Ульяна Соболева - Я тебя не знаю

– Жалость, значит? А когда сегодня в рот мне стонала и в волосы впивалась – это тоже жалостью было?

– Это побочные эффекты. Не более того. Отголоски.

– Отголоски? А со своим еба…, – осекся, прикусывая щеку, чтоб не выматериться, – с ним тоже отголосками, или только и ждала, когда я уйду, чтоб перед другим мужиком ноги раздвинуть?

Сама не поняла, как ударила по щеке. Так сильно, что ладонь заболела.

– Ждала, понял? Да, бумаги твои подписала и сразу к нему в койку. Дай пройти.

Но он вдруг схватил меня за шею и жадно впился в мой рот губами, настолько неожиданно, что у меня дыхание перехватило, и я пошатнулась, но Кирилл не дал упасть, к себе прижал с такой силой, что затрещали кости. В затылок впился жестокими пальцами и языком в рот насильно, преодолевая сопротивление, вламываясь настолько беспощадно, что у меня по телу волнами электричество. Горячими огненными искрами, и возбуждение от его губ наглых запредельно сильное. В жар бросило. В лихорадку. Глухо застонала и сама в губы его впилась с той же дикостью, в волосы его мягкие, ероша их, стискивая жадными пальцами с такой силой, что их судорогой свело. И тут же отшатнулась назад, испугавшись собственного безумия.

– Отпусти, – шиплю ему в губы, вырываясь в тщетных попытках, но он все равно целует, за губы кусает, а потом сильно ладонью грудь сжал и большим пальцем по напряженному соску провел. Тяжело дыша выдохнул мне в рот:

– Т-ц-ц-ц, это тоже отголоски или от холода?

– Отпусти! – укусила сильно за губу, но Кирилл и не подумал разжать руки, только сильнее грудь сжал, а второй рукой скользнул под подол юбки и сразу между ног, где стало невыносимо влажно, я эту влагу внутренней стороной бедер почувствовала едва он меня к себе привлек. Так властно, так грубо. Когда голод его почувствовала, взрывная волна адреналина и похоти по обнаженным нервам. По сердцу, изнывавшему от тоски по его поцелуям и ласкам.

– И это отголоски? – провел рукой по влажным трусикам, и я опять замахнулась, но он перехватил руку и завел мне ее за спину, уже впиваясь жадным ртом мне в шею, и мне кажется, я снова вверх лечу на качелях. Высоко. Так высоко, что внутри все разрывается от восторга и жажды получить от него больше. Почувствовать его пальцы в себе. Вот эти длинные пальцы с обручальным кольцом, чтобы вошел ими резко и глубоко, продолжая терзать мой задыхающийся рот.

– Эй! Я вас по коридорам ищу!

Отшатнулись друг от друга и вместе обернулись к дочери. Я юбку быстро одернула, прячась за его спиной, а он руки в карманы тут же засунул.

– Вы что, деретесь, что ли? – глаза дочери округлились, смотрит на нас и медаль тоненькими пальцами судорожно сжимает.

– Это похоже на драку? – спросил Кирилл и вытер кровь с губы.

– Ну не знаю, на что это похоже, вам виднее, но вы вообще-то в школе. Ведите себя прилично.

Кирилл ей вдруг подмигнул, и я увидела, как складка между её бровей тут же разгладилась, и глаза засияли.

– Эмммм, вы целовались тут, что ли? Ты пальто свое забыла, ма. Держи. Хотя в папиной куртке ты очень даже ничего смотришься.

Хихикнула, а я куртку Кириллу вернула и пальто натянула, быстро застегивая пуговицы и стараясь не смотреть на Кирилла, который все еще трогал прокушенную губу кончиком пальца и, ухмыляясь, смотрел на меня… того самого пальца, которым. Чееерт. Сволочь. Ненавижу эту его самоуверенность.

– Так! Все! Едем домой. Нагулялись.

Дома я избегала Кирилла, как могла. Насколько это вообще возможно в одной квартире. Закрылась в кабинете, сославшись на работу, а сама прислушивалась к тому, что происходит за стеной. Первое время я все же работала над новым проектом. А потом отложила мышку в сторону и откинулась на спинку стула. До меня доносился голос мужа и младшей дочери на фоне музыки из комнаты старшей. И я почувствовала себя на безымянном острове, окруженная собственными обидами, которые бились о песчаный берег, смывая все замки, которые я там строила, слушая их голоса, смех, пока не уснула в кресле.

Проснулась от того, что меня подняли на руки, даже не проснулась, нет, а именно в полусонном состоянии почувствовала его запах и склонила голову на плечо, обвивая сильную шею руками. Мне же это снится. Когда он в последний раз поднимал меня на руки? А сейчас так осторожно несет, и я не хочу открывать глаза, чтоб не разрушить эту хрупкую иллюзию зарождения чего-то нового или давно забытого старого, но такого щемяще-дикого, что у меня сердце глухо бьется в горле, и, кажется, я взмываю вверх на все тех же дьявольских качелях. Конечно, я с них упаду… но потом. Не сейчас. Не в этот раз. Уткнулась лицом ему в шею, и от запаха захотелось тихо застонать. Как же нереально он пахнет. До боли соскучилась, до невыносимости, до какого-то сумасшедшего исступления. Боже, как я жила без его запаха целый год? Пусть этот коридор никогда не заканчивается. И я чувствую, как он сам втягивает аромат моих волос и сильнее сжимает пальцы на моей спине и под коленями. А потом осторожно укладывает в постель и накрывает одеялом. И хочется резко открыть глаза и закричать: «Не уходи! Кирилл, не уходи, пожалуйста!»

Дверь тихо закрылась, а я беспомощно заревела в подушку, потому что не могу. Гордость проклятая. Не могу простить.

Утром встала пораньше и, прихватив ту самую фотографию, поехала к свекрови. Она долго рассматривала снимок, сидя со мной на кухне и помешивая сахар в чашке с красными маками. Точно такие же чашки они со свекром подарили нам на свадьбу, и снова внутри защемило от нахлынувших воспоминаний, какими счастливыми тогда были.

– Конечно, я их знаю. Это друзья Кира. Трагедия тогда произошла. Кирилл не любит вспоминать об этом. Вот эти два – Вова и Миша, с ним в одном классе учились. Дружили они с начальной школы еще. Им тогда по семнадцать было. Вовка с крыши упал. Они как раз с моря все втроем приехали. На шестнадцатиэтажке вместе по ночам сидели. Место их там было. Как упал, никто не знает. Говорят, оступился и полетел вниз, а Кир с Мишкой даже удержать не успели. Выпили они тогда, – свекровь нахмурилась, вспоминая, – но Вовка сам упал. Парни тут не при чем. К нам и милиция приходила, и расследование было. Мать Вовки проклинала нас тогда, кричала, что это наши сыновья ее Вовку. Конечно, с горя кричала, но все же… страшно слышать такое. Дружбе конец пришел. Мишка в другой город уехал, а Кир… Кир не любил эту тему затрагивать. Я думала, ты знаешь. Года полтора назад, примерно, вдруг решил к Мишке съездить. Потом ко мне пришел с бутылкой водки. Лица на нем не было. На вопросы отвечать не захотел. До утра у меня остался. Я решила, что вы поссорились, но лезть не стала. Ты где фото нашла?

Я пока слушала, внутри все переворачивалось. Нет, я не знала. Мне он ничего не рассказал. И об этих друзьях я впервые слышу. Внутри стало мерзко и тошно – значит, за двадцать лет он так и не счел нужным рассказывать мне то, что причинило ему когда-то боль. Не заслужила я, видать, доверия и откровенности. Чего еще я о нем не знаю? Господи, с каким человеком я жила все эти годы? Что еще он скрывал от меня?