Александра Гейл - Синичка в небе

— Уверен, что следующего раза не будет. И это был план «Б».

О, речи о моем слишком хорошем мнении о Сергее начинали обретать смысл.

— Но это хоть было правдой? Или мы помогли вам посадить женщину, виноватую разве что в супружеской измене?

— А я-то думал, что спрятался от репортеров, — огрызнулся он.

Ну так и получил соответственно:

— Зря думали. Я закончила факультет журналистики.

— Так что ж вы тогда призвание гробите? У вас отлично получается совать нос не в свои дела, — отбрил он, но ответить времени не дал: — Мой развод связан исключительно с тем, что Юлия спуталась не с теми людьми. Ей казалось, что будет забавно проучить меня за «охлаждение в отношениях», завязав роман с непризнанным гением холста и масла. Тот же, не будучи дураком, стал вить из нее веревки, вытягивая средства для своей галереи и… другого бизнеса. А еще он здраво рассудил, что ради сокрытия правды о досуге благоверной я готов буду платить некоторым людям из инстанций, дабы удержать их на расстоянии от его махинаций. Запахло шантажом. Будь дело только в интрижке на стороне, я бы закрыл на это глаза. Сам не лучше, не так ли? — желчно поинтересовался, а я из самоубийственного упрямства отчетливо закивала. Ну а что? Факты налицо. К счастью, еще больше раздраконить Новийского не удалось: — Проще говоря, я принял меры, чтобы не вляпаться по уши в такую грязь. Надеюсь, у вас больше нет ко мне вопросов?

Вопросов не было. Пусть я вела себя как полная идиотка, сказать было нечего. Хуже: у меня на неделю пропало желание раскрывать рот. Ни за что бы не призналась вслух, но зря я выжала из Сергея это признание.

Он ушел, а я стояла, оглушенная новостями, и не могла переварить услышанное. В моем мирке, вращавшемся вокруг идеи выезда из общежития и расторжения помолвки сестры, Новийские попросту не умещались. У меня будто размерности не хватало на принятие или осуждение таких решений. Внезапно захотелось полностью отказаться от общения с подобными им людьми, лишь бы не втягиваться в странный, путаный мир интриг, где каждое действие рассматривается под разными углами.

Правильно выстроенные и грамотно поданные показания Новийского произвели должный эффект. Было принято решение о переносе слушания для сбора новых улик по делу. Все вышло именно так, как рассчитывал начальник, и порадоваться бы, но я с досадой цокнула языком. Это означало еще раз встретиться в скором времени с Сергеем, а мне было так стыдно за свое поведение, что хоть… извиняйся.

***

— Ты видишь этот потолок? — спросила я, вытягивая вверх руку.

— М? — недоуменно протянул Ванька.

— Безупречно ровный пласт, за который я должна твоему отцу два миллиона рублей и много лет молчаливого рабства.

Второго марта, в день сдачи новостройки жильцам, мы с Иваном Гордеевым лежали в куртках поверх клеенки прямо на полу и таращились в лишенный изъянов потолок единственной комнаты моего жилища. Переступая порог новой квартиры, я надеялась испытать радость или облегчение, ведь теперь у меня было что-то свое, но вместо этого пришло опустошение. Приобретение квартиры обернулось новыми хлопотами, а ведь с момента вступления с должность помощника Гордеева я, порой, едва находила силы доползти до кровати. А тут еще ремонт, временно не работающий лифт (подъем стройматериалов по лестнице), найм рабочих, проверка за ними каждой плиточки… Подумав обо всем этом, я обошла помещения, полюбовалась видом из окна и плюхнулась на пол, вынудив Ваньку последовать собственному примеру. Решила дать обоим хоть минутку отдыха. Заранее.

— Пожалуй, поздравлять тебя с этим было бы странно, — заметил Ванька, повернув ко мне голову.

— А Ритка вот поздравила.

Я задумалась, стоит ли продолжать, но настроение для провокации было, и потому выдала все как есть:

— Поздравила с тем, что под старость лет у меня, наконец, появилось место, где можно безнаказанно разбрасывать презервативы на случай острой необходимости. Без угрозы попасться.

Ванька улыбнулся.

— Моя голубая мечта, — отшутился. — Можем начать прямо сейчас.

Как известно, в каждой шутке лишь доля шутки. Продолжения того, что случилось в домике на турбазе, не было, и разговор об этом не заходил. Казалось совершенно естественным, что все станет лучше, естественнее, гармоничнее после переезда. Мы же собирались жить в соседних подъездах. И вот, это становилось правдой, все более жаркие объятия в машине обретали новый смысл, но я чувствовала, что что-то не так. Иногда мне хотелось спросить у Ваньки, если все так сложно, куда же он водил своих подружек по типу Олеси Александровны? Неужели в отель, как каких-нибудь проституток? Никогда ничего подобного не додумывала и не озвучивала, потому что от одних лишь предположений начинало тошнить. И накатывало разочарование, даже отчаяние какое-то.

— Начинай, — велела, подстегиваемая неожиданно нахлынувшей обидой. Ванька приподнялся на локте, с удивлением глядя на меня.

— На бетоне? Ты серьезно?

— А что тебя смущает?

Смущало его то, что мы не выдержали и пяти минут. Было дико холодно, а утром я заметила в зеркале сбегающую по позвоночнику ниточку из синяков и обозвала себя идиоткой.

Но дело было не только в этом: я все больше убеждалась, что близость нас не скрепляла, а разделяла. Все же Ванька то ли не хотел меня, то ли думал, что я не хочу. А я не знала точно, что за отношения у парней с сексом. Случался ли у них от этой мысли тот же внутренний раскол, что и у меня? И если да, сколько лет назад такой шикарный парень, как Иван Гордеев с ним сталкивался?

Лона говорила, что я слишком помешана на уважении, и Ванька совершенно точно меня уважал, но, может, она была права? Может, именно это губило желание? Может, притащи он меня силком в чертов отель (да хоть обманом), не давай мне выбор в любом вопросе, было бы проще и однозначнее? Я бы, к примеру, приняла его лидерство и успокоилась… а то получалось, будто уздечка у меня, но как с ее помощью править — я не в курсе. Бесспорно, наши отношения с самого начала являлись моей инициативой, и с тех самых пор я определяла их ход и направление. Казалось, скажи я Ваньке уйти, он бы просто кивнул. Я ему нравилась, но и только. Иногда этого было достаточно, а порой — до слез обидно. И не на что было жаловаться. Он проводил со мной много времени, охотно представлял друзьям, помогал Лоне. Его вообще не в чем было упрекнуть. Со стороны он был самым безупречным бойфрендом на свете, а внутренне… да только девушка говорит о чутье на что-то нехорошее, у нее сочувственно спрашивают: «у тебя ПМС?» В моменты слабости внутри просыпался гаденький голосок, который так и повторял: «зажралась ты, Сафри, ну что тебе еще нужно? Дикой и бешеной страсти, что ли? А сама-то выдержишь?» Это язвительное нечто, я предпочитала называть совестью и даже не думала спорить с мерзавкой.