Дэвид Левитан - Каждый новый день

Я оставляю ему мечту. Может быть, это и жестоко, но есть у меня робкая надежда, что эта мечта поможет Джорджу вырваться из затхлого мирка его дома.

На следующее утро мне везет больше. Родители Суриты в отъезде, а сама она оставлена на попечение своей девяностолетней бабушки. Бабушке же все равно, чем она занимается, лишь бы не мешала ей смотреть любимые передачи по кабельному каналу. Я всего в часе езды от Рианнон, и, чтобы все не закончилось вызовом к директору за бесконечные пропуски занятий, мы договариваемся встретиться после школы в «Клевере».

У нее полно планов.

– Родителям я сказала, что останусь у Ребекки, а всем остальным – что на выходные уезжаю к бабушке; так что теперь я свободна как ветер. Сегодня я действительно буду у Ребекки, а завтра… на завтра я придумала, куда мы поедем.

Я говорю, что этот план мне нравится.

Мы идем в парк. Гуляем, забираемся на гимнастическую стенку, разговариваем. Я вижу, что в женском теле нравлюсь ей меньше, но не заостряю внимание на этой мелочи. Она со мной, ей весело, и это все, что мне нужно.

О Джастине мы не вспоминаем. Как не говорим и о том, где я окажусь завтра. Мы не говорим о главном: как жить дальше.

Отключаемся от всего и наслаждаемся только друг другом.

Ксавье Адамс и представить себе не мог, что в эту субботу его планам суждено поменяться самым кардинальным образом. На двенадцать часов назначена репетиция, но как только он выходит из дома, сразу звонит режиссеру и говорит, что подхватил грипп. Думает, что за сутки придет в норму. Режиссер – человек понимающий, к тому же в «Гамлете» Ксавье играет Лаэрта и в пьесе хватает сцен, не требующих его присутствия. Так что Ксавье на сегодня свободен… и он тут же отправляется к Рианнон.

Она оставила мне инструкции, как ее найти, но не сказала, куда же я в конце концов попаду. Почти два часа я еду на запад, в глубь штата Мэриленд. Наконец дорога приводит меня к маленькой хижине, укрывшейся в самой гуще леса. Если бы перед ней не стояла машина Рианнон, я бы решил, что безнадежно заблудился.

Она ждет меня в дверях. Выглядит возбужденной и счастливой. Я по-прежнему не представляю, где нахожусь.

– Сегодня ты просто красавец, – сообщает она, когда я подхожу ближе.

– Папа – французский канадец, мама – креолка, – говорю я. – Но по-французски не понимаю ни слова.

– На этот раз не выскочит откуда-нибудь твоя мама?

– Не должна.

– Отлично. Значит, никто меня за это не убьет.

И она горячо целует меня. Я отвечаю ей с таким же пылом. И неожиданно наши тела начинают говорить за нас. Мы перешагнули порог, мы уже в хижине. Но я не вижу комнаты: я вижу только ее, чувствую только вкус ее губ, прижимаюсь к ней, а она прижимается ко мне. Она срывает с меня куртку, мы скидываем обувь, она толкает меня. Я запинаюсь о край кровати, и мы неуклюже заваливаемся на постель. Я оказываюсь внизу, она обхватывает меня за плечи, и поцелуй длится, длится и длится. Горячее дыхание, жар наших нагих тел (рубашки сброшены!), смех, счастливый шепот… Я чувствую, как бесконечность тихо открывается, и вот она уже прикоснулась к нам самым нежным своим касанием.

Наконец я отрываюсь от нее и смотрю ей в лицо. Она замирает и смотрит в лицо мне.

– Привет, – говорю я.

– Привет, – отвечает она.

Я глажу ее лицо, провожу пальцами по ключицам. Она гладит меня по плечам, по спине.

Впервые я оглядываюсь по сторонам. В хижине всего одна комната; удобства, скорее всего, где-нибудь на задворках. По стенам развешаны оленьи головы, они смотрят на нас сверху стеклянными глазами.

– Где мы? – спрашиваю я Рианнон.

– Это охотничий домик моего дяди. Он сейчас в Калифорнии, и я решила, что можно спокойно вломиться сюда без приглашения.

Оглядываюсь: окна вроде бы целы.

– Ты именно вломилась?

– Ну, у меня есть запасной ключ.

Ее рука пробегает по островку волос на моей груди и замирает у сердца. Я нежно поглаживаю ее талию.

– Какой гостеприимный домик! – улыбаюсь я.

– А прием гостей еще не окончен, – отвечает она. И мы вновь прижимаемся друг к другу.

Я позволяю ей вести. Я позволяю ей расстегнуть пуговицу на моих джинсах. Потом позволяю расстегнуть молнию. Потом смотрю, как она сама снимает лифчик. Я следую за ней, я подчиняюсь, и с каждым движением напряжение нарастает. Как далеко все зайдет? Как далеко все должно зайти?

Я понимаю, что наша нагота должна что-то означать. Я знаю, что нагота – это и высшая степень доверия друг другу, и желание близости одновременно. Мы заходим так далеко, когда нам больше нечего скрывать. Я хочу ее. И она хочет меня. Но я боюсь.

Наши движения, поначалу лихорадочные, постепенно замедляются, и мы движемся, словно во сне. На нас уже нет никакой одежды, мы прикрыты только простынями. Хоть это и не мое тело, но она хочет его.

А я чувствую себя обманщиком.

Вот что меня гнетет. Вот в чем причина моих колебаний. Сейчас я здесь, я с ней. Но завтра меня может с ней не быть. Сегодня я могу наслаждаться близостью, вот прямо сейчас. Но что будет завтра, я не знаю. Завтра меня здесь не будет.

Я хочу спать с ней. Я хочу спать рядом с ней!

Но хочу проснуться завтра утром тоже рядом с ней.

Мое тело готово. Я вот-вот взорвусь. Когда Рианнон спрашивает, хочу ли я ее, я знаю, как бы оно ответило.

Но я отказываюсь. Я говорю, что мы не должны. Пока нельзя. Не сейчас.

Хотя спрашивала она искренне, все же мой ответ ее удивляет. Она отстраняется и вглядывается в мое лицо.

– Ты серьезно? Я хочу, правда. Если ты думаешь обо мне, то не волнуйся. Я… подготовилась.

– Мне кажется, мы не должны.

– Ну хорошо, – бормочет она, отодвигаясь еще дальше.

– Дело не в тебе, – говорю я ей. – И не потому, что я не хочу.

– Да почему же, почему?

– Я чувствую, что это неправильно.

Похоже, мой ответ ее сильно обидел.

– О Джастине я сама побеспокоюсь, – резко отвечает она. – Сейчас здесь только ты и я. Это совсем другое.

– Но здесь не только ты и я. Есть еще Ксавье.

– Ксавье?

Я показываю на себя:

– Это же – Ксавье.

– Вот оно что…

– Он никогда раньше этого не делал, – виновато объясняю я. – Мне кажется, что это как-то неправильно… ну, если это у него в первый раз, а он даже и не узнает. Я как будто лишаю его чего-то важного.

Я понятия не имею, девственник он или нет. И не собираюсь проверять его память. Просто это выглядит достаточно правдоподобной причиной для отказа и не задевает ее гордость.

– Вот оно что… – повторяет Рианнон. Она снова придвигается ко мне и уютно устраивается у меня под боком: – Значит, ты думаешь, он бы возражал?

Тело реагирует должным образом. Тоже приятно, конечно, но все же это не то.

– Я поставила будильник, – бормочет Рианнон. – Можно поспать.