Анастасия Савицкая - Неприкосновенное сердце

Я держала за руку свою дочь и в какой-то момент не хотела находиться тут. Из-за Адама. Я нервничала и была напугана самой жизнью. Не знала до сих пор, как вжиться в роль, которую должна была играть. Я чувствую, что мое сердце что-то испытывает к Адаму, но мозг отвергает это. Но он уходил все время. Наверное, за свою жизнь я привыкла к тому, что мужчины уходят. Всегда. Он ушел, и я, не останавливаясь и не думая ни секунды, ушла также. Но чем Адам отличается от других мужчин? Он также уйдет, а потом все исчезнет. Я не буду удерживать его, но как потом соберу себя воедино? Захочу ли я собрать себя воедино? Пусть мне будет не хватать его запаха и нежности, сделанной из грубости. Его ревности, близкой к безразличию. Но я хочу быть рядом с мужчиной, который будет любить меня, несмотря ни на что. Чушь, что существуют женщины, предпочитающие одиночество. Чушь, что есть женщины, которые не хотят любви и любимой грубости. Но возможно ли встретить человека, который будет с тобой, несмотря ни на что? Который не уйдет, даже когда ты будешь отдаваться его власти без остатка, безоговорочно доверяя его родным рукам.

Мы сходили в ресторан, еще немного погуляли, и когда Оливия устала, направились в отель, и я уложила ее в кровать. Смена поясов плохо отразилась на каждом из нас. Адам сделал заказ в номер, и я смотрела в окно, попивая зеленый чай. На улице начался сильный ветер, и я наблюдала за тем, как несколько людей убегают из улиц, чтобы спрятаться. Ночь. Самое лучшее и в то же время ужасное время суток. Именно ночью чувства человека обостряются, и он начинает чувствовать в сотни раз больше, чем днем. Свидание, прогулки, любовь и признания. Но также слезы, ужас от потери и непреодолимое желание забыться.

«Ужасно хочется сесть и просто поговорить с кем-то по душам. Говорить всю ночь напролет. Смотреть вместе на ночное небо, обсуждать что-то, яростно спорить, молчать. Мне не хватает такого время времяпрепровождения. Безумно не хватает». Фридрих Ницше.

Адам сел возле меня, и я прикоснулась к нему, пропуская его волосы сквозь пальцы. У него были мягкие пряди, и когда я притянула его к себе, он закрыл глаза, охотно подаваясь вперед.

— Зная мой характер, — чуть слышно прошептала я с улыбкой, — тебе нужно иметь много терпения.

— Ди, зная твой характер, — засмеялся Адам, — нужно иметь, кроме терпения, еще и постоянный запах коньяка. — Я улыбнулась и закрыла глаза. — Я расскажу тебе историю, —забрал он у меня чашку, и обнял. — Маленькая птичка летела на юг, чтобы перезимовать. Было так холодно, что она замерзла и упала на землю в большом поле. Пока она там лежала, мимо прошла корова. Лежа в коровьей лепешке, птичка вдруг поняла, как ей тепло. К жизни ее вернуло то, что мы всегда скрываем. Птичке вдруг стало так хорошо, что она запела, чтобы выразить свою радость. Пробегавшая мимо кошка услышала пение и решила разобраться, в чем тут дело. Следуя к источнику звука, кошка нашла птичку, раскопала ее и съела.

— И что ты хотел мне сказать? — удивленно посмотрела я на него. — Что в жизни и так много дерьма? Это я знаю без этой истории.

— Нет, — слышала я его улыбку. — Не каждый, кто нагадил на нас, наш враг. Не каждый, кто достает нас из дерьма, наш друг. И даже когда ты глубоко в нем, лучше держать рот закрытым.

Я провела рукой по его щеке, и мы не сводили глаз друг с друга. Адам не шевелился, а я исследовала каждый дюйм его лица. Его слегка небритую щетину и очертание губ, которые хотелось поцеловать. Когда я положила свою ладонь на грудь Адама, считая удары его сердца, он уткнулся лицом в мою шею.

Адам приучил мое тело к своим рукам. Я знала это. Я чувствовала, что оно знает его, и все во мне в какой-то степени его. Я обнимала его шею, а он держал меня в своих руках.

— Я не хочу, чтобы ты исчезла, Донна. Я готов бежать и отдать все, чтобы все вернулось на свои места, — сильнее я прижалась к нему. — Я помню все. Помню касание губ, и как по венам текла боль сладких мук. Я тебя буду ждать. Всегда, слышишь?

— Да, — прошлась я краткими поцелуями по его виску, щеке, а затем снова вернулась к шее. — Я слышу тебя, Адам.

— Я так часто задавал себе вопрос, почему ты не уходишь. Особенно по ночам, просыпаясь рядом из-за того, что ты шевельнулась или сильнее прижалась ко мне. А когда ты все-таки ушла, бессонница стала моим постоянным попутчиком. Обиды и страх отошли на второе место, ведь на первом была твоя безопасность. Я вспоминал, как ты отдавалась мне без остатка, и я сходил с ума от понимания этого. Наши отношения были разные, но все же прочны. Они были в приоритете для нас обоих, и между нами было немое понимание этого.

— Послушай, — положила я его руку на биение своего сердца. — Сейчас в моем пульсе бьется твое имя.

То прошлое, которое мы будем вспоминать в будущем, и есть наше настоящее. Я не знаю, стала ли тем человеком, которым хотела и видела в детских мечтаниях. Но одно я знала точно — я получила любовь, о которой всегда мечтала.

— Зачем ты меня отпустил?

— Ты начала управлять мной. Если ты не можешь отказать себе в чём-либо, например, в мороженом, то мороженое начинает управлять тобой. Если ты ограничиваешь себя в мороженым, то оно имеет над тобой двойной контроль. Поскольку теперь к дискомфорту по поводу его отсутствия примешивается ненависть к себе и чувство вины в случае, если ты не смог удержаться. Если же полностью отрицать мороженое, то оно властвует над тобой, ведь ему удалось отрезать кусочек твоей реальности. Борющийся за демократию оппозиционер никогда не станет свободным гражданином — он раб борьбы. Монах-аскет никогда не победит «страсть плоти» — он останется рабом отрицания.

— Но ведь мудрость заключается в балансе, — сказала я. — Между фатальным экстазом и самоограничением можно найти баланс.

— Да, — поцеловал он мои волосы. — И я понял это только благодаря тебе.

— Почему ты ушел, когда узнал об Оливии? Если ты любил меня долгое время, то наверняка знал, что у меня есть дочь.

— Донна...

— Нет, — смотрела я Адаму в глаза. — Я хочу знать. Я заслуживаю знать.

— Тебе будет больно, — видела я борьбу в его глазах.

— Мне и так больно, — сорвалась с места я. — От незнания мне больно.

— Ты не жила с Оливией все время. Ты отдала ее на воспитание другой семье, а когда ее родители погибли в автокатастрофе, забрала назад.

Ощущение вакуума. Будто нет ни звуков вокруг, ни воздуха в легких. Я хотела, чтобы мое сердце остановилось, но нет, оно стучало. Громче, чем в остальное время. Пытаясь словить губами воздух, я упала на пол и зажала рукой молчаливый крик, который издавала.

Я никогда не думала, что может быть так больно. Что можно чувствовать столько всего одновременно. Мир — иллюзия. Раньше я считала, что треть населения этой планеты — это бесформенная масса, которая считает, что, посмотрев телевизор, они личность. И так я никогда в жизни не думала, что душа может болеть. Я была уверена, что у меня нет души, и вдруг благодаря одному человеку мой мир перевернулся с ног на голову.