Колин Маккалоу - Поющие в терновнике - английский и русский параллельные тексты

"Show us!" - Покажи-ка! "Yes, show us!" Hughie giggled, outflanking her. - Да, да, покажи! - со смехом подхватил Хьюги, забежав с другого боку. She clasped the doll against her chest and shook her head. Мэгги прижала куклу к груди, замотала головой: "No, she's mine! - Нет! Она моя! I got her for my birthday!" Мне ее подарили на рожденье! "Show us, go on! - А ну, покажи! We just want to have a look." Мы только поглядим! Pride and joy won out. Г ордость и радость взяли верх над осторожностью. She held the doll so her brothers could see. Мэгги подняла куклу, пускай братья полюбуются. "Look, isn't she beautiful? - Смотрите, правда, красивая? Her name is Agnes." Ее зовут Агнес. "Agnes? - Агнес? Agnes?" Агнес? Jack gagged realistically. - Джек очень похоже изобразил, будто подавился. "What a soppy name! - Вот так имечко, сю-ю! Why don't you call her Margaret or Betty?" Назвала бы просто Бетти или Маргарет. "Because she's Agnes!" - Нет, она Агнес. Hughie noticed the joint in the doll's wrist, and whistled. Хьюги заметил, что у куклы запястье на шарнире, и присвистнул. "Hey, Jack, look! - Эй, Джек, гляди! It can move its hand!" Она может двигать руками! "Where? - Да ну?

Let's see."	Сейчас попробуем.
"No!"	- Нет-нет!
Meggie hugged the doll close again, tears forming.	- Мэгги опять прижала куклу к груди, на глаза навернулись слезы.
"No, you'll break her!	- Вы ее сломаете.
Oh, Jack, don't take her away-you'll break her!"	Ой, Джек, не тронь, сломаешь!
"Pooh!"	- Пф-ф!
His dirty brown hands locked about her wrists, closing tightly.	- Чумазыми смуглыми лапами Джек стиснул запястья сестры.
"Want a Chinese burn?	- Хочешь, чтоб я тебе самой руки выкрутил?
And don't be such a crybaby, or I'll tell Bob."	И не пищи, плакса, а то Бобу скажу.
He squeezed her skin in opposite directions until it stretched whitely, as Hughie got hold of the doll's skirts and pulled.	- Он стал разнимать ее руки с такой силой, что они побелели, а Хьюги ухватил куклу за юбку и дернул.
"Gimme, or I'll do it really hard!"	- Отдай, а то хуже будет.
"No!	- Не надо, Джек!
Don't, Jack, please don't!	Ну пожалуйста!
You'll break her, I know you will!	Ты ее сломаешь, я знаю, сломаешь!
Oh, please leave her alone!	Ой, пожалуйста, оставь ее!
Don't take her, please!"	Не тронь, ну пожалуйста!
In spite of the cruel grip on her wrists she clung to the doll, sobbing and kicking.	Ей было очень больно, она всхлипывала, топала ногами и все-таки прижимала куклу к груди.
"Got it" Hughie whooped, as the doll slid under Meggie's crossed forearms.	Но под конец Агнес выскользнула из-под ее рук. - Ага, есть! - заорал Хьюги.
Jack and Hughie found her just as fascinating as Meggie had; off came the dress, the petticoats and long, frilly drawers.	Джек и Хьюги занялись новой игрушкой так же самозабвенно, как перед тем их сестра, стащили с куклы платье, нижние юбки, оборчатые штанишки.
Agnes lay naked while the boys pushed and pulled at her, forcing one foot round the back of her head, making her look down her spine, every possible contortion they could think of.	Агнес лежала нагишом, и мальчишки тянули ее и дергали, одну ногу задрали ей за голову, а голову повернули задом наперед, сгибали и выкручивали ее и так и сяк.
They took no notice of Meggie as she stood crying; it did not occur to her to seek help, for in the Cleary family those who could not fight their own battles got scant aid or sympathy, and that went for girls, too.	Слезы сестры их ничуть не трогали, а Мэгги и не подумала где-то искать помощи: так уж было заведено в семье Клири - не можешь сам за себя постоять, так не надейся на поддержку и сочувствие, даже если ты девчонка.
The doll's golden hair tumbled down, the pearls flew winking into the long grass and disappeared.	Золотые куклины волосы растрепались, жемчужинки мелькнули в воздухе и пропали в густой траве.
A dusty boot came down thoughtlessly on the abandoned dress, smearing grease from the smithy across its satin.	Пыльный башмак, который недавно топал по кузнице, небрежно ступил на брошенное платье -и на шелку остался жирный черный след.

Meggie dropped to her knees, scrabbling frantically to collect the miniature clothes before more damage was done them, then she began picking among the grass blades where she thought the pearls might have fallen.	Мэгги поскорей опустилась на колени, подобрала крохотные одежки, пока они не пострадали еще больше, и принялась шарить в траве - может быть, найдутся разлетевшиеся жемчужинки.
Her tears were blinding her, the grief in her heart new, for until now she had never owned anything worth grieving for.	Слезы слепили ее, сердце разрывалось от горя, прежде ей неведомого, - ведь у нее никогда еще не бывало ничего своего, о чем стоило бы горевать.
Frank threw the shoe hissing into cold water and straightened his back; it didn't ache these days, so perhaps he was used to smithying.	Фрэнк швырнул шипящую подкову в холодную воду и выпрямился; в последние дни спина не болела - пожалуй, он привыкает наконец бить молотом.
Not before time, his father would have said, after six months at it.	Давно пора, сказал бы отец, уже полгода работаешь в кузнице.
But Frank knew very well how long it was since his introduction to the forge and anvil; he had measured the time in hatred and resentment.	Фрэнк и сам помнил, как давно его приобщили к молоту и наковальне; он мерил эти дни и месяцы мерою обиды и ненависти.
Throwing the hammer into its box, he pushed the lank black hair off his brow with a trembling hand and dragged the old leather apron from around his neck.	Теперь он швырнул молот в ящик для инструментов, дрожащей рукой отвел со лба прядь черных прямых волос и стянул через голову старый кожаный фартук.
His shirt lay on a heap of straw in the corner; he plodded across to it and stood for a moment staring at the splintering barn wall as if it did not exist, his black eyes wide and fixed.	Рубашка лежала в углу на куче соломы; он медленно побрел туда и стоял минуту-другую, широко раскрыв черные глаза, смотрел в стену, в неструганые доски, невидящим взглядом.
He was very small, not above five feet three inches, and thin still as striplings are, but the bare shoulders and arms had muscles already knotted from working with the hammer, and the pale, flawless skin gleamed with sweat.	Он был очень мал ростом, не выше пяти футов и трех дюймов, и все еще по-мальчишески худ, но обнаженные руки уже бугрились мышцами от работы молотом и матовая, безупречно чистая кожа лоснилась от пота.
The darkness of his hair and eyes had a foreign tang, his full-lipped mouth and wide-bridged nose not the usual family shape, but there was Maori blood on his mother's side and in him it showed.	Из всей семьи его выделяли темные волосы и глаза, пухлые губы и широкое переносье тоже были не как у других, но это потому, что в жилах его матери текла толика крови маори - она-то и сказалась на облике Фрэнка.
He was nearly sixteen years old, where Bob was barely eleven, Jack ten, Hughie nine, Stuart five and little Meggie three.	Ему уже скоро шестнадцать, а Бобу только-только минуло одиннадцать, Джеку - десять, Хьюги -девять, Стюарту - пять и малышке Мэгги - три.
Then he remembered that today Meggie was four; it was December 8th.	Тут он вспомнил: сегодня восьмое декабря, Мэгги исполняется четыре.
He put on his shirt and left the barn.	Он надел рубашку и вышел из сарая.
The house lay on top of a small hill about one hundred feet higher than the barn and stables.	Их дом стоял на вершине невысокого холма, от сарая - он же конюшня и кузница - до него с полсотни шагов.

Like all New Zealand houses, it was wooden, rambling over many squares and of one story only, on the theory that if an earthquake struck, some of it might be left standing.	Как все дома в Новой Зеландии, он был деревянный, нескладный, всего лишь одноэтажный, зато расползался вширь: случись землетрясение, хоть что-нибудь да уцелеет.
Around it gorse grew everywhere, at the moment smothered in rich yellow flowers; the grass was green and luxuriant, like all New Zealand grass.	Вокруг дома густо росли кусты утесника, сейчас щедро осыпанные ярко-желтыми цветами; и трава зеленая, сочная, настоящая новозеландская трава.
Not even in the middle of winter, when the frost sometimes lay unmelted all day in the shade, did the grass turn brown, and the long, mild summer only tinted it an even richer green.	Даже среди зимы, когда, случается, в тени весь день не тает иней, трава никогда не буреет, а долгим ласковым летом ее зелень становится еще ярче.
The rains fell gently without bruising the tender sweetness of all growing things, there was no snow, and the sun had just enough strength to cherish, never enough to sap.	Дожди идут тихие, спокойные, не ломают нежных ростков и побегов, снега никогда не бывает, а солнце греет как раз настолько, чтобы взлелеять, но не настолько, чтоб иссушить.
New Zealand's scourges thundered up out of the bowels of the earth rather than descended from the skies.	Грозные стихии в Новой Зеландии не разят с небес, но вырываются из недр земли.
There was always a suffocated sense of waiting, an intangible shuddering and thumping that actually transmitted itself through the feet.	Горло всегда перехвачено ожиданием, всегда ощущаешь под ногами неуловимую дрожь, глухие подземные раскаты.
For beneath the ground lay awesome power, power of such magnitude that thirty years before a whole towering mountain had disappeared; steam gushed howling out of cracks in the sides of innocent hills, volcanoes spumed smoke into the sky and the alpine streams ran warm.	Ибо там, в глубине, таится невообразимая устрашающая сила, сила столь могучая, что тридцать лет тому назад она смела с лица земли огромную гору; в безобидных на вид холмах разверзлись трещины, с воем и свистом вырвались столбы пара, вулканы изрыгнули в небо клубы дыма, и воды горных потоков обжигали.
Huge lakes of mud boiled oilily, the seas lapped uncertainly at cliffs which might not be there to greet the next incoming tide, and in places the earth's crust was only nine hundred feet thick.	Маслянисто вскипали огромные озера жидкой грязи, волны неуверенно плескались о скалы, которых, быть может, они уже не найдут на прежнем месте в час нового прилива, и толщина земной коры кое-где не превышала девятисот футов.
Yet it was a gentle, gracious land.	И все же это добрая, благодатная земля.
Beyond the house stretched an undulating plain as green as the emerald in Fiona Cleary's engagement ring, dotted with thousands of creamy bundles close proximity revealed as sheep.	За домом раскинулась чуть всхолмленная равнина, зеленая, точно изумруд на кольце Фионы Клири - давнем подарке жениха; равнина усеяна тысячами белых пушистых комочков, только вблизи можно разглядеть, что это овцы.
Where the curving hills scalloped the edge of the light-blue sky Mount Egmont soared ten thousand feet, sloping into the clouds, its sides still white with snow, its symmetry so perfect that even those like Frank who saw it every day of their lives never ceased to marvel.	За волнистой линией холмов голубеет небо и на десять тысяч футов вздымается гора Эгмонт, уходя вершиной в облака, ее склоны еще побелены снегом и очертания так правильны, так совершенны, что даже те, кто, как Фрэнк, видит ее всю жизнь, изо дня в день, не устают ею любоваться.
It was quite a pull from the barn to the house, but Frank hurried because he knew he ought not to be going; his father's orders were explicit.	Подъем к дому довольно крутой, но Фрэнк торопится, он знает, что отлучаться из кузницы ему сейчас не положено: у отца правила строгие.

Читать дальше