Анастасия Савицкая - Неприкосновенное сердце

— Ты готова? — спрашивает Эмили, входя в спальню. — Нам нужно выезжать.

— Да, — качнула я головой. — Ты в порядке?

— Я рядом, Ди.

— Хочешь уволиться? — улыбаюсь я, поднимаясь с места.

— Все идет к тому. Но дело в том, что ты будешь звонить мне 24 часа в сутки, говоря, — Эмили прочищает горло, и ее голос становится выше, имитируя мой. — Блин, Эмили, я опять в дерьме. Исправь все это.

На Востоке существует поверье, что птицы не умеют грустить, так как награждены вечной свободной. Когда они в чем-то разочаровываются, то надолго улетают в небо. Чем выше, тем лучше. Летят с уверенностью в том, что стремительный полет приблизит их к новому счастью. Порой я думаю, что людям есть чему поучиться у птиц. Крыло ведь всегда может быть сломано, но от того, что ты бездыханный упадешь на землю, ничем не выиграешь.

«И однажды ты посмотришь назад и поймешь, что весь полученный тобой опыт, каждая кажущаяся ошибка или тупик на самом деле были прямой дорогой к той тебе, какой ты и должна была стать». Рей Гринберг.

Мы проходили сквозь решетки и железные врата. Меня проверили на металлоискателе, и каждый раз я не понимала, почему именно моя семья что-то переживает. Почему любовь не может быть сильной и даже вечной без чего-то пережитого? Почему все романы повествуют лишь о том, что на самом деле в конце какие-то отношения должны себя оправдать, обязательно должна присутствовать драма. Что мы все время ищем, даже когда возвращаемся назад?

«Жизнь изменяется не числом вдохов-выдохов, а моментами, когда захватывает дух». Джордж Карлин.

Я сидела на холодном кресле, и мне было ужасно одиноко. Я не могла понять, как тут все еще дышит Адам. Как он, человек со своей натурой, до сих пор не взвыл тут волком. Теперь, когда все вернулось на свои места, я снова вспомнила всю палитру чувств, которые испытывала рядом с этим человеком. Любовь, ненависть, нежность, жесткость, бесконечное желание и абсурдную зависимость быть рядом. Я послала бы в ад самого дьявола, чтобы только почувствовать еще хотя бы раз его руки на себе. Ты ощущаешь счастье, а потом дикую боль, когда оно исчезает без остатка. Мы не сможем забыть таких людей, и это разница между теми, в кого мы порой влюбляемся, и кто предназначен для нас.

Я долго не выдержала и подорвалась с места, опираясь спиной на металлическую дверь, отчего целый ряд засовов впираются мне в спину.

— Донна, — услышала я голос единственного человека на целой планете, который вызывает столько пожара и спокойствия одновременно.

— Адам.

— Я не могу, Донна, — делает он два шага назад. — Я не подхожу тебе. И мне нечего предложить тебе, кроме своей защиты. Но моя защита — это жесткость.

— Я согласна, — вздохнула я, подходя ближе, пока мои руки не обняли его за талию. — У тебя в прошлом было много жестокости, но все же ты остался человеком, пусть и не целиком. Ты рискуешь собой ради тех, кто тебе дорог. И за то время, что мы были вместе, ты дал возможность понять гораздо больше, чем другие за всю мою жизнь. Да, мы были вместе, я просто поздно это поняла. Ты прикасаешься ко мне, и я чувствую себя живой.

Я глубоко вдыхаю, наполняя воздухом свои легкие. Адам неуверенно поднимает свою руку и проводит ею по моей щеке. От этого движения по моему телу пробегает дрожь, которая скорее мучительная, чем приятная. Я закрываю глаза, усиливая хватку своих рук на его одежде, и считаю до десяти, чтобы успокоиться. Он так близко, и его губы касаются моего правого виска. Мое дыхание сбивается, и, к моему удивлению, его тоже. Адам обхватывает ладонями мое лицо и наклоняется, так, чтобы наши лица почти соприкасались.

Однажды ты встречаешь его. Правильно человека. Он перевернет всю твою жизнь. Твое мышление и религию. Он переделит твою жизнь на две части, и все изменится. Больше ничего не будет, как прежде, и прошлая жизнь останется лишь мгновениями на фото. И самое главное — изменишься ты сам, и больше не захочешь возвращаться.

— Я не позволю уйти, если ты скажешь мне «да». Никогда. Я могу делать все по-своему и злиться. В моем сердце осталось буквально одна капля, которая не была пропитана тобой, и, если это случится, я не смогу жить без тебя. Если ты уйдешь снова, я умру, Донна.

— Я хочу, чтобы ты был счастлив, — прошептала я, прикоснувшись своими губами к его, не отводя взгляд. — И я выбираю нас. Навсегда.

«Признаюсь вам, что чем дольше я живу, тем яснее понимаю, что главное в жизни — это твердо знать, чего ты хочешь, и не позволять сбить себя с толку тем, кому кажется, будто они знают лучше». Пэлэм Грэнвил Вудхаус.

— Я рада, что повстречала мужчину. Что повстречала тебя, Адам. Я целую вечность не улыбалась при мысли о ком-то. По правде, я вообще никогда не улыбалась при мысли о ком-то, кроме тебя. Ты — мое чудо. И я стала видеть его повсюду. Да, мы делали глупости и совершали дурные поступки. Я не хотела помнить, и прости, что ты вошел в момент тех воспоминаний. Ты самый неудержимый человек, с которым я знакома. И мне нравится, что ты не уступаешь мне. В моем окружении никогда не было такого мужчины, и ты стал мне просто необходим.

Адам поднимает меня на руки, отрывая мои ноги от пола. Я вздрагиваю и закрываю глаза лишь на долю секунды. Глаза Адама темнеют, и он смотрит на меня, когда огрубевшие кончики его пальцев скользят по моему лицу, убирая несколько прядей волос.

— Ты выглядишь слегка ошеломленной, — слышу я его улыбку.

— Это не так, — усмехаюсь я в ответ.

Он целует меня в висок, затем прокладывая дорожку поцелуев к моим губам. Я прижимаюсь к нему всем телом. Адам Майколсон — это идеальное сочетание мышц, сексуальности и нежности. Он обнажает меня. Обнажает мои чувства и тело. И самое удивительное, что я позволяю делать это с собой.

— Тогда как?

— И истощена самой жизнью, — отвечаю я честно. — Но сейчас все идеально. Сейчас все именно так, как и должно быть.

«Она прогоняла его холод, а он охлаждал ее жар». Карен Мари Монинг.

Его плечи расслабляются, и он улыбается немного вымученной улыбкой.

— Я тебя не звал.

— Я не играю по твоим играм, Майколсон, — убираю я его светлые пряди волос с лица. — Я больше не разваливаюсь на части, и теперь мы, кажется, равны.

— Если бы не камеры, мы сыграли бы по моим правилам.

— И мы сыграем, — целую я его. — Мы будем играть всю жизнь.

Когда ты любишь человека, секс перестает быть чем-то грязным и в плохом смысле пошлым. Ты становишься связанной с другим человеком на каком-то уровне. Этого человека не сравниваешь с семьей, друзьями или даже дочерью. Это что-то другое. Вы живете порознь, работаете, порой даже делаете друг другу до невыносимости больно, но вы связаны. Говорят, что такие люди встречаются нам в течение всей жизни. Но я не верю в это. Я думаю, что если вы встретите такого человека хотя бы однажды, то это уже больше, чем можно желать. Вы можете быть знакомы всю жизнь, прежде чем понять, что он тот правильный человек, или совсем наоборот — появляется из ниоткуда, при странных и совершенно нелепых обстоятельствах, но в конце концов это также происходит. И вот однажды, выйдя утром на балкон или просто во двор, ты понимаешь, что даже воздух изменился. На улице может быть та же погода, но пахнет иначе. Уже сильнее всего обжигает не солнце, и не ветер целует твои плечи. Ты прощаешь, несмотря ни на что. Ты прощаешь, даже когда нельзя всего прощать. Кто-то верит, что это обстоятельства, удача, или судьба. Но я думаю, что это просто лимит. В один момент ты понимаешь, что вот-вот будет лимит твоего желания видеть вечную зиму, как вдруг — он. Тогда и наступает ваше лето.