Ульяна Соболева - Я тебя не знаю

Когда проснулся, вначале не понял, где нахожусь, а перед глазами все еще ее волосы светлые и рюкзак кислотного цвета, валяющийся на грязном полу, и какое-то предчувствие мерзкое, от него сосет под ложечкой и курить зверски хочется. Натощак и даже без кофе.

Вышел из кабинета. Прямо у зеркала сотовый Машин лежит. Взял с собой и вернулся обратно. Аккаунт ее вскрыл очень быстро. Запомнил, как вчера Алиса пароль восстанавливала мне и сказала о сотовом с смсками и кодом. Зашел на страницу к дочери. Вначале ничего не насторожило. Полистал вниз. Странные картинки, мрачные записи. От них внутри тоска поднимается. Глухая такая. Безысходность повсюду. Разве в ее возрасте не смотрят на новые шмотки, не сохраняют фото актеров или кадры из сериалов? Что ж везде серость такая. Ни одного светлого цвета. Словно я зашел в помещение без окон и без дверей и кожей чувствую нарастающую панику внутри.

Открыл альбом с фотографиями, там везде синий кит нарисован или одинокие подростки с изрезанными венами, сидящие на крыше. Ее фотографий нет.

Что за… Вернулся снова на страницу. Долго смотрел на надписи. На какие-то странные короткие предложения.

Вбил в поисковик «Синий кит».

От обрушившейся информации зашевелились волосы на затылке, сам не понял, как закурил. Холодный пот по спине градом.

Никаких друзей, кроме странной девочки с аватаркой бабочки с рваными крылышками. Открыл ее сообщения. Только та девочка ей и писала. Больше диалогов нет. Дрожащими руками пролистал на самый верх в начало. Сам еще не понял, что настораживает, но паника продолжала ползти вдоль позвоночника.

– Никому не говорить об этой игре;

– Всегда выполнять мои задания, какими бы они не были;

– За невыполнение любого задания ты исключаешься из игры навсегда, и тебя ждут плохие последствия.

– Я не скажу.

– Мы верим тебе, Маша. Когда готова начать игру?

И снова вниз к последним. Считая, сколько всего долбаных заданий, и на каком этапе сейчас моя дочь.

– Ты должна залезть на крышу, нанести порез на запястья и снять это на видео, – пишет неизвестная моей дочери неделю назад, а я холодным потом обливаюсь.

Новое сообщение увидел от дочери ночью.

– Не получилось тогда на крышу. Простите. Я снова в игре. Завтра все выполню. Вернитесь.

Смотрю файлы из чата и чувствую, как внутри все от паники инеем покрывается. Зашел на страницу гребаного куратора – была в сети больше недели назад. Примерно, когда меня по башке огрели, и я в больнице валялся. Даже за день до этого.

Пальцы сами отбили в сообщении.

– Еще раз, тварь, моей дочери напишешь – я тебя найду и убью суку! Начинай бояться. Я тебе синего кита на заднице выжгу.

Из дома выскочил, натянув куртку на расстегнутую рубашку. Лифт не стал ждать. По ступеням вниз, через одну. Лихорадочно застегиваясь на ходу.

В школе на меня, как на психа, посмотрели, когда я оттолкнул охранника и прорвался в здание. Он за мной, а я к расписанию и теперь уже по ступеням наверх. Дверь в ее класс распахнул, задыхаясь. Учительница мел выронила и, кажется, подпрыгнула на месте, а я взглядом Машу ищу и колотит всего. Увидел – сидит у окна. Даже не смотрит на дверь, пальчиками тоненькими по подоконнику водит, и опять все внутри сжалось. То ли от радости, то ли от боли. Захотелось в охапку ее сгрести и к себе прижать.

Охранник на меня сзади набросился и повалил на пол, а дети повскакивали с мест.

– Полицию вызывайте, Нина Антоновна, быстро. Этот чокнутый мимо меня проскочил без документов. Даже не представился! Быстро звоните!

– Не надо полициюююю, это мой папа!

Я как раз в этот момент охраннику заехал под ребро локтем, пытаясь освободиться. Увидел, как дочь к нам бежит.

– Отпустите его! Это папа мой! Папа!

– Не кричи, Авдеева! Вы почему в кабинет посреди урока врываетесь? Отпустите его.

Учительница кивнула охраннику, и тот разжал пальцы, отпуская меня. Я на дочь смотрю, взгляд вниз на руку забинтованную и снова в глаза.

– Как отца зовут, Маша?

В голове промелькнуло, что меня здесь явно никогда не видели. Даже имени не помнят.

– Кирилл Сергеевич.

– Покиньте кабинет, Кирилл Сергеевич. Если хотите поговорить, то у меня в кабинете после урока.

Я повернулся к ней.

– С вами я потом поговорю. Очень серьезно поговорю. Я забираю дочь.

– Так! Давайте выйдем. Нечего тут при детях угрожать.

Да кто угрожает? Я и не думал. Пока. Мы вышли за дверь в коридор. Охранник все еще не торопился уходить. Смотрел по очереди то на меня, то на Машу, то на Нину Антоновну.

– Идите, Станислав Петрович. Все в порядке. Это отец Авдеевой. Я сама разберусь.

– Разбираться не придется. Я дочь забираю с уроков. Справку, или что там надо, она завтра принесет.

Протянул руку Маше.

– Пошли.

Она некоторое время раздумывала, глядя на меня широко распахнутыми синими глазами, не решаясь подойти, и мне насильно схватить хочется, но я стараюсь себя в руках держать.

– Что за балаган вы устроили, Кирилл Сергеевич? Может, к вам социальных работников отправить? Девочка вас боится.

– Не боюсь я его! – крикнула Маша и сама меня резко за руку взяла и пальцы сжала.

– Я сюда не только социальных работников отправлю, Нина Антоновна. Но не сейчас и не сегодня.

– Не надо социальных работников. Папа из больницы вернулся неделю назад. У него травма серьезная была. Вы простите его, Нина Антоновна. Идем, – дернула меня за руку.

Вышли на улицу вместе, и я на автомате шарф ей на шее завязал и куртку застегнул.

– С рукой что?

– Кот поцарапал.

– Ясно.

Я сжал ее тоненькие пальчики и потащил за собой. Сам не знал, куда веду. В висках пульсирует и дышать нечем. Завел в один из подъездов, лифт вызвал. Наверх поехали. Она ничего не спрашивает, все так же молчит. Я дверь дернул на крышу, психанул, ногой ударил, ломая хлипкий замок, и за собой ее, к самому бортику.

– Папа!

– Мы играем. Тебе ж нравятся такие игры?

Меня колотит всего. Я сейчас с ума сошел от волнения, и это жутко, блядь, понимать, что ребенка можешь потерять в любой момент. Вот так просто играючи.

– Не надо.

– Что не надо?

Стал на парапет и руки раскинул, глядя в расширенные от ужаса глаза. Спиной к бездне стою и цепенею от страха. Дышать нечем на крыше этой.

– Давай и я поиграю. Тебе ж плохо живется. У тебя жизнь неинтересная, да? Так и у меня не сахар. Давай сразу в конец игры. Сразу на последний уровень.

– Папа! – кричит, и по щекам слезы катятся, – я не играла. Я так… я бы не стала. Я… Не надоооо. Я просто… я хотела, чтоб ты с нами, чтоб ты и мама… мне, – всхлипывает, слезами захлебывается, а я спрыгнул и к себе ее рывком прижал. Сильно-сильно. Дурочка маленькая. И я идиот. Полный идиот. Как я сразу-то не понял…