почувствовала, как в открытую дверь пахнуло йодом и чем-то ещё, морским, но не особо приятным.

Она сморщила нос.

— Поживёшь здесь подольше — привыкнешь, — сзади обняли её за плечи руки Глеба. Стиснули железной хваткой. Он шаркнул по её щеке жёсткой щетиной, когда выглянул в окно, заставив невольно отстраниться.

«Если он думает, что я теперь его вечная должница, — Катя откинулась на крепкое плечо, сопротивляясь тяжести его тела, — то сильно ошибается. Я его ни о чём не просила».

А о чём подумал Глеб, она так и не узнала, потому что он просто повернул Катю к себе и ни о чём не спрашивая, впился поцелуем в насмешливо поджатые губы. Она и пикнуть не успела. Да и сопротивляться пыталась недолго. Дёрнулась вяленько, словно получив укол парализующего вещества, и затихла.

Щетина кололась. Дыхание частило. Язык волновал. Целовался Глеб хорошо.

Катя закрыла глаза, и даже ответила, немного паникуя. И удивилась, что не услышала, когда подъехала машина, пока Глеб вдруг не остановился.

— А вот и электросети, — глянул он в окно, как ни в чём не бывало. Словно вообще тут рядом стоял. — Быстро. Могут, когда хотят. Сейчас будет тебе свет.

Он уже дёрнулся уйти, но развернулся и, резко откинув её голову ещё раз поцеловал, придерживая за шею.

— Контрольный, — хитро улыбнулся он, заглядывая девушке в глаза. И тут же выскочил за дверь.

— Глеб Саныч, — поздоровался с ним пожилой мужчина, худой высокий и с такой обширной кучерявой шевелюрой на голове, что походил на исхудавшего льва.

Катя не слышала, как обратился к нему мэр. Она так и стояла с открытым ртом, пока они здоровались. И прикрывала пальцами горящие губы, пока машина поднимала к проводам рабочего в грязной спецовке. В железной корзине выдвижной телескопической вышки мужик щелкал семечки, медленно двигаясь к верху столба. Когда корзина дёрнулась, останавливаясь, Катя оглянулась на расправленную кровать.

Бережно упакованный дома чемодан щёлкнул замками и распахнул богатые запасами внутренности. Если бы Катя знала, что в этом доме будет всё более-менее прилично, то ни за что не потащила бы с собой такую тяжесть — собственный комплект постельного белья. Хотя нет, кого она обманывала — всё равно бы потащила.

«Хорошо, что догадалась взять двуспальное», — запасливая лягушка-путешественница, как назвала её мама, с удовольствием вдохнула полной грудью запах родного дома, ещё сохранившийся в складках ткани.

К тому времени, как кровать засияла чистотой и белизной в мелкий цветочек, над диваном зажглась трёхрожковая древняя люстра.

— Да будет свет! — вернулся довольный Глеб. — Вот теперь можно включать бойлер, холодильник. Что тут есть ещё? Телевизор.

Он махнул рукой в сторону плазмы и ушёл в подсобку щёлкать кнопками.

— Даже не знаю, как тебя и благодарить, — как-то необдуманно вырвалось у Кати, на радостях от появившегося в доме электричества.

— Знаешь, — усмехнулся Глеб. — Прекрасно знаешь. Но это потом. У меня сегодня ещё есть дела. Но я вернусь. Не скучай!

Сетчатая дверь за ним захлопнулась. Мягко пружиня, Глеб спустился с крыльца. Трудно было не залюбоваться, как шёл к машине этот нахал, подкидывая в руке ключи.

Катя ни секунды не сомневалась, что своё обещание он выполнит.

«Вот знала же, что добром это не кончится, — ворчала она, подбирая сброшенное с кровати бельё. — Что не надо садиться к нему в машину. Дождалась бы автобуса, не умерла. А теперь…»

Она даже рукой сокрушённо махнула, пока шла к стиральной машине.

Но переживала вовсе не о том, что долг платежом красен. Взрослая, свободная, не ханжа, чего уж строить из себя недотрогу. Стало страшно, что затянет Глеб её глубже, чем в свою постель. Чересчур уж громко ёкнуло сердечко от его поцелуя. Слишком уж сильно хотелось его снова увидеть.

«Ох, пропадёшь ты, Катя! — вздыхала она, моя полы. — Ведь бросит. Сто процентов бросит. И сердце разобьёт к чертям».

Бойлер нагревался медленно. И пока Катя тёрла с хлоркой все доступные горизонтальные поверхности, пока мыла холодильник, пока разбирала вещи, всё притрагивалась языком к губам, хранившим вкус поцелуя, и запоздало обкусывала их, обветренные в дороге.

Усталость, усугублённая семичасовой разницей во времени, навалилась неподъёмной тяжестью, когда Катерина вышла из душа.

Кое-как досушив длинные волосы, она отложила все вопросы, в том числе и связанные с едой, на то время, когда она хоть немного поспит. Уткнувшись носом в подушку, она забылась похожим на беспамятство, глубоким сном.

А когда проснулась, обнаружила в кровати Глеба.

Спросонья Кате показалось, что Глеб ей снится.

Она закрыла глаза, потом открыла снова. Он лежал навзничь, в одних трусах, поверх одеяла. Согнутая в локте рука закрывала глаза. И от идеального пресса с восьмью кубиками было невозможно отвести взгляд.

Жёлтый ключ на длинной цепи. Безупречная грудь с веснушками в тёмных волосах. Татуировка с внутренней стороны плеча. Небритые подмышки.

Почему ей нравятся небритые мужские подмышки? Катя приподнялась на локте.

На спинке дивана — его вещи. На столе — пакет.

«Он что, вот так просто пришёл, разделся и лёг рядом?» — Катя осмотрелась. Распахнутое окно, закрытое москитной сеткой. Отодвинутый стул. — Нет, он сел, подумал, посмотрел на меня, а потом… разделся и лёг рядом». И, судя по его ровному дыханию, действительно спал. И вид его красивого тела вызывал у Кати совершенно определённые чувства.

Дорожка тёмных волос от пупка вниз. Взгляд упёрся в широкую резинку трусов, а потом начал угадывать очертания того, что находилось ниже, того, что натянуло ткань. И пульс тут же разогнался и забился, словно сердце испуганного кролика. Но взгляд скользнул ещё ниже, по длинным волосатым ногам, к ступням, слегка свесившимся с коротковатой для этого богатыря кровати.

Вторые пальцы на ногах длиннее больших. Ещё один доминантный признак. Катя улыбнулась.

«Интересно, какого же цвета у него глаза?» — подумала она и встретила его спокойный взгляд из-под приподнятого локтя.

— Ты бы хоть двери закрывала, когда спать ложишься, — он развернулся к ней всем корпусом. — У нас тут, конечно, тихо-мирно, но всё же.

Глеб убрал её волосы, упавшие на шею, провёл большим пальцем по скуле к подбородку. Катя замерла, боясь даже шелохнуться.

Что она могла ему ответить, когда он смотрел так, словно завалит её прямо сейчас? Завалит одним слабым выдохом, как карточный домик. Именно таким шатким и ненадёжным стало бы её сопротивление.

— Не бойся, — улыбнулся он. — Не сейчас.

И встал с кровати.

И, чёрт побери, но Катя расстроилась. Облизнула губы, не дождавшиеся поцелуя, и уткнулась лицом в подушку. «А когда? А почему не сейчас?» — протестовала она мысленно.